Виктория Готти - Кто-то следит за мной
— Даже не знаю, как бы получше рассказать тебе о… Меня пригласили на встречу с Джозефом.
— Пожалуй, я догадываюсь — в массажный салон…
— Почти угадал — в его клуб. Там я увидел любопытное зрелище: он играл в теннис с Кевином Алленом.
Ивен ожидал бурной реакции, но Димитрий разве что уселся поудобнее и больше ничем своих чувств не выдал.
— Они предложили тебе деньги за проигрыш процесса. — Димитрий не спрашивал — утверждал.
— Денег не предлагали. Твой тесть отдал приказ. Я, как видишь, не подчинился.
— И что ты теперь намерен предпринять?
— Не знаю. Но, поверь, я что-нибудь обязательно придумаю.
Вернулся официант с заказом, разложил приборы, вновь оставил их вдвоем. Затянувшуюся паузу прервал Димитрий.
— Послушай, учитывая поднятую вокруг нас шумиху, я очень ценю твою верность.
«Верность, надо же такое сказать!» — мысленно простонал Ивен.
— Мы оба понимаем, что выигрыш позволит нейтрализовать поток антирекламы, обрушившейся на тебя отнюдь не по моей вине. — Димитрий оперся локтями на стол. — Понимаю, тебе трудно поверить, но Роз тебе не изменяла.
— Ты прав, я тебе не верю.
Брови Димитрия взлетели вверх.
— И что из этого следует, господин адвокат? Могу я по-прежнему на вас рассчитывать? Мы настроены на победу?
Конечно, Ивен должен выиграть, если хочет стать губернатором, хотя в последнее время, когда рушился привычный ему мир, он все меньше значения придавал своим честолюбивым планам.
— Я сделаю все, что в моих силах, — ответил Миллер.
* * *Юридическую библиотеку, расположенную на первом этаже, Кевин Аллен не жаловал, но сейчас пришлось ее посетить. Затхлый запах старых, потрепанных книг напоминал ему о тех причинах, по которым он всегда благоговел перед законом. Кевин сначала мучился угрызениями совести: он предавал свою профессию. Но потом чувство вины поутихло. Он уже перешел Рубикон, согласился на компромисс и тем самым отрезал себе пути к отступлению.
В библиотеке, подальше от телефона, он решил обдумать создавшуюся ситуацию. Улики, которыми он располагал, могли уничтожить Димитрия и развалить его защиту. Но добыл он их незаконным путем, а потому приходилось взвешивать «за» и «против». Конечно, существовала профессиональная этика, но в шкале ценностей Аллена она занимала далеко не первое место. Однако незаконно добытые улики таили в себе немалую опасность. Они могли стать бумерангом, который не только сметет позиции обвинения, но и поставит крест на его политическом будущем.
Кевин долго думал о Константиносе и его вечной Немезиде, Джеймсе Миллере. Думал о самоуверенности Димитрия, его холодном, наглом взгляде. Если бы речь шла исключительно о личной ненависти, Кевин не колеблясь бы принял решение, но, разумеется, на карту было поставлено нечто большее. И уж конечно, не следовало забывать о мотивах Джеймса Миллера.
Кевин точно знал, почему Джеймс хочет избавиться от Димитрия. Об этом знали и другие сотрудники прокуратуры Нассау, но они уже давно не работали: кто вышел на пенсию, кто умер. И лишь один прокурор Кевин Аллен все еще оставался в гуще событий. И был в курсе титанических усилий Джеймса Миллера, предпринятых для того, чтобы уберечь от скандала сына и невестку и переложить вину за смерть Тома Кальветти на Константиноса.
Лежащие перед Кевином бумаги подталкивали его к принятию определенного решения. Если бы ему удалось представить суду эти незаконные улики, то какое-то время можно было бы ни о чем не беспокоиться. Кто поверит Димитрию Константиносу, осужденному рэкетиру? И как мог Ивен Миллер продолжать борьбу, если его отец готов переметнуться на сторону противника?
К черту этику! Димитрий Константинос должен пасть, следом за ним провалится в тартарары и Джеймс Миллер. Для этого у Кевина есть все необходимое.
* * *Майра и Алексис давно уже отправились спать. На столе остались неубранные тарелки и пустая бутылка из-под белого вина.
— Я должна рассказать тебе всю правду, Джон. Послушай меня. Димитрий не убивал Тома.
Фальконе всмотрелся в лицо Роз. Несмотря на то что мир ее рушился, выглядела она великолепно, пожалуй, никогда раньше она не казалась ему такой красавицей. Золотые волосы густыми локонами падали на плечи, кожа чуть подрумянилась на флоридском солнце. Роз Миллер была тем идеалом, к которому стремились леди; мужчины же видели в ней женщину своей мечты. И особенно хорошо смотрелась она в интерьере роскошного номера: два больших дивана с обтянутыми шелком подушками, антикварные столики, лампы с шелковыми абажурами, копии картин импрессионистов на стенах. Не то что его захламленный дом. И все же жить ему гораздо легче, чем ей. И если за пребывание на вершине надо платить такую страшную цену, то лучше уж он останется внизу. Ему нравилась его незамысловатая жизнь, и он сочувственно наблюдал, как Роз кружит по комнате.
Она уже рассказала о том, что произошло в конюшне в тот вечер, и о своих отношениях с Димитрием. А когда Роз сообщила ему, что Димитрий — незаконнорожденный сын Джеймса Миллера, Фальконе стало ясно, почему Джеймс решил повесить на него убийство. Роз теперь напоминала ему ребенка, который попал в мир взрослых и столкнулся с новыми, незнакомыми ему, порядками. Ему хотелось защитить ее, уберечь, он словно брал на себя обязанности отца, которого она потеряла в далеком детстве.
— Роз, не надо, — оборвал ее Джон. — Не говори ничего такого, что можно вменить тебе в вину.
Она уставилась на Фальконе, в глазах ее отразилось смятение.
— С тем, что я услышу от тебя, мне придется идти в прокуратуру. Если есть доказательства того, что Димитрий Константинос не совершал убийства… — он на мгновение запнулся, — я обязан ознакомить окружного прокурора со вновь открывшимися обстоятельствами и подать соответствующий рапорт.
Фальконе встал, подошел к окну, выходящему на океан. Мерно катили волны, слышался рокот прибоя. Перед ним стояла дилемма. Большую часть того, что она ему рассказала, он знал еще до прилета в Майами. И хотя он предпринял немало усилий для того, чтобы узнать правду, теперь он не хотел слышать ее из уст очевидца. Ибо знал, что Роз в этом случае не поздоровится.
— Я заезжал к Димитрию, — сообщил Джон.
Роз невольно ахнула.
— Не волнуйся, он ничего не сказал.
Буря эмоций отразилась в глазах Роз.
— Ты удивлена?
Она покачала головой.
— Он хочет защитить тебя.
Когда Роз призналась Фальконе, что их с Димитрием связывает нечто большее, чем страсть, детективу хотелось верить, что любовь юнцов, беззащитных перед злобой Джеймса Миллера, до сих пор осталась жить в их сердцах, несмотря на многолетнюю разлуку. И стремление Константиноса защитить Роз служило наилучшим доказательством того, что он не мог ее обидеть.
Однако его поведение все-таки тревожило Фальконе. Ведь ни один мускул не дрогнул на лице Димитрия и после сообщения об убийстве Джейнис Слокам. Да, люди, прошедшие тюрьму, обычно не знают жалости. И Фальконе не понимал, почему мультимиллионер, которому не отказала бы ни одна женщина, выбрал для короткой интрижки Джейнис Слокам, обычную танцовщицу. Женщина, которую нашли в мотеле, тоже была танцовщицей.
— Если Димитрий не заявит, что оговорил себя, сознавшись в совершении убийства, если он не укажет на… — Тут он замолчал, подбирая нужные слова. — Если настоящий убийца не сознается в преступлении, у прокуратуры не будет повода для возобновления следствия. Все останется как прежде. Подозреваемого в убийстве арестовали, он сознался, отбыл срок в тюрьме. Правосудие свершилось. У окружного прокурора нет никаких вопросов. Кроме того, никто не любит признавать свои ошибки. — Фальконе подошел к бару, плеснул в стакан виски. — Оставим эту тему, Роз. Позволь по-дружески напомнить тебе, что Алексис еще маленькая. — Его взгляд метнулся в сторону спальни девочки. — Не лишай ребенка матери… — Он выпил виски, посмотрел на часы. — Уже поздно, так что я, пожалуй, пойду. Нам надо еще о многом поговорить.
Роз кивнула, но не удержалась от вопроса:
— Ты чего-то не договариваешь?
Фальконе со вздохом положил ей руку на плечо.
— Я наводил справки. Похоже, этот псих уже почувствовал вкус крови. Я составил список из четырех нераскрытых убийств, словно списанных с твоих романов. По приказу моего босса, Смальца, по делу Мэрилин теперь работает особая следственная группа. В ее ведение передано и расследование остальных убийств.
Минуту или две в гостиной царила полная тишина. Ее нарушил сдавленный стон Роз.
— Я причинила столько горя людям, которых люблю… и Мэрилин погибла из-за меня. А теперь вот оказывается, что еще и мои книги стали причиной смерти абсолютно незнакомых мне людей.
