Светлана Потоцкая - Убийство и Дама пик
Обзор книги Светлана Потоцкая - Убийство и Дама пик
Светлана Потоцкая и Наталья Потоцкая
Убийство и Дама пик
Глава 1
Не надо приходить на пепелище
Он сидел на веранде загородного дома и с непроницаемым лицом слушал то, что выкрикивала женщина, вышагивавшая взад и вперед по жалобно скрипящим половицам:
— Ты чудовищный эгоист! Я вдвое моложе тебя! Отдала тебе юность, красоту, здоровье… И что получила взамен? Нищету, инвалидность и мужа-придурка, который считает пятьсот баксов запредельной суммой. А ты теперь даже разговариваешь со мной в порядке одолжения.
Нет, она не кричала — она почти шептала, но по интонациям этот шепот был эмоциональнее любого вопля. У женщины вообще был очень странный голос: казалось, она говорит сквозь плотную маску или из-под воды.
Он поменял положение ног, полюбовался до блеска начищенными ботинками. Стрелка брюк на колене чуть-чуть замялась — он выровнял ее. Машинально пригладил холеные усы. Эти манипуляции не укрылись от внимания женщины, и она зашлась от ярости:
— Вот-вот, только ты, любимый, себя и интересуешь! Одно твое позирование перед зеркалом чего стоит! Считаешь себя писаным красавцем, да? И совершенно неотразимым? Так я тебе скажу…
— Дорогая, — прервал он ее, — не говори того, о чем потом пожалеешь. Ты красивая, неглупая девочка, у тебя вся жизнь впереди. Вспомни, кстати, я никогда не обещал на тебе жениться. А вот мужа тебе нашел неплохого, грех жаловаться. Ты им вертишь, как тебе хочется…
Он подумал, что интересно только добиваться благосклонности женщины. А когда цель достигнута — все становится пресным и банальным. Если бы они не устраивали сцен, не требовали чего-то невероятного… Встретились, прониклись взаимной симпатией, провели время к обоюдному удовольствию — и разошлись как в море корабли. Хорошо было султанам — они просто топили надоевших наложниц в море…
— А я не хочу никем вертеть! Я хочу быть слабой женщиной, понимаешь? Чтобы меня на руках носили…
— Покупали шубы и бриллианты, водили по дорогим кабакам… Стандартный набор безмозглой шлюхи. Нет, не визжи, иначе я просто повернусь и уйду, меня твои истерики никогда не волновали, ты же знаешь.
Она не успела ничего ответить: на дорожке возле дома раздались шаги. Мужчина и женщина переглянулись: они были почти уверены в том, кто это идет. И когда дверь открылась, поняли, что не ошиблись. Женщина подхватила сумку и с высоко поднятой головой проскочила на улицу мимо замершей в негодовании фигуры. А мужчина даже не шелохнулся, только улыбка на его губах стала язвительной, а взгляд — надменным. Если он и боялся предстоящего разговора, то ничем себя не выдал.
Не выдал и своего заветного желания — убить эту осточертевшую ему бабу. Не ту, которая сбежала, а ту, которая так некстати приехала. Будь мысль материальна, он бы уже созерцал хладный труп.
И делал бы это с наслаждением…
Этот сентябрьский день вознаградил продрогших в августе москвичей прямо-таки летней жарой. Ни единое облачко не омрачало ярко-голубое небо, ветра не было, а вчерашний дождь смыл с мостовых и тротуаров чуть ли не весь мусор. Ярко расцвеченный центр Москвы манил витринами и столиками уличных кафе, а я шагала мимо этого великолепия и глотала слезы. Нет, меня никто не обижал, просто самоуверенность сыграла со мной очередную злую шутку, и теперь я пожинала ее плоды. И надо сказать, жатва была обильной.
«Дураков не сеют и не жнут, они рождаются сами», — могла бы сказать я в свое оправдание и не слишком погрешила бы против истины. Совсем необязательно было делать хоть и небольшой, но крюк и тащиться туда, где я прожила несколько самых счастливых лет своей жизни, откуда была буквально вышвырнута и после этого с немалым трудом вернула себе душевное равновесие и физическую форму. Пять минут назад я миновала дом, в котором был убит мой муж. Любимый муж, замечу. С тех пор прошло два года. И если в моей теперешней квартире на окраине я уже привыкла оглядываться в прошлое без слез и почти без боли, то на месте происшествия эмоции меня захлестнули. А не надо было приходить на пепелище и искать в пустой золе то, чего там не могло сохраниться по определению.
У меня теперь была другая жизнь. Мне совсем недавно исполнилось тридцать девять лет, так что на вопрос о возрасте я могла с чистой совестью ответить: «Далеко от двадцати, близко к тридцати». В честь этого события я выкрасила волосы в золотистый цвет и мечтала теперь купить значок с надписью: «Я натуральная блондинка: пожалуйста, говорите медленнее». Поразивший страну экономический кризис на мне никоим образом не сказался, потому что сбережений у меня не имелось ни в валюте, ни в рублях. Господи, да я же просто счастливая женщина! Ну а то, что Бог ума не дал, — так с ним судиться не будешь. И хватит рыдать над своей растоптанной жизнью, надо высморкаться и двигаться дальше.
Легко сказать — двигаться дальше! Возле метро «Кропоткинская» ноги решительно отказались меня слушаться, и я присела на ближайшую лавочку. Храм Христа Спасителя блистал во всем великолепии новодела, по Гоголевскому бульвару гуляли мамы с детишками и старушки с собачками, причем последних явно было больше. Погруженная в собственные мысли, я и не заметила, как вытащила из сумочки сигарету и зажигалку, и очнулась только тогда, когда ощутила во рту привычный вкус дыма. Не знаю, кто как, но я не умею одновременно курить и плакать, так что слезы высохли сами собой, а я попыталась подвести нечто вроде предварительных итогов.
Полгода назад мне удалось выяснить, что овдовела я не случайно, а потому, что сестре моего мужа понадобились деньги. По удивительному совпадению деньги понадобились и его бывшей жене. И вот объединенными усилиями этих двух милых дам мой супруг отправился на тот свет, а я — на окраину Москвы. Из трехкомнатной квартиры в самом центре в однокомнатную у черта на куличках. Оттуда мне лежал прямой путь в психиатрическую клинику, но Бог, который, как известно, больше всего любит дураков, послал мне удивительное знакомство, благодаря которому я не только выбралась из депрессии, но и обрела второе дыхание, зажила нормальной жизнью. Точнее, жила до сегодняшнего дня, пока нелегкая не понесла меня поглядеть на прежнее место жительства.
Выкурив сигарету, я обрела способность соображать. Да, воистину дважды в одну и ту же реку войти невозможно. Там, где сейчас красуется вывеска «Камины», раньше было уютное маленькое кафе, куда я любила заходить по дороге из издательства домой, потому что там варили удивительно вкусный кофе по-турецки. Вместо табачной лавочки — обменный пункт, вместо продовольственного магазина элитный обувной салон. Практически все изменилось. Ну и что, спрашивается, я хлюпаю носом? Что было, то было, и нечего изображать вселенскую скорбь.
Я вытащила пудреницу и произвела инспекцию лица. То, что я увидела, целиком и полностью отражало краткое и емкое определение: «Без слез не взглянешь». Нет, в таком виде невозможно ехать домой — в переполненном вагоне метро, через полгорода. Нужно привести себя в порядок, а заодно и окончательно успокоиться. Где-то тут существовало еще одно кафе, которое запомнилось мне тем, что там было нечто вроде отдельных кабинок: диваны с высокими спинками надежно закрывали сидящих за столиком от соседей слева и справа. Ну конечно, вон там, в переулке, в двух шагах. Вывеска «Черный лебедь» видна даже отсюда, так что можно попытать счастья. Надеюсь, там еще не взвинтили цены до уровня «Метрополя». А то с наших коммерсантов станется…
«Черный лебедь» приятно порадовал меня тем, что народу там оказалось совсем немного, а цены можно было пережить. То есть чашка кофе меня не разорит, могу себе позволить даже две. Посижу, покурю в цивилизованной обстановке, поправлю лицо. А там и домой можно отправляться. Тем более, что к определенному часу мне возвращаться необязательно, я женщина свободная, хотя у меня есть друг, с которым мы вот уже полгода ведем общее хозяйство, как принято отмечать в делах о присуждении алиментов или признании законности ребенка. Однако и он, и я признаем право личности на независимость, причем признаем не декларативно, а на деле.
Сегодня, например, я сорвалась из дома за вожделенным гонораром, не предупредив об этом Андрея. Точнее, я вообще с ним не общалась со вчерашнего утра, когда он, поговорив с кем-то по телефону, в страшной спешке умчался, бросив мне на ходу:
— Созвонимся!
За полгода полусовместной жизни я уже привыкла к тому, что мой друг может несколько суток подряд не подавать никаких признаков жизни, причем вовсе не потому, что я ему надоела, — просто работа у него такая. Не скажу, чтобы я была от этого в восторге, но бачили очи, шо купувалы… Моя же свобода была ограничена лишь тем, что я должна была по мере возможности ставить Андрея в известность о своих передвижениях по городу, а также о ближайших жизненных планах. По закону всеобщей подлости именно сегодня он должен приехать ко мне и теперь наверняка теряется в догадках, куда меня могло понести. Или ни в чем не теряется, а просто прилег на минутку на диван и, как это обычно бывает, заснул сном праведника, оставив верный пейджер в прихожей, где тот может пищать до второго пришествия.
