Полякова Татьяна - Леди Феникс
— Здравствуй, милая. Хочу сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — хихикнул он и добавил серьезно:
— Найди меня.
— Странное занятие для девушки, которая сделала все, чтобы тебя потерять.
— Вдруг ты поспешила? — опять хихикнул он, а я вздохнула.
— Это будет игра в прятки или в ней есть какой-то смысл?
— Конечно.
— Тогда назови причину, по которой мне захотелось бы тебя найти? — усмехнулась я.
Голос Лукьянова стал вкрадчивым, а у меня появилось чувство, точно сам дьявол стоит рядом и тихонько нашептывает в ухо.
— А ты подумай.
— Наверное, я недостаточно сообразительна.
— Даю подсказку. Семимесячные дети довольно живучи.
— Чушь, — сказала я резко, но под ложечкой противно засосало.
— У твоего сына гены хоть куда: мама живучая точно кошка и папуля не подкачал.
Он сказал "сын", и все поплыло перед глазами, хотя я знала, этого не может быть. Этого просто не может быть.
— Ты сейчас все это выдумал?
— Нет, что ты, гораздо раньше. Зачем, по-твоему, я выкрал тебя из больницы?
— Если верить твоим словам, для того, чтобы быть рядом.
— Конечно. Как один из вариантов вполне годится. Хороший игрок всегда имеет несколько.
— Разумеется. Только в твою игру я не стану играть, Саша. Мой ребенок умер.
— Возможно. Но ведь сомнение уже возникло?
— Саша… — начала я и запнулась. Я могла произнести слова, что вертелись на языке, а могла промолчать. Что бы изменилось?
Он засмеялся и спросил:
— А чего ты ждешь от врага? Сострадания?
— От тебя ничего. Считай моего ребенка утешительным призом. Ты подарил мне собаку, а я тебе своего сына.
— Храбришься, милая? Это ненадолго. Знаешь, какое у тебя сейчас лицо? Бледное до синевы, и жилка бьется под глазом, рот приоткрыт, потому что дышать нечем, а глаза… обожаю твои глаза. — Я повернулась к зеркалу и невольно усмехнулась. — Ну, так что, милая? Раз, два, три, четыре, пять, выходи меня искать.
— Мне запретили играть с плохими мальчиками и вообще сегодня оставили дома.
— Не расстраивайся. Завтра будет новый день, и все изменится. Сладких снов, детка.
Он повесил трубку, а я заметалась по комнате. Он сказал "твой сын". Это ничего не значит. Он мог еще раз заглянуть в мою медицинскую карту, но он это сказал, и я готова была поверить.
— Этого не может быть, — повторяла я, вышагивая от окна к двери, несколько шагов в одну сторону, поворот и несколько шагов в другую. Шаги все быстрее, движения все резче. — Этого не может быть. Ребенок не мог выжить. Это бред.
Я схватила вазу со стола, швырнула ее на пол, вслед за ней туда полетели другие вещи. Я крушила все вокруг себя и орала:
— Этого не может быть!
Орала в голос, под испуганный лай Сашки, но не могла заглушить тихого шепота в душе: "А вдруг?"
С тех пор каждую ночь звонил телефон, я снимала трубку и слышала, как плачет ребенок. В четверг я не выдержала и поехала в клинику, хотя запрещала себе даже думать об этом. Я могла попросить Лялина навести справки о ней, и это было бы первым шагом на пути к безумию. Чтобы не спятить, я должна забыть об этой клинике, но вместо этого я поехала туда.
Шел обход, и меня попросили подождать в приемной. Я устроилась в кресле и огляделась. Здание небольшое, бывший детский сад, территория огорожена, в прошлый раз мы покинули клинику через дверь, выходящую на север, она была напротив калитки, там, в переулке, стояла машина. Центральный вход в противоположном направлении, ворота открыты, перед входом небольшая площадка для машин.
Наконец появилась женщина, кивнула мне и повела в кабинет.
— Слушаю вас.
— Я бы хотела поговорить с хозяином клиники. Это очень важно.
— Я готова помочь вам. Собственно, что случилось?
— В октябре в клинике у вас лежала женщина… — Я знала, что все это бессмысленно, что хозяин не ответит на мои вопросы, а никаких записей нигде не будет, ни одного свидетельства, что я была здесь.
— Да? Как ее фамилия?
— Ее привезли без документов. — В лице врача ничего не изменилось. — Я бы очень хотела поговорить с ним.
— С Олегом Сергеевичем?
— Да… думаю, да.
— Боюсь, что это невозможно, — поджала она губы. — Ужасное несчастье. Он погиб три недели назад.
— Погиб?
— Да. Его сбила машина возле подъезда. Ужасно, мы не знаем, что теперь будет с клиникой. Для нас всех это такой удар. Человека, сбившего его, до сих пор не нашли.
Женщина вздохнула, а я невольно усмехнулась. Ну конечно, врач не мог остаться в живых, потому что он знал… боюсь, что только он. За все время своего пребывания здесь я не видела никого, кроме врача и Лукьянова. Ни медсестры, ни уборщицы… Но ведь кто-то помогал ему во время операции? Вряд ли… а если так, то скорее всего и с этим человеком случится несчастье. Теперь никто никогда не ответит на вопрос, что здесь произошло. Никто, кроме Лукьянова.
— Вы не возражаете, если я взгляну на палату.
Она не возражала.
Мы прошли узким коридором в конец здания. Вот выход на улицу, еще один коридор за стеклянной дверью. Сейчас она открыта, а тогда Лукьянов отпирал ее ключом. Здесь две палаты, в одной из них лежала я. Жалюзи на окнах, ширма, кровать… все так, как я запомнила.
— Палатой часто пользуются?
— Эти комнаты неудобно расположены, отдельно от всех, как видите. Не припомню случая, чтобы тут вообще кто-нибудь находился. Женщина, о которой вы говорите, лежала здесь?
— Она так сказала.
— Невероятно, — с сомнением глядя на меня, пожала она плечами.
Я могу попросить Лялина, он что-нибудь да узнает… какая-то зацепка все равно есть… Я даже думаю, что смогу ее найти, не обращаясь к своему другу. Лукьянов позаботился об этом. Ведь поиски с чего-то надо начинать.
— Можно, я немного здесь побуду? — Врач посмотрела с недоумением, и я поспешно шагнула к двери. — Извините.
"Он все просчитал", — думала я, идя по коридору. Сегодня он может праздновать первую победу. Только второй не будет. Не будет, даже если мне придется пустить себе пулю в лоб. Напишу красным фломастером плакат: "Мой ребенок мертв" — и буду смотреть на него до тех пор, пока не вобью себе эту мысль в голову. Мой ребенок мертв. Ах, Саша, Саша… ты так ничего и не понял.
Я вышла за ворота, оглянулась и сказала себе:
— Меня тут не было. Ни тогда, ни сейчас… — И тут увидела машину Тагаева. Дверь "Хаммера" распахнулась, и появился Тимур. Не спеша направился в мою сторону, а я сжала зубы, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— Это здесь? — спросил Тимур. Я знала, что он имел в виду, но не хотела верить в то, что стало очевидным. Как я могла надеяться?
— Подумываю лечь на обследование, — промямлила я, пряча глаза, глупая ложь, которая никого не спасет. Тимур с усмешкой посмотрел на меня, резко развернулся, собираясь уйти, а я схватила его за руку. — Тимур… он звонил тебе? — Ответ мне был не нужен, я знала, я читала ответ в его глазах. — Тимур, он делает это нарочно… он все просчитал. Он просто хочет превратить нашу жизнь в ад. Неужели ты не понимаешь?
Тагаев сделал шаг, пытаясь вырваться из моих рук, но я еще сильнее вцепилась в него.
— Посмотри на меня. Тимур, посмотри на меня. Ребенок мертв. Я мать, я бы почувствовала. Он мертв. Не позволяй ему играть нашей жизнью. Лучшее, что мы можем сделать, это послать его к черту. Пожалуйста, Тимур.
Мы смотрели в глаза друг другу, и я боялась расцепить руки, сжимая его ладони все крепче.
— Он звонит тебе каждую ночь? — спросил Тимур очень тихо, спросил, сглотнув с трудом, убирая ком из горла.
— Да, — жалко ответила я.
— И что ты делаешь?
— Ничего. Молча вешаю трубку.
— А что потом? — прошептал он. А я сжалась в комок, вдруг подумав, что впереди ночь, а потом еще одна и еще… Я вновь стиснула зубы, чтобы не заорать от ужаса. Тагаев обнял меня и прижал к себе. — Прости меня.
— За что? — испугалась я.
— За то, что оставил тебя, за то, что не сберег, за то, что этими ночами ты была одна… Я… в тебе больше мужества, чем в десятке крутых придурков вроде меня.
Мы стояли обнявшись, вызывая недоумение у прохожих, он гладил мои волосы, а потом вытер слезы на моем лице и повел к машине.
— В таком состоянии тебе не стоит садиться за руль. — Тимур улыбнулся и помог мне сесть. Завел машину и плавно тронулся с места. — Он хотел, чтобы ты уехала с ним? — спросил Тимур через некоторое время. Я кивнула. — Но ты отказалась. Почему?
Я отвернулась к окну.
— Ты знаешь.
— Да. Я знаю и попробую не повторить чужих ошибок. Пока мы живы, всегда есть шанс все исправить. — Он помолчал немного и вновь заговорил:
— Когда я думал, что ты… что потерял тебя, я был готов заплатить любую цену, лишь бы вернуть тебя, пусть другому, лишь бы вернуть, пусть даже я тебя никогда не увижу, только бы знать, что ты есть.
