(Берхард Борге) Андрэ Бьерке - В убежище (тематическая антология)
— Тебя причесать?
— Спасибо, попробую сам. В конце концов, мужчина должен о своей голове заботиться сам. Ты не дала мне джема.
— Принести?
— Нет, я уже, оказывается, весь гренок съел. Констанция, я мечтаю о жареной печенке на обед.
— Договорились. Можно забрать поднос?
— Да-да, спасибо. А я пока причешусь.
Констанция вернулась с подносом на кухню.
— Теперь тебя, Маркиса, буду кормить.
— И Иону.
— Твой Иона позавтракал давным-давно.
— Ты для меня посадишь листик?
— Хорошо, только не сегодня.
Она, склонив голову, прислушалась и сказала:
— Он еще спит.
— Кто еще спит? А я увижу, как он растет?
— Спит брат Чарльз, — ответила Констанция, и день вокруг меня рассыпался на части. Вон сидит Иона на пороге, вон Констанция у плиты, но они вдруг поблекли, сделались как тени. Я не могла вздохнуть, накрепко стянутая проволокой, все вокруг стало мертвяще холодным.
— Он же призрак, — сказала я.
Констанция засмеялась — где-то очень, очень далеко.
— Значит, на папиной кровати спит призрак. А вчера вечером призрак весьма плотно поужинал. Когда ты ушла.
— Мне же просто приснилось, что он приходил! Я лежала на земле и заснула, и мне приснилось, будто он пришел, но потом — в этом же сне — я его прогнала. — Я все еще не могла вздохнуть, я вздохну, когда Констанция мне поверит.
— Мы вчера долго разговаривали.
— Пойди посмотри, — сказала я не дыша. — Пойди же — увидишь, его там нет!
— Маркиса, ты глупышка.
Убегать нельзя, надо спасать Констанцию. Я взяла свой стакан и швырнула об пол.
— Теперь он исчезнет, — сказала я.
Констанция подошла к столу и села напротив меня, очень серьезная. Мне хотелось обойти стол и обнять ее, но как обнимешь тень?
— Маркиса, девочка моя, — заговорила она медленно. — Брат Чарльз здесь. Он и вправду наш брат. Пока был жив его отец — Артур Блеквуд, папин брат, — Чарльз к нам не мог приехать, не мог нам ничем помочь, отец запретил. — Она слегка улыбнулась. — Его отец относился к нам очень плохо. И представляешь, даже не взял тебя к себе, пока шел суд. В его доме о нас нельзя было упоминать.
— Тогда зачем ты упоминаешь о нем в нашем доме?
— Пытаюсь тебе все объяснить. Сразу после смерти отца Чарльз поспешил нам на помощь.
— Чем он нам поможет? Мы и так счастливы, правда, Констанция?
— Очень счастливы, Маркиса. Но будь, пожалуйста, помягче с братом Чарльзом, прошу тебя.
Я уже чуть-чуть могла дышать: все-таки все обойдется. Брат Чарльз призрак, но этого призрака можно выгнать.
— Он исчезнет, — сказала я.
— Он и не намерен тут навеки поселиться, он просто приехал к нам в гости.
Надо найти, придумать какое-то средство против него.
— А дядя Джулиан его видел?
— Дядя Джулиан знает, что он здесь, но вечером ему нездоровилось, он не выходил. Я отнесла ему ужин на подносе, и он съел только супа — совсем чуть-чуть. Я утром так обрадовалась, когда он попросил чаю.
— Нам сегодня дом убирать.
— Только попозже, когда брат Чарльз проснется. И давай-ка я подмету осколки стакана, пока он не пришел.
Я смотрела, как она подметает; сегодня будет день осколков, маленьких сверкающих осколков. С завтраком торопиться нечего, мне все равно не уйти, пока мы не уберем дом; я засиделась за столом — потягивала молоко и наблюдала за Ионой. Дядя Джулиан позвал Констанцию: захотел пересесть на каталку; она вывезла его на кухню, к письменному столу, заваленному бумагами.
— Я решительно принимаюсь за сорок четвертую главу, — сказал дядя Джулиан, потирая руки. — И, начав с небольшого преувеличения, перейду затем к откровенной лжи. Констанция, дорогая!
— Что, дядя Джулиан?
— Я начну с утверждения, что моя жена была красавицей.
И тут мы все замолчали: наверху неожиданно послышались шаги. Непривычно — ведь там давно тишина. И неприятно — ходят будто по голове. Констанция не ступает, а летает, дядя Джулиан не ходит вовсе, а эти шаги были тяжелые, мерные, зловещие.
— Брат Чарльз проснулся, — Констанция взглянула на потолок.
— Вот и хорошо, — дядя Джулиан аккуратно положил перед собой чистый лист и взял карандаш. — Я надеюсь приятнейшим образом провести время в обществе сына моего брата. И надеюсь с его помощью восстановить все оттенки поведения наших родственников во время суда. Признаюсь честно, у меня есть наброски их возможных разговоров, но… — Он потянулся за какой-то тетрадкой. — Боюсь, все же не удастся начать сегодня сорок четвертую главу.
Я взяла Иону на руки и уселась в своем уголке, а Констанция вышла к лестнице — встретить Чарльза.
— Доброе утро, братец Чарльз, — сказала она.
— Здравствуй, Конни. — Голос тот же, что вчера. Они вошли на кухню, и я забилась поглубже в уголок; дядя Джулиан положил руки на свои записи и повернулся лицом к двери.
— Дядя Джулиан! Рад наконец познакомиться с вами.
— Чарльз. Ты сын Артура, а похож на моего брата Джона, он умер.
— Артур тоже умер. Поэтому я и приехал.
— Полагаю, он умер в достатке? Я, в отличие от братьев, умел только сорить деньгами.
— Честно говоря, дядя Джулиан, отец ничего не оставил.
— Какая жалость. А вот его отец оставил изрядную сумму. Даже разделив ее на троих, мы получили немало. Я знал, разумеется, что мои деньги уйдут меж пальцев, но Артур меня удивил. Быть может, твоя мать была мотовкой? Я ее помню смутно. Знаю только, что Констанция написала Артуру письмо во время суда, но его жена потребовала, чтобы мы прервали с ними всякие родственные отношения.
— Мне очень давно хотелось приехать, дядя Джулиан.
— Допускаю. Юные отличаются любопытством. И столь печально известная особа, как твоя кузина Констанция, представляется молодому человеку весьма романтичной. Констанция?
— Что, дядя Джулиан?
— Я уже завтракал?
— Да.
— Ну ничего, выпью еще чашечку чая. Нам с молодым человеком надо многое обсудить.
Я все еще не могла его толком разглядеть: то ли оттого, что он призрак, то ли оттого, что слишком велик. Огромное круглое лицо, так похожее на папино, поворачивалось от Констанции к дяде Джулиану и обратно, лицо улыбалось, открывался рот. Я совсем вжалась в стенку, но в конце концов огромное лицо повернулось и ко мне.
— Ба, и Мари здесь! — сказало лицо. — Здравствуй, Мари.
Я уткнулась в Ионину спину.
— Стесняется? — спросил он Констанцию. — Не страшно. Меня все дети любят.
Констанция засмеялась.
— К нам редко заходят люди. — Она вела себя так естественно, так спокойно, будто всю жизнь ждала, что приедет брат Чарльз, будто заранее продумала, что и как говорить, будто в ее доме всегда была готова комната для брата Чарльза.
Он встал и подошел ко мне.
— Какая красивая кошка. У нее есть имя?
Мы с Ионой посмотрели на него, и я подумала, что имя Ионы — самое надежное, что есть на свете, его имя и произнести не страшно.
— Иона, — ответила я.
— Иона! Кот? Это твой любимый кот?
— Да. — Мы с Ионой смотрели на него, не смея моргнуть или отвести взгляд. Огромное белое лицо так близко и так похоже на папино, а огромный рот улыбается.
— Мы скоро станем большими друзьями — мы с тобой и с Ионой, — сказал он.
— Что ты хочешь на завтрак? — спросила его Констанция и улыбнулась мне: обрадовалась, что я сказала ему имя Ионы.
— Все, что приготовишь. — Он наконец отвернулся от меня.
— Маркиса ела оладьи.
— Оладьи — это великолепно. Вкусный завтрак в приятном обществе чудесным утром — чего еще желать?
— Оладьи, — вступил в разговор дядя Джулиан, — в этой семье пользуются особым почетом, хотя сам я их ем очень редко: желудок принимает лишь легкую, необременительную пищу. В тот последний день к завтраку подавали оладьи…
— Дядя Джулиан, — прервала его Констанция, — твои бумаги падают на пол.
— Позвольте, я подниму, сэр. — Брат Чарльз встал на колени и принялся подбирать бумаги, а Констанция сказала:
— После завтрака я покажу тебе сад.
— Обходительный молодой человек, — похвалил дядя Джулиан, принимая у Чарльза бумаги. — Я тебе благодарен, сам я не в состоянии перескочить через комнату и встать на колени; отрадно, что хоть кому-то это под силу. Ты, вероятно, старше моей племянницы на год или два?
— Мне тридцать два.
— А Констанции лет двадцать восемь. Мы уже давно не отмечаем дни рожденья, но ей, должно быть, около двадцати восьми. Констанция, мне вредно столько разговаривать на пустой желудок. Где мой завтрак?
— Дядя, ты съел его час назад. Сейчас налью тебе чаю, а братцу Чарльзу сделаю оладьи.
— Чарльз — отважный человек. Твоя стряпня, хоть и высшего качества, все же не лишена определенных недостатков.
![Андре Бьёрке - Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]](/uploads/posts/books/13678/13678.jpg)