Т. Ричмонд - По ее следам
– М-да.
– Хотя нет, погодите. Бывало и похуже. Первое место принадлежит другому дню – твоими стараниями, сволочь!
Ларри, ты ни за что не догадаешься, что она сделала после этого. Алиса отвесила мне оплеуху. Ей-богу.
– Вот тебе! За то, что ты сделал, когда мне было восемнадцать.
В последний раз меня били больше полувека назад – отец. Тупая знакомая боль. Как ни странно, в суете нас по-прежнему не замечали.
– Что ж, заслуженное наказание. Если тебя это утешит, я всей душой сожалею о содеянном.
– Как поэтично! Только зря. Меня это ни капли не утешает.
– Я пришел с мирными намерениями. Мне нужно с тобой объясниться.
Однажды я нашел полумертвую ласку, запутавшуюся в охотничьих силках. Алиса в тот момент смотрела на меня так же.
– Не бойся.
– Не боюсь. В принципе не боюсь мужчин.
– Принести тебе воды?
– Воды? – переспросила она таким тоном, будто я предложил забронировать целый ресторан. – Я предпочитаю алкоголь.
Я заказал ей коктейль, джин с тоником, двойной – такой часто пила ее мать. А когда вернулся, Алиса с трудом пыталась восстановить дыхание, будто только что пробежала пару миль.
– Уходи. Если уйдешь прямо сейчас, я смогу убедить себя в том, что это просто совпадение.
– Нет. Я заглянул к тебе на твиттер.
– Ты следил за мной?
– Старики, разменявшие седьмой десяток, тоже умеют пользоваться Интернетом.
– Это я уже заметила. Ты написал письмо маме! Какого черта…
– Вернемся к две тысячи четвертому. Выслушай.
– Ты просто решил плюнуть мне в лицо!
Но это была лишь бравада. Я сам поступаю так же. Твержу, как мантру, что не боюсь смерти. И чувствую себя загнанным в угол.
– Я в огромном долгу перед тобой. За молчание. Если бы ты рассказала о случившемся, моя жизнь сложилась бы совсем иначе.
– Об этом я думала в последнюю очередь. Много возомнил о себе, старый дурак! Я молчала, потому что не понимала, в чем дело. Боялась что-нибудь предпринять. Если бы ты попытался отколоть такое теперь, я бы тут же выдала тебя с потрохами.
Никакой лжи, Ларри, мы клялись друг другу, но я никогда не рассказывал тебе о том, что случилось ночью в 2004-м. Антропологическое сообщество было взбудоражено последней находкой – ископаемые останки в Индонезии, Homo floresiensis. На вечеринке все только об этом и говорили: двенадцать тысяч лет назад по земле ходили похожие на хоббитов люди, скелет как у Homo erectus, а тело и мозг – совсем маленькие. Я никогда не рассказывал тебе, как Алиса упала мне на руки за плотно закрытыми дверями моего кабинета.
– Ты едва держишься на ногах, – сказал я.
Она задрожала и посмотрела на меня с ужасом.
Да, я запер дверь, хотя и не замышлял ничего дурного: Алиса уже успела выставить себя на посмешище на глазах у всей кафедры, и мне не хотелось, чтобы ее снова увидели в таком состоянии. И все же факт остается фактом. Ни один студент, независимо от пола, не должен находиться наедине с преподавателем, пребывая в крайней стадии опьянения. Тем более всю ночь. Даже если закрыть глаза на наши отношения с Лиз, я совершал крайне серьезное нарушение правил.
– Я уложил тебя спать, – сказал я. Она не расслышала, и я повторил громче. Господи, какая нелепость, с таким же успехом можно было заявить, что я живу на Луне.
Она попыталась отвернуться, но ничего не смогла с собой поделать.
– Как?
– Пришлось слегка с тобой побороться.
– Когда я проснулась, я… На мне не было одежды.
– Алиса, ты облилась вином. Блузка промокла насквозь, спать в ней было невозможно.
– И ты ее снял?
– Я помог тебе раздеться.
Ее передернуло. Алиса с тоской смотрела мне через плечо на буйную толпу субботних гуляк. «Милая моя, тебе сейчас хочется оказаться среди них, – подумал я. – Окунуться в простую и радостную жизнь».
– Хотел, чтоб тебе было удобно, – сказал я. – Обыкновенная забота.
– Позвал бы кого-нибудь из женщин.
– Ты права, именно так мне и следовало поступить. Отношения между студентом и преподавателем строятся на доверии, и я его предал.
Поверь мне, Ларри, я ничего не планировал. Не ожидал, что увижу бледное стройное тело с темной впадинкой пупка, броское ярко-лиловое белье.
Надо было уходить прочь из этого паба, но тогда я потерял бы единственный шанс, так ни в чем и не объяснившись. Мне не хотелось оставлять за спиной неотвеченные вопросы.
– С юбкой было то же самое. Ты дергала подол, жаловалась, что не сможешь уснуть в ней. Я помог ее снять.
– Старая мразь, тебе не место в университете.
Я пришел с миром, однако все катилось под откос; ее безудержный гнев сметал мои тщательно сформулированные реплики.
– Был нарушен кодекс профессионального поведения. Я поступил неэтично.
– Надо было сдать тебя в полицию. Обратиться в суд.
– На каком основании? Поступок был безответственным и аморальным, но я не совершал никаких правонарушений.
Ларри, я не искал этого! Ни сладкого дыхания мне в лицо, ни безвольного тела, прислонившегося к моей груди. Отойдя в сторону, я отстраненно разглядывал эту прекрасную копию Лиз, простертую передо мной на диване.
– Ты просто гадок. Заправский педофил.
– Я не потерплю таких обвинений. – Правый глаз начал дергаться, пульсировала венка на виске. Меня трудно вывести из себя, Ларри, – за последние двадцать лет такое случалось всего три-четыре раза, – но если уж я взрываюсь, то лучше держаться подальше. Как-то раз после очередного визита в больницу мы с Флисс отправились в парк – «выпустить пар», как выразилась жена, потому что новости были не самые радостные, – и я лупил кулаками скамейку, пока не разодрал костяшки в кровавое месиво. Самое странное, я почти не помню тот день. Просто изгнал своих демонов и забыл о случившемся. У памяти – и человеческого мозга в целом – есть удивительное свойство вытеснять самое плохое, будто срабатывает сложный механизм самозащиты.
– Я присматривал за тобой, заботился.
Алиса мгновенно отключилась, и я укрыл ее своим свитером. В ответ донеслось только тихое попискивание – беспомощный слепой котенок, мышка-малютка. Тогда я включил радио и склонился над ней, чтобы внимательно и неторопливо рассмотреть, как мне давно хотелось: черные завитки волос на шее, крошечная родинка на виске, нежный пушок на щеках.
– Сидел рядом, пока ты спала.
Всю ночь не отходил от хрупкой фигурки, ничего не соображая, держал за руку и слушал, как вяз мягко постукивает ветвями в окно. Я и вправду думал о сексе, еще как думал: такая, в сущности, нелепость, если разобраться, но при этом рушит семьи. Два чужака прижимаются друг к другу и движутся в такт, мокрое по мокрому. Вот и весь сказ.
– Ты мог сделать со мной что угодно, – сказала она.
– Алиса, это просто гнусно.
– Опять вранье?
– Нет.
Она поискала взглядом подруг. Одиночество – вот что нас объединяло в ту минуту.
– Не поверишь, я столько раз хотела припереть тебя к стенке! И все время трусила.
– А я всегда питал к тебе слабость. Юная первокурсница, которую хотелось беречь и защищать. Ты так похожа на мать.
– Я читала твое письмо. «Джем» – это ласковое прозвище, да? Думать про вас двоих не могу, дурно становится.
– Бог с тобой, Алиса. Мы ведь тоже были молодыми.
– Ты в подметки не годишься моему отцу.
– Не сомневаюсь. – Она неслась напролом, но я пришел сюда с миром и не собирался отступать. – Дело в том, что я проявлял свою заботу и расположение весьма необычным образом, как в ту ночь после вечеринки. Ты наверняка помнишь анонимную записку, которую тебе подкинули во время первой недели учебы. Боюсь, это тоже от меня.
– Ах ты сволочь!
Ларри, я промокал ей лоб носовым платком, поил водой, даже придержал волосы, когда ее стошнило. Меня клонило в сон, но я не сдавался – Алиса ведь могла просто захлебнуться в собственной рвоте; а на заднем плане монотонно бормотало радио: про переработку отходов, про лисиц, расплодившихся в городе, бесконечные вопросы от слушателей. Постепенно сквозь жалюзи начал пробиваться утренний свет, мне на глаза попалась ее выцветшая коричневая юбка, перекрученным комом брошенная на пол, и я подумал: «И это все? Неужели человек так жалок? Миллионы, миллиарды лет эволюции, а в итоге – пшик».
– Я пришел попросить прощения.
– Одних извинений здесь будет мало.
– Для начала достаточно. Это все, что я могу предложить. Только свои искренние извинения.
Алиса молча разглядывала деревянный стол, водя пальцем по лакированным прожилкам. В детстве меня всегда повергал в восторг один простой факт: возраст дерева можно определить по количеству годовых колец. Именно тогда я начал осознавать силу науки, ее способность давать нам ответы. На языке вертелись другие тайны. Лиз и вино, попытка суицида. Но эти секреты принадлежали не мне.
– Всегда лучше знать правду, – сказал я.
– Зачем было отправлять письмо?
– Алиса, твой приезд вызвал к жизни давно забытые чувства. Говорят, смерть старика – это неизбежность, а не драма, но я не старик, черт подери! Я не чувствую себя стариком. – В груди шевельнулся липкий страх. – Рак простаты. У меня рак простаты.
