Джоэл Роуз - Самая черная птица
— Именно этот вопрос я хотел задать. Можете ли вы объяснить, сэр, почему ваше имя постоянно всплывает в ходе нескончаемого расследования убийства Мэри Роджерс?
Эдгар ответил не сразу, вперив в собеседника пустой взгляд. В окне кухни знаменитый сыщик разглядел миссис Клемм: прижавшись лицом к стеклу, она наблюдала за ними.
— Мое имя назвал вам Джеймс Харпер, верно?
— Почему этот человек старается навредить вам, сэр?
— Месть, — без колебаний произнес По.
— Месть? За что?
— За то, что я посягнул на его вотчину. За то, что я не сдаюсь! Скажу вам так, главный констебль: самый популярный английский писатель в Америке Чарлз Диккенс не получает ни гроша за то, что его произведения публикуются здесь. То же самое относится к Теккерею, Скотту, Булвер-Литтону. Ни гроша. А я, да будет вам известно, не получаю ни единого пенса, публикуясь в Британии, и жалкие пенсы здесь. Поэтому пишу короткие рассказы, а не романы, сэр. Журналы по крайней мере платят. Американские издательства не изъявляют желания платить проценты с продаж, да и вообще хоть какое-то вознаграждение авторам. Особенно нам, американским писателям.
— В самом деле? Почему же?
— Потому что, как я уже сказал, нам некуда деваться. Не существует международного авторского права, которое заставило бы их платить. Мистер Харпер смело, громогласно, объявил над просторами нашей огромной юной страны свое удобное кредо: «Зачем американскому народу платить за собственную литературу, если он может получить ее бесплатно?»
— Вы считаете, именно поэтому он наговаривает на вас, обвиняет вас в преступлении и стремлении уйти от правосудия?
— Можете быть уверены. Издатель пытается отомстить мне, поскольку я борюсь за международное авторское право, сэр. В чем обвиняет меня этот джентльмен? В нарушении его Богом данного права делать деньги? Позвольте, я кое-что скажу вам, мистер Хейс: хотя Харпер и гребет деньги лопатой, он не обнаруживает в себе ни потребности, ни желания защищать американскую литературу. Поддерживать пишущую братию, ратовать за наше достоинство. Знаете, какова его тактика? Наш достопочтенный мэр вербует человека в Лондоне и платит ему щедрое жалованье — разумеется, больше, чем кому-либо из «ремесленников пера». Этот тайный агент обычно является служащим одного из престижных английских издательств. Как только последняя книжная новинка возвращается из типографии в виде гранок, негодяй похищает рукопись и опрометью несется на пристань. Потом книга переправляется через Атлантику на самом быстроходном судне. Покуда груз еще далеко, навстречу ему высылается шхуна. Она встретится с кораблем, прежде чем тот доберется до берега, английскую рукопись погрузят на борт, и шхуна помчится обратно в Нью-Йорк, в нашу столицу книгопечатания. Здесь произведение разделят на сотню кусков, страницы по четыре-пять, не больше. Потом каждый фрагмент отдадут в типографию. Наборщики будут работать целую ночь и к утру закончат. Они встретятся, соберут воедино плоды своих трудов и получат целый том. Книга в формате ин-фолио, без обложки, поступит в продажу к полудню, и ни цента из ее стоимости не достанется автору.
Хейс собирался было что-то добавить от себя, но По был слишком поглощен своей напыщенной речью и отмахнулся от него.
— Так как прибыли огромны, сэр, а риск минимален, все книгопечатание в Америке вращается именно по такой схеме. Нашим издателям не нужны местные авторы, а если их печатают, то платят за это гроши. Самые популярные на сегодняшний день американские писатели — кто они, по-вашему? Ирвинг и Купер — жалкие бездарные бумагомаратели — получают за свои последние творения по тысяче соверенов. А таким, как я, приходится просить подаяния, чтобы не сдохнуть от голода.
Констебль знал, что подозреваемые ведут себя особым образом, когда чувствуют нависшую над ними угрозу. Некоторые сидят с кривой усмешкой на лице, некоторые замыкаются, уходят в себя. В глазах блестит особый огонь. Спины выпрямлены или сутулятся. Порой бедняги переминаются с ноги на ногу, словно им неудобно держать собственный вес. Эмоции могут политься через край. Вы заглядываете им в глаза. И видите там что-то леденящее душу — что это?
Хейс не сомневался, что Ольга права: по уровню интеллекта По считал себя выше всех. Вероятно, он полагал, что никто не способен так логически мыслить. Даже сейчас, во время беседы с ним, главным констеблем Нью-Йорка, на губах писателя играла ухмылка, которую он, казалось, не мог подавить. Но преступник ли этот человек?
— А теперь, сэр, — сказал поэт, — теперь, когда вы понимаете истинные причины отношения ко мне мэра Джеймса Харпера, мы добрались до сути дела. Чего именно вы хотите? Чем я могу помочь?
Хейс слышал и принял как факт, что женщины сразу же начинают испытывать симпатию к Эдгару, а мужчины — нет. Главный констебль погрузился своим открытым, твердым взглядом в проницательные глаза собеседника, в концентрические круги зрачков и радужки, в тусклые черные диски.
И понял, что стоящий перед ним человек действительно не понимает, зачем нужен сыщику. Тогда он достал свой табак, вытряхнул трубку и снова набил. Детектив проговорил:
— Вы не составите мне компанию? Это из магазина Андерсона, первоклассная партия.
Поэт отказался, сославшись на то, что у него нет с собой трубки.
Однако потом передумал. Достав из внутреннего нагрудного кармана свернутую в свиток рукопись, которую только что читал в гостиной, он, не сказав ни единого слова, оторвал от нее кусок и протянул собеседнику получившийся небольшой прямоугольник. Констебль положил туда щедрую щепотку светлых листьев и стал наблюдать, как писатель сворачивает бумагу трубочкой.
— Очень изобретательно, — произнес Хейс.
— Всего лишь маленькая сигара. На самом деле очень приятная штука, — прокомментировал По. — То, что называется сигарета.
— В самом деле.
Сыщик устроился поудобнее возле сарая, усевшись на бочонок с гвоздями.
— Я сочувствую вам, мистер По, — заявил он, зажигая фосфорную спичку ногтем большого пальца. — В суде не всегда выносятся справедливые решения. Иногда преступник раскаивается в содеянном, но присяжные не могут разглядеть его угрызения совести. Если молодая женщина была беременна и случайно умерла во время аборта — признайтесь. Обещаю, я смогу помочь вам.
Писатель изумленно посмотрел на него. Хейс сидел на бочонке, раскуривая трубку, пока она не засветилась красным огоньком.
— Простите, главный констебль, но что я такого натворил? — поинтересовался он.
— Вы действовали благородно, чтобы избавить жену от волнений. А какое отношение вы имели к смерти Мэри Роджерс, сэр? — спросил Хейс строго.
— Никакого… Так вот в чем обвиняет меня мэр Харпер? Я думал, речь идет о плагиате. Да, наглость этого человека безгранична. Боже мой, меня даже в городе не было в то время! Я бы никогда… Кроме того, я тогда жил в Филадельфии.
— Да, вы там жили. Однако часто приезжали в Нью-Йорк, чтобы встречаться с издателями, редакторами и так далее. А смерть девушки как раз совпадает с одним из ваших приездов.
По закашлялся, не находя что возразить.
— Сэр, я не жду от вас ничего, кроме правды! — настаивал констебль.
— Я был с ней знаком. Это правда. И вам это известно.
— Она нравилась вам?
— Да, сэр. Мэри обладала удивительной красотой и острым умом.
— Поэтому бедняжка вас так привлекала?
— Пожалуйста, мистер Хейс, лицемерие не самая сильная ваша сторона. Я поэт, сэр. Красота привлекает меня. А что до остального… — Он сделал паузу. — Ведь я женат.
— Нужно ли мне напоминать вам, что семейное положение и прежде мало кого останавливало?
— Это верно.
— Вы любили Мэри Роджерс, — сказал детектив.
— А если и так? Я уже признался в этом.
— Вы ездили с ней в Покипси во время первого исчезновения девушки.
— Допустим.
— В повести, озаглавленной «Тайна Мари Роже», было написано, что тот, кто был с жертвой во время ее первого исчезновения, и есть преступник. Что вы можете сказать в свое оправдание?
Глава 58
По, По, тысячу раз По
По вернулся на ферму Бреннан в крайне возбужденном состоянии. Он с трудом поднялся по наружной лестнице, некоторое время боролся с желанием выпить, а потом решил, что бокал шерри просто поможет успокоить нервы.
До приезда главного констебля в душе писателя царили покой и умиротворение. Он был доволен тем, какое впечатление произвел на окружающих. Новое стихотворение всецело занимало мысли, то была работа на долгие годы. Поэт убедил себя в том, что оно изменит всю его жизнь — стихотворение о черной птице.
Пока он читал свое произведение Бреннанам, Мадди и Сисси, внутренняя сила, заключенная в стихотворении, проникала в кровь и душу, рождала надежду. Эдгар знал, чем обладает. Слушая звуки собственного голоса, он видел восторг на лицах аудитории, а с неожиданным появлением констебля лелеял надежду посмотреть и на реакцию этого человека — можно сказать, противника.
