Пол Клеменс - Снятие с креста
– К вашим услугам, месье.
«И зачем мне сегодня ваши услуги?» – раздраженно подумал Анджей.
Вторым в помещение проник сосед Пьер Вассаль – немного бледный, с перевязанной рукой, с гипсовым бандажом вокруг шеи. Он передвигался не вполне уверенно, вяло улыбнулся, сел на стул, приставленный к стене.
– Приветствую, сосед, – пробормотал Анджей. – Тоже явились выразить почтение?
Вассаль не отозвался. За ним вошел еще один тип – в стареньком костюме в линялую клетку. Отчасти знакомый – тоже в годах, седовласый, в очках, белесые глаза подслеповато щурились. Он напряг память и отыскал в ней господина Жискара Бернанделя – архивариуса из Музея изобразительных искусств города Шартарена. Музейный работник деликатно кивнул, помялся и пристроился у подоконника. Компания получалась какой-то странной. На всякий случай Анджей решил не удивляться. Но пришлось, когда четвертым в спальню вторгся одетый в черный плащ господин Гергерт. Не узнать сего господина было невозможно – хотя бы по цепляющим глазам и крючковатому носу. Что-то екнуло в груди. Гергерт встал посреди комнаты, прямой, как штык, скрестил руки на груди и с нескрываемой иронией уставился на «бедного» варшавского художника. Анджей молчал, недоверчиво разглядывая посетителей. Ну что ж, имелось за членами тайного общества, считающими себя борцами с мракобесием, вредное свойство обретать внезапные личины…
– Не спите, пан Раковский? – вкрадчиво осведомился Гергерт. – Правильно, нельзя спать. Зло не дремлет.
Глаза его смеялись.
– Возможно, мы мешаем пану Раковскому отдыхать? – предположил архивариус.
– Отдыхать нужно, – глубокомысленно изрек в пространство юрист Лежа.
– Даже если ничего не делаешь, – добавил Вассаль.
– Вы так смотрите, пан Раковский, – сказал Гергерт. – Ждете, что мы улетим на шариках?
– Улетите, как же, лучше не мечтать… – пробормотал Анджей. Но горло исторгло что-то хриплое, невразумительное.
– Что это было, сосед? – развеселился Вассаль. – Законченное предложение или бессмысленный набор слов?
– Больше сюрпризов не будет, господа? – откашлявшись, проворчал Анджей и начал привставать, обеспокоенно глядя на дверь.
– Сидите, сидите, – предостерег Гергерт. – Сюрпризы кончились, обещаем. Селин Шаветт на нас не работает. Даже не знает о нашем существовании. Самый сомнительный эпизод ее биографии – работа на разведку ДСТ, но, думаю, вы с этим справитесь.
Он чувствовал, как розовеют щеки. Смущенно кашлянул архивариус.
– Хоть на этом спасибо, – пробормотал Анджей.
– Пожалуйста, – великодушно бросил Гергерт. – И самое смешное, что все присутствующие в этой комнате – именно те, за кого себя выдают. Это не мешает им оказывать добрые услуги нашему обществу. Месье Бернандель – скромный архивариус, большой знаток изобразительных искусств и блестящий консультант. Люди, которых он по вашей просьбе опознал на снимках, действительно навещали музей, и он не нашел ничего предосудительного в том, чтобы их проконсультировать. Месье Вассаль много лет служил в полиции. Месье Лежа – грамотный юрист и… неплохой импровизатор.
– Да уж… – сухо усмехнулся «грамотный юрист».
– Понимаю, – проворчал Анджей. – В Шантуа у вас имелась серьезная недвижимость – целый замок с музеем и куча сопутствующих тайн. Без агентов влияния, ассимилированные в общество – нереально. Занятно, господа, в этом деле имеется хоть кто-то незаинтересованный и непричастный?
– Да сколько угодно, – начал перечислять юрист. – Дворецкий Шавр, дворник Йозеф, ваша соседка Диана Ормель, ее разнополые любовники, Ирен Маклассар…
– Инспектор Шовиньи, к слову говоря, абсолютно не в теме, – вздохнул Вассаль. – А жаль, с каким бы удовольствием я запихнул его в кутузку…
– Все закончилось, пан Раковский, – объявил Гергерт. – Вы в безопасности. Наверное… – Его глаза опять плутовато заблестели. – Члены тайной организации сатанинского толка, охотившиеся за Рубенсом, не будут опускаться до банальной мести. Они высоки и далеки от этого. Ваши друзья, скучающие в беседке, предупреждены, болтать не будут – люди умные, понимают, чем чревато. Покойник мистер Ангерлинк не ошибся в вас, пан Раковский.
– Так вы меня намеренно сюда заманили? – вздрогнул Анджей.
– Боже упаси, – Гергерт рассмеялся. – Это ваш замок, ваша галерея. Мы же не знали, что события начнут развиваться так стремительно. А в сущности, имеется в ваших словах доля горькой правды, каемся, – подумав, допустил представитель тайного общества. – Вам дали шанс. Не сумей вы им воспользоваться, мы закончили бы сами. Простите за цинизм, пан Раковский, вам никто не желает зла, но есть вещи более значимые, чем жизнь простого польского художника. Наша организация не могла покинуть тень, зная, что под боком орудует другая, весьма недружелюбно настроенная. Мы не знали, кто ее люди и где они рассредоточены. Мы не боги, знаете ли, все знать не можем. И наши оппоненты прятались в тени, чуя наше присутствие. Поэтому соперничали, так сказать, частные лица, не знающие, что они чьи-то ставленники.
– Почти аватары, – подколол Лежа. – Вы и Катрин Дюссон.
– Что с Катрин? – встрепенулся Анджей.
– Сядет, – уверил Вассаль. – На восемь пожизненных. Устранять ее нет смысла – злодейка не знала, что она пешка.
– Удивились, наверное, месье Вассаль, узнав, что картина у вас под домом? – усмехнулся Анджей.
– Были в шоке, – признался сосед, передернув плечами. – Готовились ко всему, но чтобы прямо под ногами… Теперь вы понимаете, почему я не стал вызывать полицию, когда вы сообщили про мельницу? Я не успел предупредить коллег, выскочив за ломом. Когда же меня изувечили, все же нашел в себе силы доковылять до телефона.
– Выходит, именно вам мы обязаны спасением?
– Ерунда, – отмахнулся Вассаль. – Но от ящика доброго бордо никогда не откажусь.
– Тема обрисовалась несколько лет назад, – поведал Гергерт. – Спасибо покойному Никола Лефрену. А через энное время на работу в Гвадалон устроилась скромная девушка Луиза Гурден, которую даже мы ни в чем не подозревали. Эта золушка была членом сатанинской секты, кто бы мог подумать? А что касается неизвестной работы Рубенса и неказистой роли Клода Шандемо в ее судьбе… – Гергерт откашлялся. – Наши исследователи погрузились в прошлое и пришли к удивительным выводам. Не секрет, что есть картины, наделенные энергетикой – как положительной, так и отрицательной. Эти картины влияют на людей, влияют на окружающую обстановку – бытовую, социальную, политическую. К примеру первой можно отнести неизвестное публике творение Леонардо да Винчи «Покаяние Святого Семейства», к примеру второй – не менее неизвестную работу Уильяма Тернера «Буря». Не спрашивайте, где они хранятся, где надо, там и хранятся. Вспомните коллекцию умбара – мощная деструктивная сила, способная при особых обстоятельствах становиться созидательной. С картинами другая история – их природа отнюдь не двойственна. Вскрылась информация, что работа Рубенса «Снятие с креста» наделена… мягко говоря, не самой животворной силой.
– Вот уж кого трудно заподозрить в демонизме, – недоверчиво хмыкнул Анджей.
– Согласен, – кивнул Гергерт. – Рубенс был доброжелательным малым. Это не угрюмая глыба Микеланджело. Все его работы проникнуты глубочайшей чувственностью. Дело происходило в 1638 году, подагра у Рубенса уже прогрессировала, до смерти оставалось два года. Он увлекался пейзажами, портретами своей второй жены Елены Фурман…
– Возможно, на данном этапе живописцу становится скучно? – принял эстафету архивариус Бернандель. – Или открылись способности медиума и интерес к мистической стороне жизни? Доподлинно известно, что Питер Пауль Рубенс писал картину «Снятие с креста» по заказу некоего воинствующего монашеского ордена отнюдь не христианского толка. Более того, эта публика имела крупные планы на реформацию традиционной христианской церкви. Что, в общем-то, представлялось осуществимым. Выбор монахов был не случаен. Они искали человека, способного создать ШЕДЕВР. Мощный, до предела заряженный деструктивной энергией.
– Откуда вы знаете, что так и было? – пробурчал Анджей. – Остались долгожители?
– А вы не знали, что мы живем вечно? – иезуитски прищурился Гергерт.
– Допустим, – вздохнул Анджей. – Рубенсу доверили уничтожить мир, и он легко на это повелся. Какая ерунда, право.
– Возможно, не знал об этом, – пожал плечами архивариус. – Возможно, соблазнили – скажем, исцелением от подагры. Не исключены большие деньги, интерес к пугающей стороне жизни и обида на весь белый свет – по причине того, что белый свет останется, а он умрет. Увы, пан Раковский, даже нам неведомы мысли и мотивация великих. Живописец вложил душу в свое творение, все умение, мудрость, знание темных сторон жизни – и создал картину, окутанную мистикой и глубоким зашифрованным смыслом. Зарядил ее темной энергией. Признайтесь, вы что-то почувствовали, когда развернули картину?
