Светлана Успенская - Какого цвета ночь?
Однако не привлекали ее и такие варианты, как торговцы зеленью и хурмой с Центрального рынка, спекулянты и продавцы военных шапок у интуристовских автобусов. Эти вызывали в ней отвращение. Ей еще грезился галантный принц, целующий ее ручку, внешторгработник, только что вернувшийся из загранки, артист — между «Гамлетом» и «Дядей Ваней» сбивчиво шепчущий о звездах и имеющий деньги с «левых концертов». Да мало ли…
И вот такой редкий шанс ей выпал! На прогулке в парке Горького они с подругой встретили двух лохматых парней странноватого вида, слегка датых, но еще вполне галантных и так бойко сыпавших комплиментами, каламбурами и цитатами, что и на расстоянии в них угадывались интеллектуалы. Молодые люди познакомились. Александра поняла, что ей выпал даже не шанс, а целых два шанса, и оба уникальные.
Молодые люди были студентами Литературного института, кажется четвертого курса. За четыре года они уже достаточно пресытились и богемной жизнью, и подругами, с готовностью предлагающими себя еще до того, как их об этом попросят. Им понравились скромные девушки без претензий, восхищенно ловящие каждое их слово. Задачей-минимум было очаровать подружек нехитрой трепотней, задачей-максимум — увезти их на родительскую дачу и устроить там небольшой сабантуйчик на воле.
Один из молодых людей, Кирилл Абросимов, оказался сыном известного советского писателя, который среди великих столпов соцреализма считался небольшим, но крепким «столбиком». Он жил в шикарной, по меркам лимитчиц, квартире в престижном доме литераторов, правда (что являлось безусловным минусом) отягощенной наличием родителей и младшей сестренки. Кирилл славился еще густой шевелюрой и полным отсутствием способностей к литературной деятельности. Папа его круглогодично обретался в разных домах творчества писателей, рассредоточенных по всей стране, — начиная от Подмосковья и кончая Прибалтикой и Крымом, а мама, как верный ординарец, следовала за ним с пишущей машинкой в одной руке и с папкой бумаги в другой. Младшая сестренка проживала у бабушки и поэтому особенных претензий со стороны Александры не вызывала.
Это был хороший вариант, один из самых лучших, но, увы, не идеальный! Иметь мужа с претензиями на гениальность и не обладающего таковой даже в малейшей степени — тяжко, а еще тяжелее всю жизнь поддерживать в нем уверенность в собственных силах. Пока папа-соцреалист был в полном здравии и его связи в редакциях толстых журналов были на высоте, Кирилл изредка печатал то рассказик, то подборку умело сляпанных стишков и получал неплохие гонорары — от трехсот рублей до тысячи за публикацию, в зависимости от числа строк. Но долго ли могло так продолжаться? Папа-Абросимов (Александра видела его фотографию в газетах) был весьма тщедушного вида человечек. На такого дунешь — и душа вон. А что потом делать без папы?
Второй парень, Алексей Шипилин, был под стать ей самой — выходец из провинции, без связей и квартиры. Хотя, по отзывам общежитских друзей-товарищей (кстати, весьма щедрых на заглазные хулы и скупых на похвалу), был невообразимо, фантастически талантлив. Правда, Алеша страдал чрезмерным пристрастием к алкоголю, что немного настораживало, но кто у нас абсолютно свободен от этого порока? Он был перспективен — вот в чем была его основная привлекательность для Александры.
Перед ней встала дилемма: кто же? У того квартира в Москве, дача в Переделкине, а у другого — койка в общаге, еще более вонючей, чем ее заводское общежитие. Талант? Вон сколько молодых и подающих надежды прозябают в полной безвестности, а книги их пылятся на магазинных полках… Что же тогда — койка в общежитии на всю оставшуюся жизнь или бесславное возвращение в родной Плюсинск с горестно поникшей головой?
Мнение самих молодых людей ее нисколько не интересовало. Она знала, что молода, красива, не глупа, обладает мертвой хваткой и если уж что-то решит, то в лепешку разобьется, если даже ради цели нужно пойти по трупам или давить крыс зубами.
На внутреннем «военном совете», после многих колебаний и всестороннего анализа ситуации, она приняла решение сделать ставку на сына писателя.
— А там видно будет! — легкомысленно махнула Александра рукой (так она поступала в первый раз). — Если не получится, так и развестись не долго… Даже в худшем случае у меня останется столичная прописка и кое-какое имущество.
Военный план был разработан, войска построены и мобилизованы.
Стол на даче в Переделкине, куда Александра добилась приглашения без подруги (в ней она видела потенциальную соперницу), был уставлен бутылками и редким по тем временам товарного голода разнообразием закуски.
Компания быстро надралась и расползлась парочками по комнатам, благо их в переделкинском доме было вполне достаточно. Александра с Кириллом оказалась в спальне, где торжественно возвышалась широкая двуспальная кровать — идеальное место для начала сексуального приключения.
Кирилл, пьяно сопя, полез было девушке под юбку, но Александра сделала круглые испуганные глаза, взглянула на него с мольбой (она умела так смотреть, хлопая длинными ресницами) и прошептала:
— Я… Я не могу…
— Почему? — ошалел Кирилл, которого долгое «томление в духовке» и алкоголь возбудили донельзя. — У тебя «праздники», что ли?
В его голосе явственно слышалось разочарование, а этого Александра никак не могла допустить.
— Нет, что ты, ничего такого… Я… — Она смущенно потупилась. — Дело в том, что… Понимаешь, я никогда еще этим не занималась…
— Так, может, не надо? — робко спросил он, икая.
— Но я так люблю и так хочу тебя, — прошептала Александра, прижимаясь к нему всем телом. — Я хочу быть с тобой всегда, всю жизнь…
Последние слова Кирилл пропустил мимо ушей. Он был сейчас занят осмыслением предстоящего действа: чем грозят ему особенности анатомического строения девственницы — и не обратил на ее слова внимания. И, как выяснилось потом, совершенно зря…
На следующее утро, проснувшись голова к голове с мирно сопящей девушкой, он так страдал от похмелья, что ему было абсолютно все равно, кто рядом с ним. Он, конечно, помнил: ночью что-то было — и даже догадывался, что конкретно, но как все это происходило, он совершенно не помнил.
Между тем Александра, расплескав по подушке крупные локоны волос, сияла любовью и нежностью.
— Кирюша, милый, — прошептала она, положив руку на грудь своего любимого, — когда мы расскажем всем?
— О чем? — слабо пробормотал Кирюша.
Любое маломальское шевеление, равно как и произнесение звуков, было для него пыткой похуже инквизиторского испанского сапога.
— О нас с тобой…
Кирюша поморщился. Казалось, что любые звуки, кроме бульканья огуречного рассола, были для него мучительны.
— Зря я вчера портвейн после водки пил, — прошептал он, бледнея.
— Тебе плохо? — засуетилась Александра, спрыгивая с кровати. Она-то чувствовала себя великолепно. Во-первых, потому, что она вчера ничего не пила, так, самую малость, а во-вторых, явно не зря растратила дарованный ей природой капитал — свою девственность.
— Принести тебе попить? Что ты хочешь?
Кирилл ответил благодарным стоном.
Когда он крупными жадными глотками хлебал огуречный рассол, оставшийся в банке, Александра, присев на краешек кровати, спросила ангельским голоском:
— А когда ты скажешь родителям?
— А что я им должен сказать? — спросил Кирилл, начиная ощущать благотворное действие рассола.
— Ну, о том, что между нами было.
— А зачем? — Господи, да если бы он сообщал отцу о всех своих партнершах, то бедный папа давно бы отбросил коньки.
— Как зачем? — Брови Александры медленно поползли вверх. — Мы же любим друг друга и хотим быть всегда вместе… Ты сам мне это говорил сегодня ночью! И обещал жениться…
— Я? Говорил?! — взвился Кирилл, мгновенно забыв про свою головную боль. — Ты ошиблась, детка. — Голос Кирилла звучал снисходительно. — Даже под страхом смертной казни, как бы я ни был пьян, я никому и никогда ничего не обещаю.
— Но ты говорил! — Губы Александры задрожали. — Ты сказал, что раз ты у меня первый, то… — Она умело зарделась.
— А что, я у тебя первый? — задумчиво спросил Кирилл.
— Конечно! — Александра залилась слезами. — Ты же должен помнить, были несомненные признаки… Кроме того, я не хотела, а ты меня заставил… Сказал, что любишь, хочешь жениться… Я подумала, что если мы все равно поженимся, то тогда можно… А то бы я никогда… — Она выразительно захлюпала носом.
Кирилл задумался. Безусловно, от такого факта невозможно было отмахнуться. Черт знает эту девчонку! Еще напишет заявление об изнасиловании, потом не оправдаешься. А что в институте начнется!.. Папа, может быть, его, в конце концов, отмоет, но шуму будет! Надо с ней поосторожнее…
