Елена Михалкова - Манускрипт дьявола
– С хомо сапиенсами тоже, получается, не был знаком? – проворчал Сергей. – Иначе что он хотел показать всеми этими пузатыми тетеньками?
– Про тетенек разговора не было! – запротестовал Илюшин. – Давай сперва с цветочками разберемся.
– Ну хорошо… А еще? На учебник этот манускрипт ничуть не тянет, по-моему. И потом, зачем шифровать учебник?
– Чтобы ученики не поумнели раньше времени. Если ты хочешь еще вариантов, то вот, пожалуйста: растения – вовсе не растения, а закодированные в рисунке карты, показывающие дороги к скрытым в лесах молитвенным домам. Вот только не помню, какой религии…
– Молитвенным домам? – изумился Бабкин. – Одна версия хлеще другой… Что ж не к сокровищам Монте-сумы?
– Неплохое предположение. Такого, по-моему, еще не было. Если серьезно, самым здравым мне видится следующее объяснение: растения специально нарисованы так, чтобы с трудом можно было определить их название. Непосвященным оно и вовсе не открылось бы. А название фигурирует в тексте каждой страницы рядом с рисунком, то есть является своего рода ключом к шифру. Понял, какое растение – нашел подходящее слово (например, по количеству букв) – перевел его – получил ключ.
– Звучит убедительно, – признал Сергей. – Или название растения – это первое слово на странице.
– Вполне возможно.
– Чем мне нравится эта идея, – продолжал Бабкин, – так это тем, что в таком случае не текст является пояснением к рисунку, а в рисунке сидит ключ к тексту. Красиво придумано, скажи? А все ломают головы над… Эй, ты чего?
Илюшин изменился в лице:
– Что ты сейчас сказал? Не текст является пояснением к рисунку…
– А в рисунке сидит ключ к тексту. Это не я сказал, а ты. Только что, рассказывая о шифровке.
Ни слова не говоря, Илюшин вырвал у него лист с посланием Куликовой и уставился на него. С минуту Макар молча изучал рисунок и квадрат с буквами, перебегая взглядом с одного на другое. Бабкин сидел тихо, опасаясь пошевелиться. Наконец Илюшин оторвался от шифра и поднял глаза на друга. Вид у него был ошарашенный.
– Ключ к тексту… – повторил Макар. – Серега, до чего же просто! Как можно было сразу не догадаться?! Все было у нас на виду! Я должен был понять, в чем дело, еще тогда, когда ты говорил про избыточную детализацию рисунка! Ведь понятно, что не просто так Куликова тратила время на прорисовку всех этих листиков…
– Стоп, стоп! Ты что, понял, как его читать?!
– Думаю, что да. Вот, погляди: видишь, колючки у листьев одуванчика нарисованы неравномерно?
– Какие еще колючки?!
– Пусть не колючки, пусть шипы – назови как хочешь! Вот эти выступы, которых строго по десять штук на каждом листике. Причем на первом, нижнем, удлиненных шипов нет вообще, на втором один сверху и один снизу, на третьем они есть только на конце… Листов всего десять, по пять с каждой стороны стебля.
– Вижу… И что?
– Серега, это же решетка!
Сергей посмотрел на Илюшина так, что тот засмеялся:
– Спокойно! Я пока не сошел с ума. Но мой идиотизм заслуживает памятника. Никакого адресного шифра не существовало – девочка оставила текст с готовым ключом, нужно было только понять, как он работает. Есть десять строчек, для которых мы должны найти решетку, так?
– Так…
– А что есть решетка Кардано, как не вырезанные в определенных местах дырки? Ты сам сказал – перфокарта!
– Подожди… – Бабкин внезапно прозрел. – Получается, что шипы на листьях – это указание, в каких местах прорезать дырки на строке из десяти букв?!
– Разумеется! О чем я тебе и твержу уже пять минут! Дай-ка чистый лист…
– Нет уж, я сам нарисую эту чертову решетку! – Сергей вырвал лист и торопливо расчертил его на квадраты, стараясь, чтобы размер совпал с шифром Наташи Куликовой. – Готово: десять на десять. Только я не понимаю, как отсчитывать листики на рисунке – снизу вверх или сверху вниз?
Макар, поразмыслив, сказал:
– Считается, что манускрипт написан слева направо, так что давай пока будем идти в том же направлении. И снизу вверх. Поехали: первая строчка сплошная. Во второй вырезаем третью букву и седьмую. В третьей – пятую. В четвертой – первую, вторую и четвертую. В пятой…
Закончив, Сергей выписал буквы в ряд. Их оказалось совсем немного. И они складывались в недвусмысленное указание:
– «Меня везут в интернат», – прочитал Илюшин. – Серега, мы ее нашли.
– Вот, значит, где ее держат… – недобро протянул Бабкин, прищурившись. – Макар, я звоню следователю! Собирайся! Будем надеяться, что девочка не ошиблась…
«Будем надеяться, что девочка еще жива», – про себя поправил его Илюшин.
Застегивая куртку, он слышал обрывки разговора Бабкина со следователем. «Сам позвонил?.. А кто другие двое?.. Ясно, спасибо!»
– Все сходится, – сказал Сергей, вернувшись. – Максим Арефьев пришел в себя и связался с прокуратурой, рассказал о том, кто на него напал. Кстати, он сейчас едет сюда.
– Кто? – не понял Макар.
– Максим Арефьев.
– Как?! Его отчим вчера утром сказал, что парню сделали трепанацию черепа!
– И тем не менее. Только не спрашивай меня, как ему это удалось, – я не знаю. Все, пойдем, живее!
Сергей набросил свободную куртку, закрывающую кобуру, и оба быстро вышли из квартиры.
* * *Сон мой был долог, но тревожен. Во сне я приходил к Рудольфу, но вместо него меня встречал Якоб, и я в страхе бежал из дворца, но неизменно оказывался в подземелье. Там хлопотала Молли, украшая окровавленный пол цветами, и я кричал на нее, взбешенный тупоумием служанки, но вдруг замечал, что это цветы болиголова – те, которыми она засыпала могилу старика. Куда бы я ни шел, везде под ногами у меня оказывались эти цветы, и запах их преследовал меня даже во сне.
Только книга не появлялась в моих видениях. Но когда я пробудился, рука моя так же лежала на ней – уголок одной страницы смялся оттого, что я слишком сильно сжал ее.
За окном уже садилось солнце. Я торопливо привел себя в порядок, поел, не испытывая голода, лишь затем, чтобы после не отвлекаться на ужин, и, принеся тетрадь и чернильницу, уселся над манускриптом, внимательно изучая записи и рисунки.
Откровенно говоря, в душе я лелеял надежду, что старик обманул меня, нарочно усложнив сложность предстоящей задачи. В таком случае я мог бы сам расшифровать, что написано в манускрипте, чтобы явиться к Рудольфу с готовым рецептом. Но, рассмотрев книгу, я стал подозревать, что был далек от истины.
Никогда прежде не видел я ни подобного языка, ни таких странных изображений. Как я ни бился, переставляя буквы в словах, всматриваясь в страницы и пытаясь разглядеть знакомые образы, все мои старания были бесплодны. Я исписал добрую кипу листов возможными вариантами толкований, но ни один из них никуда не годился. Один раз показалось, что я нащупал верный путь – когда в первой строке четвертого листа вдруг отчетливо сложилось, хоть и с ошибками: «да возьми две меры серебра»… Но примененный мною способ перестановки более ничего не дал – ни на одной странице не смог я получить осмысленного текста. В конце концов пришлось признать, что лишь случайность заставила буквы встать в таком порядке.
Одни слова были, казалось, написаны по-латыни, пусть и с некоторыми отклонениями от общепринятого написания; другие же вились арабской вязью. Я долго всматривался в зодиакальные круги, надеясь набрести на отгадку в знакомой сфере, но снова ничего не добился.
Чем дальше изучал я манускрипт, тем большее удивление охватывало меня: кто же создал его? Прежде я не задумывался над этим, поглощенный одним желанием: стать его владельцем. Но теперь меня снедало любопытство. Эти рисунки, начертанные неумелой рукой, – с какой натуры списаны они? Я спустился в библиотеку, принес справочник растений – ценное издание, подаренное мне Джоном, – и пересмотрел его от начала до конца, сверяя изображения с теми, что были в манускрипте.
Пожалуй, кое-какое сходство я все же обнаружил… Масличный подсолнечник был узнаваем, и еще пара цветов, за исключением некоторых частностей. Но остальных растений не знал ни я, ни справочник Джона, составленный монахами.
Возможно, озарение пришло бы ко мне, посиди я еще пару дней или месяцев над книгой… Но ждать я не хотел. Покойный Якоб говорил о том, что у него ушло десять лет на расшифровку книги. Но при дворе Рудольфа есть одаренные шифровальщики, которым не составит труда разобрать загадочный код во много раз быстрее! Даже если на то, чтобы понять его, уйдет не меньше года – что ж, разве это срок?
С этой мыслью я встал, готовясь отправиться в королевский замок. Я должен был одеться подобающим образом, чтобы никто не посмел упрекнуть Эдварда Келли ни в небрежности, ни в чрезмерном внимании к своему облику. Как-никак, мне предстояло войти в летописи, и я хотел выглядеть так, чтобы потомки проникались благоговением, читая обо мне.
Я как следует продумал, что расскажу Рудольфу, и решил, что буду избегать лжи. История приобретения рукописи сложилась сама: я встретил отшельника, который показал мне, как извлекать золото из камня, и я убедил его продать мне манускрипт, рассчитывая преподнести его королю. Заключив сделку, отшельник немедленно покинул Прагу, и где он находится сейчас, я не знаю.
