Екатерина Лесина - Кольцо златовласой ведьмы
Колец – два! Отец Сереги желал, чтобы они воссоединились, но Вику он и правда не отпустит. Выход один, только он же не мог не знать, что Серега оценит очевидность этих выводов. И вот вопрос: желал ли его папаша именно этого? И не пытался ли он Серегу подтолкнуть к решению – не напрямую, конечно?
– Два брака. И оба – неудачные. А главное, что со второй пассией юный граф жил во грехе, но потом вдруг решил их отношения узаконить и поспешил обвенчаться, вероятно, дабы наследник родился законным путем. Наследник родился. А дамочка – погибла…
– Он и в самом деле в это верит?! Проклятие, сердце… ламий не существует, – сказала Вика с непонятной убежденностью. – Не существует! И сердце не способно превратиться в камень. А значит, все это – суеверия…
…Наверное, но вот нельзя отрицать, что ни у кого из потомков Скуэро личная жизнь, мягко говоря, не ладилась.
– Теофания ди Адамо, дочь Туфании, повторила судьбу матери, правда, уже в Риме. За ней числится шесть сотен жертв, в том числе, сам герцог Анжуйский, смерть которого наделала много шума. Вообще-то, есть мнение, что девушка действовала отнюдь не самостоятельно – не ее полета была птица. И я согласен с этой версией. Ее использовали, а как стала она не нужна и даже опасна – ее и сдали. Конечно, она во всем призналась. Хотя, и я бы признался, если бы кто-то мне кости начал ломать. Потом была ее дочь, Джулия, опять же, родившая незаконнорожденную девочку… и снова – костер…
Странная мозаика чужих судеб, ощущение бега по кругу, когда каждый повторяет чужую судьбу, поколение за поколением… конечно, больше нет инквизиции и костров, да и мама его не погибла, хотя… Серега вспоминал ту свою жизнь.
Она умерла, пусть и продолжала существовать, но не живым человеком – тенью себя самой.
Был ли отец счастлив? Вряд ли…
А дед?
И прадед, о котором Серега вообще почти ничего не знает?
Но жены их были живы. Потому что они невенчаны были? Проклятие высшей степени формализма?
– Не сходится, – сказала Вика.
Она сползла с кровати на пол и, стащив кроссовки и носки, внимательно изучала собственные ноги. Ступни ее были длинными и узкими, с розовыми, какими-то детскими пятками.
– Моя мать не была несчастна. Она трижды выходила замуж и, уверяю тебя, разводилась только потому, что ей этого хотелось. Скука ее заедала. А твоя бабка получила кольцо. И у твоего деда, как понимаю, второе имелось. Значит, теоретически проклятье должно было быть снято. Ну, ведь условия-то выполнены, так?
Серега, подумав, согласился с ней.
Он смотрел на ее длинные пальцы: они шевелились, словно Вика играла на призрачном пианино.
– Может, не все?
– Ага. – Она на редкость упрямая ведьма, отказывавшаяся верить в сверхъестественное. – Они забыли прогуляться в полночь на кладбище и принести в жертву черного козла… Серега, ну это же чушь! Семейная легенда…
А пятно на Светкиной ладони? И не только на Светкиной? Неизвестное вещество в ее крови? Четыре трупа? Это тоже все – семейная легенда? Как-то очень уж… живая она!
– Ладно, допустим, у твоей бабки жизнь не заладилась. Один муж ее не устроил. Второй умер… бывает. И кольцо перешло ко мне. Вряд ли оно испортит то, чего нет. Но вот в доме… смотри, согласно этой легенде, умирают жены. Так? Про детей ничего не сказано! Твоя сестра, брат… моя мама вообще никаким боком к этому делу… а Гарик? Он-то тут при чем?
Вот в этом определенный смысл имелся.
Вика почесала ступню.
– Кто-то играет с вами, то есть с нами. Кто-то, кто знает эту сказку…
Визг, донесшийся откуда-то из глубин дома, помешал им додумать эту идею до конца.
– Идем, – Серега не собирался больше выпускать потенциальную невесту из виду. Он схватил ее за руку и потянул за собой. Обуться ей дать? Обувь подождет.
Кто бы там ни кричал, но делал он это вдохновенно…
Пятка чесалась. Вика ненавидела, когда она начинала чесаться – это было верным признаком грядущих неприятностей. Это она еще с детского сада поняла, когда внезапно засвербевшая ступня предваряла события крайне неприятные, вроде внеочередного конкурса красоты «Мисс Старшая группа». В школе пятка чесалась перед внезапными проверочными работами, тем самым усиливая ее панику; перед потерей проездного билета, неведомым образом покинувшего кошелек; перед ее столкновением с завучем, которая вечно пребывала в дурном настроении… главное, никогда нельзя было предсказать, откуда именно ждать беды.
Впрочем, положа руку на сердце, следовало признать: на трупы пятка еще не чесалась.
И теперь Вика, прижавшись к стеночке, отчаянно терла ступней о ковер. Ковер был мягким, неподходящим для чесания, и зуд не утихал.
Странное ощущение. Вика прекрасно понимает, что происходит с ней и, в принципе, вокруг нее. Более того, она подмечает детали, на которые прежде не обратила бы внимания.
Семен. Стоит у двери, скрестив руки, смотрит исключительно на собственные ботинки: солидные, замшевые, с влажными пятнами. Он выходил? Куда и зачем? А на черной ткани брюк выделяется белое пятно – ночная бабочка.
Эльвира, устав кричать, позволила себя успокоить. Сидит в кресле, закинув ногу за ногу, демонстрируя их – свои почти совершенной формы ноги. Шелковый поясок развязался, полы халатика разъехались. Под халатиком – красное белье. Ярко. Вызывающе. Эльвире идет.
Но вот странность: что она здесь делала – в эдаком наряде?
– Так ужасно… я увидела, что дверь приоткрыта…
…Она была с Семеном на первом этаже. А потом – что? Семен вышел погулять? Эльвира же, не находя покоя, отправилась бродить по дому?
И где ее обувь?
Чулочки тонкие, такие легко порвать…
– Увидела и… постучала… просто так, на всякий случай. В доме ведь – чужие люди…
Она одарила Вику выразительным взглядом, от которого зуд в пятке усилился неимоверно. Да, Вика – чужая. А Эльвира – своя, настолько своя, что могла без предупреждения заглянуть в кабинет хозяина дома.
И вид, если отбросить предубеждения, у нее модельный. После постельных игр дамы выглядят иначе, она же… вернулась к себе. Сходила в душ. И белье, Вика помнила, на ней другое было. Значит, Эля переоделась. Накрасилась и…
Нет, мерзко о таком думать.
А еще, Вике категорически не нравится, что Серега как уперся взглядом в ее декольте, так и застыл. Стася здесь нет… подозрительно? Или он просто еще не вернулся из гаража? Или это – предлог, что он… не вернулся?
– …думала, загляну и быстренько уйду… а там… там… – Она вытянула ручку в сторону балкона. – Они… там…
И Вика поняла, что, если и дальше будет просто стоять у стенки, свихнется – и все.
Да и… почему никто ничего не делает?!
Она решительно направилась к приоткрытой двери, из-за которой тянуло прохладой.
– Ничего не трогай! – велел ей Серега, отвлекшись все-таки от Эльвириного декольте. – Слышишь?
Слышит.
И его голос. И то, как стрекочут кузнечики в траве. Соловей разливается, поет, создавая неуместную романтическую обстановку. Луна повисла круглым шаром, светом делится щедро… Балкон просторный, с узорчатой балюстрадой и парой декоративных горгулий, они радостно ухмылялись, глядя на хозяина.
Антон Сергеевич лежал на полу, подсунув под себя руку. Вторая вытянулось, словно он пытался добраться до кого-то или чего-то. Светлым комком в углу, грудой тряпья, лежала Елизавета.
Переступив через его руку, Вика присела и прижала пальцы к его шее. Она тысячу раз видела, как это делали в кино, и действие это казалось таким простым.
Кожа – теплая. А под пальцами ничего не слышно. Надо артерию нащупать… тело перевернуть, хотя бы на бок. И пера, которое можно было бы поднести к его носу, у Вики не имелось, зато рядом на полу лежали очки. Не зеркальце, но тоже – стекло. И Вика, протерев окуляры, поднесла их к носу Антона Сергеевича. Она даже не удивилась, увидев, что стекло запотело.
– Его надо перенести куда-нибудь, – сказала Вика. – И вызвать «Скорую»…
Ресницы Антона Сергеевича дрогнули. Взгляд его был преисполнен такой ненависти, что Вика испугалась.
– Т-ты…
– Я, – ответила она, уже жалея о том, что влезла в это дело.
– Л… ламия!
Вика положила очки на столик и отошла к Елизавете, уже почти не сомневаясь, что и та – жива. Теплая. Дышит. Громко, тяжело, отчетливо. И, стоило ее поднять, – Вика удивилась собственной силе, – как Елизавета со стоном попыталась опуститься обратно на пол.
– Сейчас врач приедет… приедет врач…
В кабинете Елизавету стошнило. Ее рвало на ковер чем-то желтым и едким, с омерзительным запахом желудочного сока.
– Уберите это! – взвизгнула Эльвира и вскочила.
Своевременно! Вика усадила Елизавету в кресло. Та, кажется, не понимала, что происходит вокруг. Она вертела головой, пыталась что-то сказать, но выходило это у нее неразборчиво, словно губы и язык перестали вдруг ее слушаться. А стоило Вике отойти, как Елизавета вытянула руку.
Бледная ладонь с длинными пальцами. Идеальной гладкости кожа. Французский маникюр… И золотое кольцо с прозрачным камнем квадратной огранки.
