Нелли Федорова - Дом на миндальной улице
Про ее зятя, Юлия, с тех пор ничего не было слышно. Он покинул Эос и уехал куда-то далеко, к своей родне. Марций и его друг Веспасиан писали ему туда, но не получили ответа.
О Клавдие я тоже наслышана. Разумеется, никто не поверил в то, что смерть Нелл была несчастным случаем. Все его попытки сделать видимость того, что ее убил фанатик или даже кто-то из нас, провалились. Даже те, кто осуждал Нелл, стали поговаривать, что он не такой уж благородный и благодушный вельможа, каким казался, и что у Нелл были причины бежать… Одним словом, сначала его осудило общество, и со временем он остался в совершенном одиночестве. Говорят, что даже его родственники, чуть ли не мать и отец, отказались от него. К тому же дела в Сенате показали его не в лучшем свете, как, должно быть, ты и рассчитывал. После того, как он провалился на работорговле и оказался втянут в контрабанду, доверия к нему уже никто не испытывал, от дел в Сенате его отстранили, заставили заплатить непомерные откупные и штрафы, в общем, через полтора года он был уже нищ и забыт всеми. Никто о нем иначе, кроме как с презрением, не говорил. А еще через год, так и не сумев восстановить ни имени, ни состояния, он покончил с собой, и более того, ему не хватило сил нанести себе смертельной раны, и он просил раба дорезать его. А в предсмертной записке писал о том, что на него покушаются, одним словом, хотел напоследок еще кого-то обвинить.
Ты наверное, не помнишь всех моих друзей, поэтому я не буду про них особо рассказывать. Они всё так же пишут мне, некоторые приезжали к нам в гости, большинство из них уехало из Эоса, обзавелись своими домами в крупных городах эотинского княжества, Айне и Септимий уехали навсегда в Селестиду. Кассий, несмотря на безродность, работает при дворе живописцем, его очень ценят. Энае и ее семья уехали жить в Итрею, Марций с женой живут в пригороде, поскольку у их ребенка, как он пишет, проблемы с дыханием и ему нужен чистый воздух. Марк работает вместе с отцом, они открыли свою лавочку и уже обзавелись хорошим состоянием. Сильвия замужем, но мы не списываемся. Кого ты еще видел? Паулину если только… Но с ней я не переписываюсь давно и не знаю, что с ней. Я считаю, она предала нас, распуская слухи о Нелл, вплоть до того, что над именем Нелл смеялись, как над дурацкой шуткой. На суд она не явилась, уехав жить к своему будущему мужу, поскольку ее уж очень расспрашивали о Нелл в том обществе, где она вращалась, и она решила, что свое будущее имя она не хочет связывать со скандалом. Я говорила с ней буквально за несколько часов до ее отъезда, она ни слова мне не сказала о том, что уезжает, поддакивала, обещала, лепетала какую-то ерунду о том, как ней относится ее барон… После этого от нее не было ни единого письма, и даже когда ей стало известно о том, что Нелл погибла. Когда началось следствие, она не отзывалась, и оказалось, что она уехала со своим мужем в Селестиду. Впрочем, когда мы с Помпеем наведывались в Селестиду к его семье, я видела ее несколько раз, но она, хоть и видела и узнавала меня, никак не реагировала. Я не стала навязываться, мне и так все было ясно.
Что касается нас с Помпеем, то мы встретились в Адрианополисе, жили там сначала у его родственников, потом нам стало хватать на собственный уголок. Мы купили маленький домик недалеко от рынка, это очень уютное местечко, а главное, перед ним растет старое, дуплистое миндальное дерево. Под окнами мы разбили садик, и там развели ирисы, которые выращивала старушка, ваша эосская соседка. Я и теперь везу с собой корзину этих клубней. Что у нас было? Работа… Помпей занялся торговлей, я шила и плела кружева. Год назад мы все-таки узаконили наши отношения, все потому, что мы захотели взять к себе девочку, у которой погибла вся семья. Так что теперь нас трое, я познакомлю тебя с ней, она чудесный ребенок, умничка и очень способная. Ее зовут Феофания, очень добрый и ласковый ребенок, хоть она и малышка, но для своего возраста очень серьезная, она ко мне привязана, как и я к ней. Моя соседка все переживает, что девочка не будет называть меня мамой, но я этого и не хочу. По мне лучше быть хорошим другом и честным человеком. Еще одно событие – рукопись Помпея, которую он посвятил Нелл, скоро выйдет в печати. Здесь она уже очень известна, ее с удовольствием читают, а Помпея узнают на улице и приглашают на вечера к местным ценителям искусства. Ты не представляешь, сколько у нас было по этому поводу радости и переживаний. Конечно, никто не сомневался никогда в талантах Помпея, но он так долго носил эту книгу, что я опасалась, он ее бросит. Это лучшее из того, что он когда-либо писал. Я подарю тебе копию, ты должен сам увидеть это чудо. Теперь у него больше веры в себя, и много новых мыслей, я уверена, что он и дальше будет совершенствоваться и радовать нас своим чудесным даром.
Если б ты знал, сколько еще я могла бы тебе рассказать… Но лучше мы встретимся все вместе, как раньше, и, как раньше, будем говорить долго, обо всем на свете. Я буду с нетерпением ждать этого дня, а он, я знаю, уже скоро. Так что обнимаю тебя, мой друг, и не прощаюсь.
Твоя, Фелисия.
(Из опубликованных воспоминаний Паулины N, баронессы Северного Ариэля. Год 902.)
…После рождения Квентина я долгое время не могла оправиться. Это был болезненный, трудный ребенок, давшийся мне чудом. И чудом было то, что Господь пощадил меня и оставил в живых. Я очень долгое время провела в постели, меня навещали друзья, родные и дети, но иногда я оставалась одна, лежала, глядя сквозь светлые занавеси в сад, и размышляла. Когда же приносили кормить Квентина, мысли мои стали сами собой возвращаться к Леонели. Я спрашивала себя, как такое могло случиться, что это нежное создание, более других достойное славной жизни, погибло как сломленный ветром цветок, погибло нелепо и бесславно, не оставив после себя ничего, будто никогда и не жило? Обида моя и тоска устремлялись к тем, кто ввязал ее в эту чудовищную историю, кто погубил ее душу и увлек на путь пороков и лживых ценностей. Я смотрела в чистые глазки моего долгожданного сыночка и страдала оттого, что ей никогда не довелось пережить этой светлой радости. Что на ее долю выпала лишь грязная похоть, снедавшая ее последние ее дни, затмившая собой даже горячо любимые ею рисунки и книги так, что не осталось и одного, чтобы сказать – вот загубленный талант! Тоска эта и обида за горячо любимого друга мучили меня и в те долгие дни, постепенно поправляясь, лежа в праздности, я непрестанно мечтала, как бы исправляя в грезах трагический конец той давней истории. Я видела Леонель в окружении ее чудных ребятишек с личиками маленьких идолов, видела ее посреди гостиных светских дам, остроумную и неотразимую, как никогда, видела в упоительной радости, как она побеждает своих недругов и, живая и незапятнанная, живет полной и бурной жизнью. Мне хотелось, чтобы она была среди всех тех милых лиц, что меня окружали, садилась бы рядом и мы бы говорили… Лишь эти мечты смягчали мою боль, но всегда оставляли горечь оттого, что всего этого так и не случилось…
…В тот год у моего барона были дела, и на лето мы всей семьей переехали в Эос. С каждым поворотом дороги меня вновь охватывали трепетные воспоминания, сладкие хлопоты в дни моей помолвки, крошка Пати, которой я была тяжела, когда уезжала из этих краев в свой новый дом, все мои радости и памятные события, в том числе и о старом моем друге Леонели… Я посетила тот район, где некогда мы с нею жили, и вновь почувствовала себя маленькой неразумной девочкой, как тогда – ведь все осталось по-прежнему. Все так же сочился зазеленевший фонтан на площади, чахлые апельсины бросали редкую тень, так же пахло из подворотен и дома были те же самые. Я нашла взглядом окна той комнаты, что мы когда-то занимали, пережила те чудесные дни, когда мы ждали своего счастья и спешили навстречу всему новому, не зная еще, какую беду оно нам несет. Вновь меня охватила та же грусть и едкая тоска о невозможности исправить случай, то несчастное недоразумение, по которому мы однажды встретили тех, кто сгубил ее своими нелепыми идеями… Являясь в обществе, я порой встречалась с теми, кто когда-то называл себя и моими друзьями. Эти люди забыли обо мне, и лишь мое старое девичье имя вызывало у них смутные воспоминания. Они старательно делали вид, что вспоминают меня, хотя я знала, что вспомнить они меня не могут, так как кто же тогда из них обращал внимание на бедную, ничем в их глазах не привлекательную девочку? От них я узнала о том, как арестовали и впоследствии казнили Северина Нолу, признанного виновным во многих страшных убийствах, как печально погиб, забытый и раздавленный непосильными делами Гай Клавдий. Как вернулась в Эос Фелисия вместе с прижитой от кого-то девочкой, и вскорости стала известной покровительницей и ценительницей искусства. Общество простило ей ее грехи, к ней вновь потянулись люди, и маленький домик, где она поначалу принимала, сменился особняком, названным Академией, где стали даваться уроки живописи и других искусств. Я не была там никогда, поскольку у меня было мало времени и множество дел, но слышала, что в глубине перистиля этой Академии, среди роскошных цветов на парапете между двумя колоннами сидит талантливо изваянная скульптура девушки. Я думаю, я узнаю ее лицо, так часто являвшееся мне в мечтах и воспоминаниях.
