Константин Ковальский - Тандем
– А, б… Опять нассали…
Так как лампочка была выкручена еще полчаса назад, он не сразу заметил два неподвижно лежащих тела.
…Приехавшая милиция опросила всех жильцов, но, как всегда, никто ничего не видел. Данила в этот вечер ночевал у Юли, что она и подтвердила приехавшему участковому. Трупы списали на результат бандитских разборок, и райотдел получил очередной «висяк».
* * *Туфли Данила отмыл, как только приехал к Юле. Кровь не успела засохнуть, поэтому он провозился не дольше минуты. Затем пошел в душ. Но не успел он унять дрожь под бьющими струями, как почувствовал на плечах прохладные руки Юлии и ее упругую грудь, прижавшуюся к его спине. Он обернулся, привлек ее к себе и впился в ее мягкие, сочные губы. Юля застонала и, прижавшись всем телом, стала тереться о его бедро, обхватив его своими длинными ногами. Он подхватил ее за ягодицы, поднял, а когда посадил на себя, она с хриплым криком упала ему на грудь…
Потом он отнес ее в спальню.
Горячая, бурная, продолжавшаяся до глубокой ночи психотерапия помогла ему справиться со стрессом и забыться. По крайней мере – до утра.
А еще через несколько дней во львовском отделении фирмы парапсихологии «Судьба» случился пожар, уничтоживший здание практически подчистую.
Глава третья
Тот, кто выдает себя за Спасителя, рискует быть распятым.
Испанская пословицаДорога от вокзала к дому занимала минут десять, но пройти их предстояло по темной безлюдной тропинке, заросшей по обе стороны густым кустарником. Позади остался мост, с которого были видны ржавеющие остовы паровозов и загнанные на запасные пути вагоны, пустившие корни в заросший рыжей травой грунт.
Вечером тропинка выглядела особенно зловеще. Фонари были расположены на приличном расстоянии друг от друга, и между этими призрачными островками света господствовала темнота. В высокой траве валялись бутылки, сигаретные пачки, шприцы и использованные презервативы. Женя с тревогой представила ситуацию, когда ей попадется компания обкуренных малолеток, вышедших на ежевечерний промысел.
Чтобы отвлечься, она еще раз прокрутила в голове свою новую рекламу, напечатанную в нескольких газетах: «Ясновидящая Евгения! В совершенстве владеет магией. Гадает, снимает порчу, соединяет судьбы людей». Хм… Надо было еще про медицинские проблемы написать. Вон к Вениамину сколько лечиться ходили…»
Сзади треснула ветка, сердце провалилось в желудок. Гадалка обернулась, но ничего не увидела. Тропинка виляла и изгибалась каждые десять метров. Она ускорила шаг.
«…а что Вениамин? Зарезали его. За бабу, наверное. Любил он под предлогом магических исцеляющих процедур оттрахать клиентку. Видно, муж чей-то и пронюхал…»
Тропинка выскочила на освещенную, хотя и пустынную улицу. До дома оставалось не больше двух минут. Гадалка обернулась. Никого, только вдалеке тоскливо завыла собака. Зловещее черное пятно, пожиравшее тропинку, осталось позади.
Тут она поняла, что вызвало ее подсознательное беспокойство. Вчера истек срок ультиматума, поставленного ей неизвестным по телефону. Ну ничего, у нее брат бандит. Пообещал вычислить гребаного шутника и потолковать с ним по душам.
Вот и ее дом. В верхних окнах горит свет, соседи еще не спят и…
Сзади кто-то налетел и втолкнул ее в подъезд.
– Тш-ш-ш…
Ведьма набрала в грудь воздух, но твердый кулак ударил ей под дых, и вместо крика о помощи наружу вырвался утробный кашель.
– Открывай, – тихо и угрожающе потребовал он.
Колдунья попыталась рассмотреть его лицо, но в полумраке подъезда оно казалось черным пятном под капюшоном длинного плаща, похожего на одеяние монаха.
Лихорадочными движениями она принялась расстегивать сумочку.
– Сейчас, вот деньги…
Его железные пальцы в черной перчатке сжали мягкое горло.
– Открывай дверь в квартиру.
– Но у меня…
Перед ее глазами сверкнуло лезвие огромного ножа, и голос тихо повторил:
– Открывай.
Евгения мелко закивала и, не отрывая широко открытых глаз от клинка, зазвенела связкой ключей. Щелкнул замок, и она, получив мощный толчок, влетела в коридор, споткнулась и упала на живот. Дверь закрылась. Фигура в балахоне метнулась к ней с нечеловеческой быстротой. Сильная рука схватила ее за плечо, перевернула на спину, и ее мышцы свело судорогой от страха.
Он прижал ее своим тазом к полу и, взяв левой рукой за шею, провел возле ее лица ножом, зажатым в правой руке. Он всматривался. Ошибки быть не должно.
Черты лица девушки поплыли, словно восковая маска, положенная на раскаленную плиту: губы стали тонкими, мелкие клыки обнажились в зверином оскале, нос удлинился и изогнулся крючком.
Отведя руку с ножом назад, он продолжал жадно вглядываться в искаженное маской злобы лицо, отвратительные бескровные губы, шепчущие проклятья, растрепанные черные волосы, шевелящиеся, подобно змеям горгоны…
Он не ошибся и на этот раз! Черты злой колдуньи проступили сквозь маску обыкновенной девушки, открывая истинное лицо прячущегося под ним зла.
– Пожалуйста, пожалуйста…
– Молчи, ведьма! Страшно?!
Он не боялся. Он чувствовал силу, вливавшуюся в него широким, стремительным потоком. Святые силы сильнее любого колдовства!
Трансформация закончилась. Перед ним лежала ведьма, мерзкое подобие человека. Колдунья, заключившая сделку с Сатаной.
Он поднял нож. Ведунья задергалась под ним, начала извиваться всем телом, словно змея, пытаясь скинуть с себя Инквизитора. Покрытое красными язвами волдырей уродливое лицо исказила гримаса ужаса, и в этот момент острый клинок вонзился ей в грудь по самую рукоять.
Ведьма выгнулась дугой, но не смогла сбросить сильное тело в балахоне. Затихли последние конвульсии. Он вытащил нож, и густая черная кровь залила труп.
Черная? Нет. Теперь уже просто темно-алая. Ведьмы хорошо маскируются, но его не проведешь. Он вытер отравленную кровь с клинка о платье.
Осталось еще одно дело. Погружая палец в глубокую рану, словно художник, макающий кисть в краску, он принялся писать рядом с трупом слова.
Закончив, он еще раз посмотрел на лицо своей жертвы. Мертвое тело снова приняло облик молодой, красивой девушки. Но он видел ее настоящее обличье.
Пора уходить. Он вышел из дома, и фигура в черном плаще с капюшоном растворилась в тумане ночных улиц.
* * *Юлий потратил почти неделю, прежде чем узнал новый адрес бывшего соседа Меджиславского по коммуналке, теперь проживавшего в одном из спальных районов города.
Лифт не работал, и старлею пришлось топать на шестой этаж пешком. Дверь открыла женщина лет сорока.
– Вам кого?
Юлий привычным жестом вытащил удостоверение, раскрыл его на уровне глаз и вслух продублировал надпись:
– Уголовный розыск. Юлий Зацепин. Анатолий дома?
Женщина, даже не глянув на корочки, встревоженно крикнула в глубь квартиры:
– Толик, к тебе из милиции пришли!
Появился худощавый мужик в старом спортивном костюме. Взгляд был настороженным, что, впрочем, можно было понять – уголовный розыск просто так в гости не приходит.
– Да?
– Разрешите пройти?
– Да, конечно. – Он посторонился, и Зацепин вошел в квартиру. – А в чем дело?
– Не волнуйтесь, пожалуйста, мне просто нужно задать пару вопросов о вашем старом знакомом.
Анатолий облегченно вздохнул – не по его душу, ну и слава богу.
– Проходите на кухню.
Они присели за покосившийся деревянный стол, накрытый изрезанной клеенкой. Хозяин смахнул на пол крошки.
– Какой знакомый?
– Вы знакомы с Даниилом Меджиславским?
Толик удивленно нахмурился, и на переносице обозначилась глубокая морщина.
– Это который фокусник?
– Он самый.
– Нет. Откуда?
– Когда-то вы проживали в одной коммунальной квартире.
– В коммуналке? Так он же вроде из Америки.
– Но в детстве он жил на улице Армянской вместе с родителями, – терпеливо пояснил Юлий. – Мечислав и Людмила Меджиславские.
– А-а-а… – понимающе протянул Анатолий. – Понял. Так это и есть… Ну ни хрена себе… Маринка, иди сюда!
Женщина появилась через секунду, так как стояла с другой стороны двери.
– Помнишь Людку и Славку с Армянской?
– Ну?
– У них малый был, Даня. Прикинь, он и есть тот самый иллюзионист, которого по телевизору показывают!
– Не может быть… Везет же некоторым, он теперь богатый…
«Везет – если дедушка миллионер умирает или ты в лотерею выигрываешь», – подумал Юлий, но вслух сказал другое:
– Вы хорошо помните эту семью?
– Как не помнить, – добродушно улыбнулся Толик. – Людка меня пару раз так огрела! За дело, правда, я тогда бухал…
