Эдриан Мэтьюс - Дом аптекаря
— Хотите, я сделаю вам массаж?
Лидия как-то застенчиво посмотрела на нее и тут же отвела глаза.
— Нет, дорогуша, нет! Нет, не нужно.
— Не так уж это и трудно. К тому же мне, может быть, придется искать себе другое занятие, а массаж вроде бы приносит неплохие деньги. В любом случае для резюме не помешает. В наши дни все решает многосторонность. Опять же в этом чудесном мире массажа всегда можно выбрать какое-нибудь перспективное направление.
— Вы и правда хотите?
— Закатайте рукава и укажите точно, где болит.
Лидия показала, и Рут принялась массировать обе ее руки, растирая и раскатывая дряблую плоть и потерявшие упругость мышцы.
Предложение слетело с языка само собой, но это не значило, что к делу можно было отнестись спустя рукава. При всем том, что Лидия нравилась ей, в старухе было и что-то неопределенно неприятное. Рут в общем-то привыкла к запаху кошачьей мочи и несвежих объедков, но не могла заставить себя свыкнуться с дряхлостью и немощью старости. Отвращение было чисто инстинктивным. Порой Лидия просто превращалась в Бэгз. Рут не могла объяснить свои чувства интеллектуально, но знала — такое бывает. Люди, как полюса магнита, либо притягиваются, либо отталкиваются. Есть вещи, помимо избирательного сродства и прочей чуши. И все же на этот раз воспитание и образование взяли верх. Возможно, все дело в уровне цивилизованности. Впрочем, стоило начать разминать мягкие, теплые, сухонькие ручки, как оказалось, что все не так уж плохо. У нее была мягкая, как у ребенка, и податливая, как старая резина, плоть с морщинистой, потерявшей эластичность кожей.
Лидия откинулась на подушку и закрыла глаза.
— Посмотрите, дорогуша, где-то на кровати должна быть баночка «Тигрового бальзама», — прошептала она.
Бальзам оказался липкой и в то же время скользкой мазью, пахнущей ментолом и эвкалиптом.
— Как хорошо! — сказала Лидия. — Какое удовольствие! Боль просто рассасывается.
— Если что-то нужно, вы только скажите. И не стесняйтесь.
— Вообще-то я в порядке. Сама все делаю. Сама, например, принимаю ванну. Правда, помыть волосы мне уже трудно. Откровенно говоря, давненько их не мыла. А с грязными и в парикмахерскую идти не хочется. Вот так и хожу с растрепанными. Такая досада.
— Надо подумать, что тут можно сделать. Только не сегодня, ладно?
— Конечно, дорогуша, конечно. Я и так вам благодарна за массаж. Вы даже не представляете, как много это для меня значит.
— Послушайте, Лидия, вы ведь давно знаете Томаса Спрингера. Разве он никогда не предлагал сделать вам массаж?
— Не предлагал, а я и не просила. И никогда об этом не попрошу. Он ведь мужчина!
— А о чем же вы тогда его просите?
Лидия открыла глаза.
— Томас приходит сюда, когда ему заблагорассудится. Мы разговариваем. О том о сем. Играем в скрэббл. Ни о каких одолжениях я никогда его не прошу. Хочу сохранить свою независимость и не быть ни перед кем в долгу. Он говорит, что ему тут нравится, хотя мне в это плохо верится.
— Вот как?
— Подумайте сами. Почему бы ему не водить компанию со своими сверстниками?
— Лидия, вы эйджист.
— Кто?
— Вы с предубеждением относитесь к людям другого возраста.
— Неужели? Я лишь хочу сказать, что на месте Томаса нашла бы более интересное занятие, чем возиться с такими старыми курицами, как я. Должно быть, у него какие-то серьезные проблемы.
— Вот так благодарность! На основании этого я делаю вывод, что вы и обо мне то же самое думаете.
— Чепуха! Томас меня нашел. А вы меня не находили. Это я вас нашла.
— Мы познакомились совершенно случайно.
— Согласна, случайно. Но это я хотела, чтобы наше знакомство получило развитие. И кто, позвольте спросить, пригласил вас пожить здесь?
— Я предпочитаю думать, что импульс к сближению имел место с обеих сторон. Хотите, я помассирую вам ноги?
Лидия снова изобразила смущение.
— Не ноги, а ходули! А ведь в молодости у меня были красивые ноги. Как у девушек из модных журналов. Моя мама, Рахиль, очень мной гордилась. Думала, что с такими ногами я далеко пойду!
— И что?
— Пошла… и попала в пересыльный лагерь Вестерборк. Самый дальний пункт моих путешествий. Хотя и не могу сказать, что боюсь ходить пешком. Каждое воскресенье — в церковь да еще по магазинам…
— Ну, тогда Питсбург будет для вас настоящим приключением, — не без иронии заметила Рут.
— А я чувствую, что готова к небольшому приключению. Раньше у меня такого чувства не было. Я даже начала учить английский по кассетам. Дошла до четвертого урока… вы могли бы как-нибудь меня проверить. Давно так не работала.
— А чем вы вообще занимались? Вы как-то упомянули, что работали, но без подробностей.
— Пока был жив Сандер, помогала ему, а потом, когда он умер, работала на маргариновой фабрике, что неподалеку отсюда, за углом. Двадцать пять лет перекладывала бумажки. Была диспетчером на складе. Надо же как-то зарабатывать на хлеб с маслом.
— На хлеб с маслом?
— О Господи… правильнее сказать, с маргарином!
— Лидия, перестаньте! Вы хотите, чтобы я помассировала вам ноги? Да или нет?
— Да, дорогуша, пожалуйста. Но только ступни. Сегодня вся боль ушла в лодыжки.
Она подтянула одеяло, обнажив ноги.
— Расскажите что-нибудь еще про Томаса, — попросила Рут, принимаясь за работу. — Он немного странный, но, по-моему, внимательный и заботливый.
— Может, он и странный, но в мире полным-полно странных людей.
— Что вы хотите этим сказать?
— Согласна, Томас — милый паренек, но у него нет никаких перспектив. Рано или поздно он окажется в тупике. Как говорится, под лежачий камень вода не течет.
— Почему вы так о нем говорите?
— Я немного беспокоюсь из-за вас, дорогуша. Женщины такие неосмотрительные, а вам и без того пришлось хлебнуть горя из-за Маартена. Помните, вы как-то рассказывали мне о нем? Да-да. Поэтому-то вы и ногти кусаете.
— Пусть я кусаю ногти, но вредными привычками мало кто обделен. Вы, например, глушите джин. Никогда не спрашивали себя, из-за чего?
Лидия, похоже, обиделась.
— В моем возрасте уже не обращаешь внимания на то, что подумают и скажут другие. К тому же я никому не мешаю, никому не создаю проблем.
— Неужели? Вы так думаете? — Рут вздохнула. — Вообще-то меня беспокоит не ваш публичный имидж. Я и сама предпочитаю пить в одиночку, чем надираться в компании. Не люблю притворяться — в конце концов, мы пьем для того, чтобы напиться. То есть я хочу сказать, что ничего не имею против самой выпивки, если это случается не слишком часто. Я имею в виду другое. Меня тревожит ваше состояние. Такое впечатление, что вы каждый вечер загоняете себя в угол. Напиваетесь, чтобы забыться. Как у вас это получается — не знаю. Я сама бросила пить в восемнадцать лет. Просыпаешься, а во рту — будто всю ночь чужие носки жевала. В голове шумит, глаза режет. В общем, удовольствие того не стоит. Хорошего в этом ничего нет.
— А я, когда выпью, становлюсь добрее.
— Когда человек пьет, он становится пьянее.
— Вот она, расплата за дружбу, — холодно произнесла Лидия. — Но раз уж вы позволяете себе делать мне замечания, то и я не стану молчать. Не терплю курящих, особенно тех, кто балуется марихуаной.
— Откуда вы знаете? — удивилась Рут.
— Дорогуша, вы же пропахли этой гадостью. Волосы, одежда…
Рут открыла и закрыла рот.
Туше!
И главное, кто бы заметил! Вот так сюрприз! Чертовка Бэгз. Удар, что называется, под дых.
— Не объявить ли нам временное перемирие? — угрюмо предложила она.
— Если бы вы были внимательны, дорогуша, то заметили бы, что не я первая открыла огонь. Как раз наоборот — вела к тому, что вы мне по душе.
— И чем же это?
— Тем, что вы независимы. Вам не нужны мужчины.
Рут остановилась и с растерянной улыбкой посмотрела на старушку:
— Неужели?
— Да-да. Будьте откровенны с собой и увидите, что я права. Мы обе — современные женщины, хотя и каждая по-своему. Я позволяю себе выпивать. Вы — курить. У каждой из нас свои грешки, свои слабости, но зато мы не рабы социальных табу. И, что еще важнее, вы не испытываете потребности в мужчине. Как, кстати, и я.
— Но у вас был Сандер. Без него вам было туго.
— Это другое дело. Сандер — мой брат.
— Ладно, а как же тогда тот мужчина, которого я видела у вашего дома несколько дней назад? Вы чертовски скрытная, Лидия. Сказали, что понятия не имеете, о ком я говорю, но я же его видела.
— Хм… Как он выглядел?
— Я бы сказала, довольно представительный господин. Вьющиеся белые волосы. Высокий лоб. Хорошо одетый. Пальто с меховым воротником и черный кожаный кейс.
— О, почему же вы раньше не сказали! Это, должно быть, Бломмендааль. Заходил по делу. Помогал разобраться с некоторыми делами.
