Виктор Пронин - Высшая мера
Поставил бутылку на стол.
Подумал о том, что на ней наверняка остались отпечатки его пальцев. Усмехнулся - теперь это не имело никакого значения. По той простой причине, что больше никто никогда в этом доме не найдет ни единого отпечатка. «Ни единого, ни единого…» - повторил он про себя несколько раз.
Не обращая внимания на сопевшего у его ног Вахромеева, Апыхтин внимательно рассмотрел нож. Это была прекрасно выполненная самоделка. Выкованное из какой-то особо прочной стали лезвие было обработано напылением, отчего приобрело тусклый матовый блеск. Черная ручка тоже могла сойти за произведение искусства - это было как бы тело кабана, которое заканчивалось оскаленной мордой с горящими красными глазами. Но форма ручки вовсе не повторяла кабаньи очертания, она была сделана под руку, чтобы никакой удар не выбил ее, чтобы она сама не выскользнула из пальцев.
- Хорошая работа, - Апыхтин опустил нож в свою сумку.
- Что тебе нужно? - спросил наконец Вахромеев.
- Разговор есть.
- Ну?
- Не торопись, разговор долгий… - Апыхтин приподнял Вахромеева, подволок его к батарее водяного отопления, достал из сумки собачий ошейник с шипами, обращенными вовнутрь, ошейник, предназначенный для особо злобных громадных псов, которых можно удержать только такой вот удавкой с намертво привинченными шипами, впивающимися в горло при малейшем натяжении.
Ошейник был велик Вахромееву, но Апыхтин на это и рассчитывал - обхватив за шею, он пристегнул его к железной трубе отопления. Разговаривать Вахромеев мог, но при малейшем движении шипы впивались в горло, вынуждая сидеть спокойно.
- А это зачем? - прохрипел Вахромеев.
- На всякий случай. Мужик ты чреватый, вдруг удастся тебе что-нибудь такое, этакое…
- Что ты задумал?
- Поговорить надо.
- Говори уже наконец! Чего тянешь?
- Торопишься?
- Ошейник впивается! Смотри - задохнусь и поговорить не успеем!
Апыхтин подошел к сидящему на полу Вахромееву, поправил ошейник.
- Узнаешь меня? - спросил Апыхтин.
- Нет.
- День или два назад во дворе одного дома я спросил - не ты ли забыл в машине папку… Ты взял ее, повертел перед глазами, вернул обратно. Помнишь?
- Так это был ты… Понятно.
- На этой папке остались твои отпечатки.
- Не знаю, может быть.
- А еще твои отпечатки нашли в одной квартире на седьмом этаже, помнишь?
- Не помню.
- Это случилось месяца полтора назад… Хотя нет, уже почти два месяца с тех пор прошло. Ты вот этим ножом, - Алыхтин кивнул на свою сумку, - зарезал женщину и ребенка. Мальчишку десяти лет. Помнишь?
- Не было этого.
- Сам знаешь, что было. - Апыхтин придвинул стул поближе к Вахромееву, присел, расположился, как это делают, готовясь к долгому разговору.
- Я буду кричать! Сбегутся соседи! Понял? Отпусти меня!
Апыхтин молча вынул из своей сумки широкую клейкую ленту и положил на стол, на расстоянии вытянутой руки.
- Кричать не будешь. - Его голос был негромок, нетороплив, в нем чувствовалась даже какая-то усталость, усталость последних двух месяцев. - Если закричишь, я тут же заклею тебе рот вот этой штуковиной. Видишь, как я подготовился к разговору… Вопрос… Вас там было двое?
- Отвали! Не был я в том доме!
- В каком доме не был?
- Про который говоришь.
- Слушай, старик, меня внимательно…
- Развяжи меня! Слышишь?!
- Так вот… Меня интересует одно - кто заказал? Ни ты, ни твой приятель мне не нужны. Гуляйте дальше. Мне нужен заказчик.
- Не знаю я ни приятеля, ни заказчика, ни квартиры, о которой ты говоришь!
Апыхтин помолчал, словно бы в раздумье, огорченно помолчал, будто обидел его Вахромеев, оскорбил недоверием. Он придвинул к себе сумку, вынул из нее трехлитровую банку и осторожно поставил на пол.
- Это бензин, - сказал он. - Не веришь?
Вахромеев молчал.
Тогда Апыхтин поднял банку, открыл крышку, понюхал.
- Да, - сказал он. - Бензин. Очень неплохой бензин. Знаешь, старик, у меня слабость - все люблю предельно хорошего качества. Вот смотри, - подойдя к Вахромееву он плеснул ему на голову бензин так, что струи потекли по плечам, за шиворот, по груди.
- Что ты делаешь, сука?!
- Убедился? - Апыхтин вынул из сумки и положил на стол рядом с собой коробок спичек. - Повторяю… И ты, и твой приятель мне не нужны. Нужен заказчик. Если я от тебя ничего не добьюсь, возьмусь за приятеля. Но, сам понимаешь, тебя в таком случае оставлять в живых нельзя. - Он взял коробок, вынул спичку, чиркнул и некоторое время задумчиво смотрел на желтое пламя. Потом задул его и отбросил спичку в угол. Вахромеев, кажется, только сейчас в полной мере осознал опасность.
- Кончать будешь? - спросил он.
- Понимаешь, старичок, отпечатки пальцев - великая вещь. Ты вот не сидел еще, не судился, как я слышал, поэтому не доверяешь достижениям криминальной науки. Вспомни… В той квартире, где были зарезаны мать с ребенком, ты брал в руки толстую красивую книгу… «Эрмитаж» называется. То ли картинка тебя заинтересовала, то ли этой книгой мальчонку оглушил… Но брал ее в руки, брал… И отпечатки свои оставил. А папочку я не зря тебе в руки сунул… Экспертизу провели знающие люди. Установили - одни пальчики. Твои, между прочим. Поэтому кривляться нам с тобой здесь не надо.
- Ты мент?
- Нет.
- А кто?
- Зачем тебе это, старичок? Не тем интересуешься. Да и время, сам понимаешь, для любопытства не самое подходящее. Может, тянешь время и ждешь, пока кто-то придет? Не надо, старичок. Спичку я успею бросить. Согласен?
Вахромеев молчал. Маленькие его глазки под тяжелым низким лбом сверкали яростно и зло. Он думал, думал напряженно и, похоже, совершенно бестолково, метаясь от подозрений к страху, от надежды к неверию.
- И нож твой мне описали добрые люди… Ты ведь показывал его иногда для острастки?
- Кто описал?
- Мастера, которые сработали такую вещь.
- И на них вышел?
- Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана… Буду резать, буду бить… Помнишь детскую считалку?
- Я тебе не верю.
- В чем не веришь?
- Ни в чем!
- Тогда разговора у нас не получится, я правильно понял, старичок?
- Кончай ты с этим своим старичком! Уже нет сил слушать!
- Кончать с тобой, старичок? - вежливо удивился Апыхтин. Он снова поднялся, сковырнул крышку с банки и на этот раз плеснул бензина побольше, на живот плеснул, на ноги.
- Что ты делаешь?!
- Думай, старичок, думай. - Апыхтин подошел к газовой плите, включил одну горелку, вторую - газ шел хорошо, уверенно, с легким шипением. Не говоря ни слова, Апыхтин вынул из сумки разводной ключ, за минуту отвинтил соединительную гайку и отключил плиту от газовой трубы. Теперь достаточно было повернуть ручной краник, чтобы газ хлынул уже не из узких щелей горелок, а прямо из трубы - свободно и мощно.
- А это зачем? - спросил Вахромеев.
- Понимаешь, старичок… Я вот что задумал… Оставлю здесь горящую свечу, - Апыхтин вынул из сумки и, установив в стакане свечу, поджег ее. - Потом заклею тебе рот вот этой лентой, чтобы ты не издавал слишком громких криков. Открою газ. Из этой трубы он хлынет с такой силой, что заполнит твою комнатку минут за пять, не больше. И после этого взорвется от свечки. Представляешь? Ты будешь в полном и ясном сознании. Бензин, естественно, на тебе вспыхнет, тем более что всю эту банку я выплесну на тебя. Ты просто пропитаешься бензином. А сам я в это время буду далеко, буду пить холодное пиво и закусывать солеными орешками.
- Что ты хочешь?
- Повторю еще раз… Но сначала должен тебя предупредить - времени мало. У меня осталось не больше десяти минут. Если мы с тобой не закончим в десять минут, я все брошу и уйду. Но свечку, конечно, оставлю. И газ открою. Иначе мне, старичок, нельзя.
- Что ты хочешь? - повторил Вахромеев, кажется, совершенно сломленный. Он понял, что этот странный тип сделает, сделает все, о чем говорит. Его спокойствие, негромкий и какой-то мертвый голос, будто он говорил с уже обгоревшим трупом, - все подтверждало это. Вахромеев видел смерть, знал людей, которые приносят смерть, и понимал, чувствовал - шутками здесь не пахнет.
- Заказчик. - Апыхтин снова сел на табуретку перед Вахромеевым. - Он был?
- Да.
- Кто?
- Мы его не знаем в лицо, только по голосу.
- Кто «мы»?
- Мы с приятелем.
- Значит, и приятель есть?
- Есть.
- Как его зовут? Имя, отчество, фамилия?
- Договорились только о заказчике.
- Мы с тобой ни о чем не договаривались. Я тебя посадил, как собаку, на цепь, и ты сидишь. И подохнешь, как собака, если не будешь говорить. Даже собаке такой смерти не пожелаешь, старичок. - Апыхтин говорил все резче, злее, нетерпеливее. - Начал колоться - колись.
