Светлана Потоцкая - Убийство и Дама пик
Андрей вернулся практически мгновенно и молча уселся на кухне, напряженно прислушиваясь к звукам на лестнице. Так что дверь он открыл в ту же секунду, в которую Павел коснулся кнопки звонка.
Сказать, что Павел выглядел плохо, — значит ничего не сказать. Он словно похудел на несколько килограммов, почернел, губы были сжаты так, что рот превратился в узкую щель. За такой короткий отрезок времени! Невероятно, но тем не менее факт оказался фактом, и я впервые увидела, что Павел — никакой не супермен со стальными нервами и железной выдержкой, а обычный человек. Что, черт побери, случилось с Милочкой?
Андрей тут же подтолкнул Павла в сторону кухни, усадил, налил ему стакан водки, а себе плеснул в рюмку. Про меня он напрочь забыл, но надо сказать, что водка — это было последнее, чего мне хотелось в данной ситуации. Так что я даже не обиделась.
— Ну, залпом! — скомандовал Андрей, и Павел подчинился ему, точно автомат. Что тоже было абсолютно для него нехарактерно.
Водка на Павла не произвела ровным счетом никакого впечатления: будто стакан кипяченой водички махнул. Тем не менее Андрей чуть ли не силком заставил друга закусить и тут же налил по второй. В тех же пропорциях. Это подействовало.
В лице Павла появились живые краски, губы разжались, а в глазах что-то подозрительно блеснуло. Это заметил и Андрей, потому что торопливо сказал:
— Мы тут посидим, а у тебя, Наташенька, кажется, срочная работа?
Намек был более чем прозрачным, и я покорно поднялась, чтобы уйти. Но Павел вяло махнул рукой и возразил Андрею:
— Пусть послушает. Я пока ничего не понимаю. Может быть, замечательная женская логика нам в чем-то поможет…
Ну, плохо дело, если уж дошло до признания полезности женской логики. Сколько живу — такого чуда не помню. Похоже, надо ковать железо, пока оно горячо. Иначе одумаются — и точно выгонят вон.
Я забилась как можно глубже в угол кухни и на всякий случай старалась не дышать.
— Так что случилось? — спросил Андрей.
— Она пыталась покончить с собой, — мрачно ответил Павел. — Задержись я минут на пятнадцать… или не будь у меня ключей от ее квартиры…
— С чего? Все же было…
— Вот именно, все было прекрасно. Работа закончена, день свадьбы назначен. И вдруг этот кошмар: перерезанные вены, полная ванна крови. Ничего не понимаю!
— Может быть, она тебе изменила? — робко предположил Андрей. — И не смогла себя простить?
Я чуть не задохнулась от возмущения, но вовремя прикусила язык. Меня пока еще никто не спрашивал, а мешать мужчинам говорить очевидные глупости я не собиралась. Допустим, изменила, хотя на Милочку это не похоже. И что же — сразу резать вены? Так две трети женщин давным-давно переселились бы в лучший мир задолго до отпущенного им природой срока. Тоже мне — повод для суицида!
Наверное, мое возмущенное сопение все-таки достигло слуха Павла, потому что он посмотрел в мою сторону и спросил:
— Ты тоже так считаешь?
— Абсолютный бред! — фыркнула я. — Из-за этого с собой не кончают. Только в дамских романах, да и то — прошлого века. И потом, Павлуша, ты бы заметил. Милочка, насколько я понимаю, притворяться не умеет.
Павел кивнул.
— Картина вообще странная. Квартира вылизана до блеска, ни малейших следов беспорядка, как после генеральной уборки.
— Это было бы странным, если бы касалось моей квартиры, — не выдержала я.
Андрей фыркнул от смеха, а Павел досадливо поморщился.
— Ты не поняла. Квартира — неживая. Словно кто-то задался целью уничтожить абсолютно все следы чьего-то там пребывания. Посуда перемыта и перетерта, мебель отполировала до блеска, даже белье постирано, причем так и осталось в стиральной машине. Врач утверждает, что Милочка накануне пила, причем много, а это уже ни в какие ворота не лезет. Единственная версия: кто-то пытается таким образом свести счеты со мной. Но кто? И за что? И в любом случае проще было убить меня: тогда никто не стал бы заниматься расследованием.
— Из квартиры ничего не пропало? — с профессиональным любопытством спросил Андрей.
— На первый взгляд — нет. Да и ценностей-то там особенных сроду не водилось. Так, пара колечек и цепочка. К тому же после ограбления следы, конечно, заметают, но не так.
— Может быть, ты просто поговоришь с Милочкой, когда она придет в себя? — предложила я. — Зачем ломать себе голову понапрасну?
Павел снова помрачнел:
— Я… боюсь. А вдруг случилось что-то такое, о чем она вообще не захочет мне рассказывать? И тогда я ее вообще потеряю.
— Да что она — родине изменила? Так этим сейчас, по-моему, только ленивый не занимается.
— Я прощу ей любую измену, — медленно сказал Павел, — только, боюсь, она в это не поверит. Кто-то еще должен с ней поговорить. Первым. И обязательно сказать ей, что все в порядке. Что бы там ни произошло. Может быть, ты, Наташа?
— Я-то могу, — пожала я плечами, — только вот захочет ли она передо мной исповедоваться? Не такие уж мы близкие подруги, да и симпатий особых она ко мне, по-моему, не испытывает. Мы разные… У нее вообще есть близкие подруги?
— По-моему, нет, — покачал головой Павел. — Мне о них, во всяком случае, ничего не известно. Она жила только своей работой…
— Может быть, дело в работе? — выдвинула я, на мой взгляд, уже совершенно сумасшедшую гипотезу.
— Не сходится, я думал, — покачал головой Павел. — Она только сегодня должна была везти рукопись в издательство. Да, если бы вдруг она получила отрицательный отзыв, тогда конечно… Но она не могла так скоро получить никакого отзыва. За один день рукописи не рецензируются.
— А за день до их представления — тем более, — добавила я. — Похоже, причину нужно искать в ее личной жизни.
— Думаешь, у нее была еще какая-то личная жизнь? — чуть ли не с испугом спросил Павел. — Но я бы заметил…
Я только глубоко вздохнула. Подавляющее большинство мужчин в принципе не способно замечать личной жизни своих лучших половин. И не потому, что бесчувственны, а потому, что, как бы это сказать, запрограммированы на совершенно другие наблюдения. Да, если мужчина патологически ревнив, он эту самую личную жизнь отыщет даже в том случае, если ее вообще не существует. А если не ревнив… Тут можно действительно противогаз на голову нацепить: в лучшем случае спросит, не выщипала ли себе брови. Увы…
— Вернемся все-таки к реалиям, — предложила я. — Кто-то должен завтра поехать к Милочке и поговорить с ней. Я беру самоотвод, в исповедники, а тем более в психотерапевты не гожусь. Андрей — тем более. Могла бы, конечно, Галка, но она почти не знакома с Милочкой, видела ее от силы два раза и никакой особой симпатии там, по-моему, не возникло. Симпатии… Черт, кажется, я придумала! Павлуша, а почему бы тебе не попросить Елену?
Оба друга посмотрели на меня так, как если бы я сморозила несусветную глупость. Но я не собиралась отказываться от своей замечательной идеи.
— Да-да, именно Елену. И не рассказывайте мне бабушкиных сказок о том, что первая жена в принципе не способна понять и принять невесту своего бывшего мужа. Все зависит от человека. По-моему, Елена — идеальная кандидатура, да и с Милочкой они, кажется, нашли общий язык. У Елены ведь в крови стремление всех опекать и всем помогать, а Милочка именно в этом нуждается.
— К тому же Алена — врач, — задумчиво заметил Павел. — И действительно прекрасный человек, свободный от мещанских предрассудков. Я же не отказался бы помочь, например, ее нынешнему супругу, если бы он, не приведи Господи, конечно, попал бы в беду… Наташка, а ведь в этом что-то есть. Мы настолько зашорены, что воспринимаем только стандартные ситуации…
— Так позвони ей, — продолжала я, не давая железу остыть. — Позвони и русским языком объясни ситуацию. Прямым текстом. Худшее, что может случиться, она не согласится. Тогда будем искать другой вариант.
Или я сильно ошибаюсь, или во взгляде, который Павел бросил на меня, читалось: «А не такая уж ты дура, какой представляешься».
— Алена? — спросил Павел, набрав нужный номер телефона. — Прости, что беспокою тебя… Ничего? Как вообще дела? От Максима что-нибудь есть? Будет в Москве через три дня? Отлично. А его красавица? Ни слуху ни духу? Я проверял, ни несчастного случая, ни, избави Бог… Да, нужно подождать, вдруг сама объявится…
Голоса Елены в трубке не было слышно, но по лицу Павла угадывалось, что она явно не анекдоты рассказывает.
— Сочувствую тебе. Ну, знаешь, работа есть работа, тем более — на телевидении. Там же, по-моему, даже твердого графика нет… Что? Ты уверена? Аленушка, это в любом случае не телефонный разговор. Давай при личной встрече… Понимаешь, мне самому нужно с тобой увидеться… Дело очень деликатное. Моя невеста… ну, ты ее видела… попала в больницу. Попытка самоубийства. Я устроил ее к Аркадию, помнишь такого? Да, теперь главврач, лысый и важный, но все равно — свой человек. Нет, не надо никому звонить, с этим я сам разберусь… Ты меня всегда поражала своей интуицией. Да, хочу попросить еще об одном. Можешь поехать и поговорить с Милочкой? То есть я тебя сам отвезу и подожду возле больницы. Кто знает, вдруг она тебе скажет, в чем дело. Тогда я буду знать, как действовать. В каком плане? В том, как ей помочь, что бы там ни произошло. Верю, что понимаешь. Во сколько ты можешь? Отлично, в час дня я возле твоего дома. Спасибо тебе заранее, Аленушка…
