Барбара Вайн - Львиная стража
Зазвонил телефон. Пол взял трубку и почти чужим, неузнаваемым голосом сказал:
– Гарнет.
Звонил тот, с бархатным голосом, с выговором актера из шекспировской трагедии.
– Я полагаю, вы все это время размышляли над предложением, которое мы сделали вам сегодня утром.
– Да.
Он считал это само собой разумеющимся, что Пол согласится.
– Лучше всего было бы выбрать удобное место встречи, чтобы вы могли передать нам Принцессу, а мы – вернуть вам Джессику. Не на шоссе, конечно. На какой-нибудь тихой проселочной дороге. Возможно, у вас есть свои идеи, и я открыт для любых предложений; вполне вероятно, вы знаете окрестности лучше нас, к тому же вы хорошо представляете, куда бы могли вывезти Принцессу, чтобы ваша поездка не вызвала у нее подозрений.
Он говорил об этом как об обычной коммерческой сделке, как если бы партнеры назначали встречу для переговоров.
– Я не смогу этого сделать, – сказал Пол. Его голос походил на хриплый шепот, так обычно говорят после операции на горле. Он кашлянул. – Для меня абсолютно невозможно сделать то, о чем вы просите.
– Прошу прощения?
– Вы предположили, что я размышлял над предложением, которое вы сделали мне сегодня утром. Вы правы, я больше ни о чем не думал. Вы не спросили, каков будет мой ответ. Вы просто приняли как должное, что я соглашусь.
– Послушайте, Гарнет, думаю, вы знаете, какова альтернатива. Вы уже получили волосы Джессики. Уверен, вам не надо напоминать об этом. Если это не убедило вас, нам придется сделать следующий шаг.
– Вы должны придумать что-то еще.
– Нам больше ничего не нужно. Вы понимаете это, Гарнет? Я дам вам последний шанс. Последний телефонный звонок состоится сегодня в девять вечера.
* * *Пол поднялся наверх и упаковал все личные вещи, свою одежду и одежду Джессики в чемоданы. Вещей было немного. Что бы ни случилось завтра, он больше сюда не вернется. Он это знал. Зря он связался с этими людьми, вошел в их чужой мир. Он учитель, а не телохранитель. Этот особняк в уединенном провинциальном уголке, возможно, красивый и полный покоя, – самое настоящее прибежище жестокости, здесь страшнее, чем на улицах Северного Айлингтона или в школах Холлоуэя. Зная, как здесь опасно, он не имел права селиться здесь с Джессикой.
Гарнета охватило чувство бессилия и бесполезности. Ему нечего было делать, и он ничего не мог поделать. Паника ушла, и он был абсолютно спокоен. Интересно, немного отстраненно спросил себя Пол, как долго он выстоит под натиском их угроз, как долго он будет настаивать на своем отказе.
В четыре телефон зазвонил снова. Новая угроза или новое предложение? Ни то, ни другое. Это Шейла, мама Эммы, спрашивала, как поживает Джессика. Естественно, они все решили, что она заболела. Пол сказал ей, что ничего серьезного, но на этой неделе она в школу ходить не будет, и попрощался с ней, пока она не начала задавать новые вопросы. С того места, где он стоял, фасад большого дома виден не был, но зато можно было увидеть, как через арку проезжает машина.
Вот и сейчас проехала машина. Друзья Нины уезжали. Пол подумал: «Мне достаточно сказать ей. Если я скажу ей, что меня попросили отдать ее тем людям, будет поздно, мосты будут сожжены. Как только я скажу ей, я уже не смогу обменять ее на Джессику». Наберись храбрости, сказал он себе, иди в дом и расскажи ей.
А Джессика? Есть ли у него право на потакание своему желанию быть храбрым и честным, когда дело касается Джессики? Ведь получается, что он играет жизнью дочери. Они не убьют ее. Им нет смысла убивать ее. А если они изуродуют ее? Гарнет с трудом произнес эти слова у себя в голове. То, что он применил это слово к Джессике, означало, что в нем что-то умерло, что ему никогда не быть прежним.
Почему-то, без всяких на то оснований, он верил, что обмен может состояться. Они четко выразили свою мысль. Им нужна Нина, и им не нужна Джессика. Они не убьют Джессику. Все это хорошо, но почему не убьют? Почему? Каждый день где-то без надобности умирает ребенок.
Все эти мысли крутились у него в голове. А показная храбрость, вынудившая его сказать «нет», угасала. Пол не сомневался, что не сможет повторить всего сказанного в девять, когда зазвонит телефон. А вот если бы его избавили от поиска выхода, если бы вмешался Апсоланд и, возможно, полиция, если бы Нина узнала, если бы у него была хоть какая-то поддержка или просто другая точка зрения, – вот тогда в девять, когда ему позвонили бы, он смог бы снова сказать «нет».
Ему было ясно: дальше так продолжаться не может. Чтобы сохранить жизнь Джессике и не впутывать Нину, ему остается только увиливать, а увиливание только отсрочит развязку. Пол вышел из дома и пересек двор, направляясь к двери в кухню. Коломбо открыл ее, прежде чем Гарнет взялся за ручку. Он прошел по коридору, через холл. «Я не расскажу ей, пока Апсоланд не вернется домой, – подумал он. – Начнутся крики и слезы, она придет в ужас, а я в одиночестве этого не вынесу».
Нина сидела на приоконной скамье и читала журнал, но, когда он вошел, вскочила и бросилась к нему, как будто Коломбо рядом не было.
Нина обняла его и поцеловала. Он прижал ее к себе, и в его голове сформировалась мысль, что он был бы счастлив делать так всегда, прижимать ее к себе и молчать, не обменивать, а лежать на кровати и прижимать ее, возможно, до самой старости. Вчера первым отстранился он. Сегодня – Нина. Она посмотрела на него, и Гарнет подумал: как же она красива, как очаровательна, как совершенны ее черты, насколько она безупречна. Руки у нее, как у богини, высеченной из слоновой кости.
Она расстроенно сказала:
– Пол, ты выглядишь больным.
– Я не болен.
– С тобой что-то случилось.
Это был его шанс. Он им не воспользовался. Они сели рядышком на приоконную скамью. Парк за окном напоминал пейзажи Гейнсборо[64] – неподвижный, вне времени. На лужайке коричневая птичка что-то клевала в траве длинным изогнутым клювом.
– Что это за птица?
– Это вальдшнеп, – сказала Нина. – Он и его подруга – или она и ее друг – живут в этом лесу. Милый, правда? Взгляни на его клюв.
– Нина, а к которому часу… – Пол заколебался, не зная, как того назвать, – ты ждешь своего мужа?
– К половине седьмого, наверное. Он обычно возвращается к этому времени. – Женщина с полуулыбкой покосилась на него: – Надеюсь, у тебя душа не в пятках?
Гарнет не представлял, что она имеет в виду.
– Я шучу, – сказала Нина. – Не смотри на меня так. Я знаю, что ты не струсил. Только не нервничай, ничего не случится. Если не хочешь, я могу ничего не говорить. Если хочешь, я могу сказать про «другого мужчину», это классический вариант, верно?
И тут он, естественно, вспомнил. Сегодня вечером она собиралась рассказать Апсоланду о них. Казалось, что эти планы строились лет сто назад и никогда не воспринимались всерьез.
– Пол, что-то действительно случилось. Я вижу по твоему лицу. Я сейчас говорю серьезно, не шучу. В чем дело? Я должна знать. Ты не хочешь, чтобы я говорила Ральфу? Ты хочешь, чтобы мы подождали?
То, что произошло дальше, невозможно было предвидеть, невозможно было вообразить. Он обнаружил, что держит ее за руки, потом схватил ее за плечи. Ее глаза наполнились тревогой, которая вспыхнула в них, как пламя.
– Пол, ты должен сказать мне, ты должен рассказать, что случилось. Они связались с тобой? Они потребовали, чтобы ты… отдал меня им?
Через мгновение она закричит. Она упадет перед ним на колени и будет умолять его, будет уверять его, что лучше умрет, чем окажется у них. Он посмотрел на нее и закрыл глаза, потому что смотреть было невыносимо.
Глава 22
Я никогда не жил в гостиницах лучше, чем «Боллинброк-Холл». Хотя это ни о чем не говорит, потому что до встречи с Сандором я вообще не жил ни в каких гостиницах. Но она отличалась от «Георга» так же, как «Георг» – от «Рейлуэй-Армз». В главном холле стояла гигантская цветочная композиция. Цветы были огромными и выглядели свежими, и я решил, что они сделаны из воска и шелка, но, когда я прикоснулся к розовому лепестку, он остался у меня в руке и был влажным, холодным – и пах.
Сандор попросил ключ от нашего номера, и случилось нечто забавное. Девушка дала ему ключ с номером двадцать три на бирке, и Сандор сказал:
– Не от этого. Это ключ от моего другого номера, а мне нужен от двадцать четвертого.
Естественно, я, глупец, будучи в своем репертуаре, подумал, что он заказал для нас два одноместных номера и что я окажусь в одиночестве. Я не решился спросить, он был в мрачном настроении. Но девушка забрала ключ от двадцать третьего и выдала от двадцать четвертого, и мы поднялись в номер. Если у гостиницы и был недостаток, то это отсутствие лифта. Даже в «Георге» лифт был. Но с первого взгляда становилось ясно, что лифт сюда было не воткнуть – не нашлось бы ему места среди всех этих балок, резьбы, низких потолков и лестниц. Везде лежали ковры цвета нефрита, очень пушистые и мягкие, и висели шторы, похожие на цветастые девчачьи юбки, и стояли вазы с цветами, а на стенах висели тарелки с красно-золотыми птицами и драконами. Каждый номер был назван в честь знаменитостей Саффолка, как сказал Сандор, хотя я никогда не слышал этих имен, и название было выбито на маленькой пластине с золотым узором по краю.
