Патриция Корнуэлл - В объятиях смерти
- Они всегда найдут, за что тебя осудить. Ну, знаете, за то, что вы едите, что пьете или с кем встречаетесь.
- Вы совершенно правы, люди бывают несправедливы и злы.
- Черт с ними!
Он снова уселся в тени своего убежища с рядами бутылок, тогда как мою макушку вовсю припекало солнце.
- О'кей, - сказал он. - Значит, вы врач Стро. Что вы хотите узнать, если не возражаете против моего вопроса?
- Ее смерти предшествовали некоторые обстоятельства, совершенно сбивающие с толку, - сказала я. - Я надеюсь, что ее друзья могли бы кое-что прояснить...
- Подождите минутку, - прервал он, выпрямляясь на стуле. - Говоря врач, какую специализацию вы имеете в виду?
- Я осматривала ее...
- Когда?
- После ее смерти.
- О, черт! Вы говорите, что вы гробовщик? - недоверчиво спросил он.
- Я судебный патологоанатом.
- Следователь?
- Более или менее.
- Надо же, будь я проклят. - Он оглядел меня с ног до головы. Никогда бы не догадался.
Я не знала - комплимент это или наоборот.
- Они всегда посылают этих... судебных патологоанатомов вроде вас вынюхивать информацию, как вы это сейчас делаете?
- Никто меня не посылал. Я приехала по собственной инициативе.
- Зачем? - спросил он. Его глаза снова потемнели от подозрений. - Вы проделали чертовски долгий путь.
- Я хочу выяснить, что с ней произошло. Мне это очень нужно.
- Вы говорите, что полицейские не посылали вас?
- У полиции нет полномочий посылать меня куда бы то ни было.
- Здорово, - засмеялся он, - мне это нравится.
Я протянула руку за своим стаканом.
- Шайка задир. Им кажется, что они начинающие Рембо. - Он затушил свою сигарету. - Пришли сюда в своих резиновых перчатках. Бог ты мой! Представьте себе, как это выглядит хотя бы с точки зрения наших клиентов. Пришли навестить Брента - он был у нас официантом. Господи, он умирает - а они что делают? Задавая свои дерьмовые вопросы, мерзавцы одели хирургические маски и встали в десяти футах от его кровати, как будто он тифозная Мери. Клянусь Богом, даже если бы я знал что-нибудь насчет Берил, я бы не уделил им ни секунды своего времени.
Имя угодило в меня, как мелкий камушек, и когда наши глаза встретились, я знала, что он понял значение того, что сказал.
- Берил? - спросила я.
Он молча откинулся на своем стуле.
Я нажала на него:
- Вы знали, что ее звали Берил?
- Как я уже сказал, полицейские здесь задавали вопросы, говорили о ней. - Он неловко зажег другую сигарету, избегая встречаться со мной взглядом. Мой друг бармен оказался очень плохим лжецом.
- Они говорили с вами?
- Нет. Я улизнул, когда увидел, что здесь происходит.
- Почему?
- Я говорил вам. Не люблю полицейских. У меня есть "барракуда", побитый кусок дерьма, на котором я езжу еще с тех пор, как был ребенком. По какой-то причине они всегда норовят меня поддеть. Все время всучивают мне квитанции то за одно, то за другое, выпендриваются со своим большими пушками и темными очками, как будто сами себе кинозвезды в своих же собственных телевизионных сериалах или что-то в этом роде.
- Вы знали ее имя, еще когда она была здесь, - сказала я спокойно, вы знали, что ее зовут Берил Медисон задолго до того, как пришла полиция.
- Ну и что, если так? Большое дело?
- Она очень старалась скрыть свое имя, - ответила я с чувством. Очень не хотела, чтобы люди здесь знали, кто она такая. Она не говорила людям настоящее имя. Платила за все наличными, чтобы не использовать кредитные карточки, чеки - все что могло идентифицировать ее. Она была напугана, спасалась бегством. И не хотела умирать.
Бармен смотрел на меня широко раскрытыми глазами.
- Пожалуйста, расскажите мне все, что вы знаете. Пожалуйста. Я чувствую, что вы были ее другом.
Он молча встал, вышел из-за стойки бара и, повернувшись спиной ко мне начал собирать пустые бутылки и другой мусор, который молодежь разбросала по настилу.
Я в молчании медленно пила свой напиток, глядя мимо него на воду. Вдали бронзовый юноша разворачивал темно-синий парус, готовясь выйти в море. Листья пальмы шептали на ветру, и черный пес-лабрадор пританцовывал вдоль берега, кидаясь в прибой и обратно.
- Зулус, - пробормотала я, оцепенело глядя на собаку.
Бармен оставил свое занятие и посмотрел на меня.
- Что вы сказали?
- Зулус, - повторила я. - Берил упоминала Зулуса и ваших кошек в одном из своих писем. Она писала, что беспризорные подопечные "Луи" питаются лучше, чем иной человек.
- В каких письмах?
- Она написала несколько писем, когда была здесь. Мы нашли их в ее спальне после того, как она была убита. Она писала, что люди здесь чувствуют себя единой семьей. Считала это место самым красивым в мире. Я бы хотела, чтобы она никогда не возвращалась в Ричмонд, чтобы она сталась здесь.
Я слышала свой голос как бы со стороны, как будто он принадлежал кому-то другому. Перед глазами у меня все поплыло. Ставший привычным недосып, накопившийся стресс и ром сделали свое дело. Казалось, солнце высушило остатки крови, которые все еще пытались пробиться к моему мозгу.
Вернувшись наконец под соломенный навес, бармен заговорил тихо и проникновенно:
- Я не знаю, что вам рассказать. Но, да, я был другом Берил.
Повернувшись к нему, я ответила:
- Спасибо. Мне бы хотелось думать, что я была бы ее другом. Что я и есть ее друг.
Он неловко опустил взгляд, но я успела заметить, что выражение его лица смягчилось.
- Никогда нельзя быть по-настоящему уверенным, кто в порядке, а кто нет, - прокомментировал он. - Теперь это по-настоящему трудно понять, что верно - то верно.
Значение его слов медленно просачивалось через мою усталость:
- А что, были люди, которые спрашивали о Берил и с которыми было не все в порядке? Кроме полиции? Кроме меня?
Он налил себе кока-колы.
- Были? Кто? - повторила я, внезапно встревожившись.
- Я не знаю его имени. - Он сделал большой глоток из своего стакана. Какой-то красавчик. Молодой, может быть, двадцать с чем-то. Темноволосый. В модной одежде, в крутых солнечных очках. Прямо как с обложки журнала. По-моему, это было пару недель назад. Он сказал, что частный детектив, какое-то дерьмо в этом роде.
Сын сенатора Патина.
- Он хотел знать, где жила Берил, когда была здесь, - продолжал он.
- И вы рассказали ему?
- Черта лысого! Я даже не разговаривал с ним.
- А кто-нибудь другой сказал ему? - настаивала я.
- Маловероятно.
- Почему это маловероятно, и вообще, вы скажете мне, как вас зовут?
- Маловероятно, потому что никто, за исключением меня и моего приятеля, этого не знал, - ответил он. - А как меня зовут, я скажу, если вы скажете, как зовут вас.
- Кей Скарпетта.
- Приятно познакомиться с вами. Меня зовут Питер. Питер Джонс. Мои друзья зовут меня Пи Джей.
Пи Джей жил в двух кварталах от "Луи" в крошечном домике, полностью утопающем в тропических джунглях. Листва была настолько густой, что я вряд ли бы заметила под ней каркасный дом с облупившейся краской, если бы не запаркованная перед ним "барракуда". Одного взгляда на автомобиль было достаточно, чтобы понять, почему у его владельца постоянные стычки с полицией. Это было нечто в стиле настенного искусства подземки - на огромных колесах, с выхлопными трубами, фарами и высоко задранной задней частью, с самодельной росписью, представлявшей собой галлюцинаторный бред в психоделической цветовой палитре шестидесятых.
- Это моя малышка, - сказал Пи Джей, нежно похлопывая своего монстра по капоту.
- Да, это нечто, - согласилась я.
- Она у меня с шестнадцати лет.
- И будет с тобой всегда, - сказала я искренне, ныряя под ветви и следуя за ним в прохладную густую тень.
- Здесь не так уж много места, - извинился он, распахивая дверь. Всего одна дополнительная спальня и туалет - наверху, где жила Берил. Думаю, на днях я снова ее сдам. Я не слишком придирчив к своим жильцам.
В гостиной был какой-то винегрет из мебели со свалки: диван и чересчур пухлое кресло в кошмарных оттенках розового и зеленого, несколько диссонирующих светильников, сделанных из ракушек и кораллов, и кофейный столик, сработанный из чего-то, что в прошлой жизни было, скорее всего, дубовой дверью. Вокруг валялись разрисованные кокосовые орехи, морские звезды, газеты, башмаки, банки из-под пива. В сыром воздухе носился кисловатый запах гнили.
- Как Берил узнала, что вы сдаете комнату? - спросила, я присаживаясь на диван.
- У "Луи", - ответил он, зажигая несколько светильников. - Несколько первых ночей она провела в "Ошен Ки" - совершенно замечательном отеле на Дювале. Думаю, она довольно скоро сообразила, что ее здорово ударит по карману, если она собирается задержаться здесь на какое-то время. - Он уселся в пухлое кресло. - Наверное, это было, когда она пришла к "Луи" обедать в третий раз. Она просто брала салат и сидела, уставившись на воду. Она тогда ни над чем не работала. Просто сидела. Это было довольно странно - то, что она болталась без дела. Я имею в виду, что она даже не говорила ни с кем. В конце концов, как я уже сказал, это было в третий раз, когда она пришла к "Луи", она спустилась к бару и облокотилась о перила, глядя на море. Наверное, мне стало ее жалко.
