Даниил Корецкий - Настоящее имя
Арцыбашов вернулся, чуть помахивая листом.
— Читайте! — он протянул бумагу Фокину.
Это был Указ Президента. Дата, номер. Подполковник Фокин Сергей Юрьевич уполномачивается на проведение расследования о злоупотреблениях в «Консорциуме». Наделен необходимым объемом полномочий и не может быть никем освобожден от занимаемой должности или отстранен от расследования. Сегодняшнее число, хотя рабочий день в начавшихся сутках ещё не начинался. Свежая подпись. Фокин мог поклясться, что ещё несколько минут назад её здесь не было. Он поднял глаза.
Арцыбашов свысока смотрел на него и улыбался, довольный произведенным эффектом. Очевидно, он ждал каких-то слов…
Фокин сглотнул.
— А что… Это… — он кивнул на стенку, отделяющую от соседней комнаты. — Президент здесь, что ли?
Улыбка исчезла. Теперь Павел Андреевич смотрел на него, как на идиота.
— Президента здесь нет, и быть не может, — холодно сказал он. Но потом смягчил тон. Есть просто идиоты, а есть полезные идиоты. Фокин, очевидно, относился ко второй категории.
— Вы заметили, что повышены в звании?
— Да… — растерянно пробормотал Фокин и вновь заглянул в Указ. — Я думал — опечатка…
— В таких документах опечаток не бывает, — теперь на полезного идиота смотрели с сочувствием. — Если вы справитесь с поставленной задачей, то вас ждет генеральская должность. И за большой звездой дело не станет!
— А теперь идите, приведите себя в порядок и приступайте к работе. Мой помощник будет интересоваться ходом расследования.
— Есть, — бодро сказал свежеиспеченный подполковник и направился к двери.
* * *Обыск на даче у Атаманова производила бригада из четырех человек и все равно он продолжался не меньше шести часов. В мангале обнаружили большое количество пепла от сожженных бумаг, а в кабинете несколько пакетов с документами. Сам хозяин переходил от одного следователя к другому и с легкой улыбкой обращался к понятым:
— Смотрите повнимательней, а то подбросят наркотики или оружие…
По пятам за ним ходил Гарянин, в задачу которого входил контроль за задержанным. Участок по периметру был оцеплен взводом спезназа. Предосторожность оказалась нелишней: уже через час после начала обыска к даче стали съезжаться джипы с крутыми парнями и лимузины с солидными господами, но цепочка молчаливых спецназовцев в масках и камуфляже, а особенно автоматы, откровенно направленные на посторонних, заставляли и тех и других держаться на расстоянии.
Постепенно лимузины разъехались, зато прибыли несколько известных в Москве адвокатов, которые потребовали пропустить их на участок. Бойцы их не пропустили, но вызвали Фокина, который предложил им приехать в следственный комитет, где Атаманову будет предъявлено постановление о задержании с последующим допросом.
Перевозили задержанного тоже с повышенными предосторожностями: Фокин приковал его наручниками к себе и Гарянину, все втроем уселись на заднее сиденье «волги», рядом с водителем посадили автоматчика. Машины со спецназовцами шли впереди и сзади, когда какой-то джип попытался вклиниться в колонну, из «волги» раздалась короткая очередь, вздыбившая фонтанчики грязи под колесами нарушителя и он поспешно ретировался.
В Управлении Фокин предъявил Атаманову протокол задержания, пригласил седовласого Пивника — самого модного и дорогого адвоката столицы и попытался допросить задержанного. Но тот отвечать на вопросы отказался.
— Сейчас я пойду домой, а вы завтра вылетите с работы! — раздраженно сказал он. — Надо соображать — с кем можно шутить, а с кем нет!
Но домой он не пошел, а отправился в камеру, чем был очень обескуражен. Да и Пивник только развел руками:
— Как вы могли это сделать? Вся Москва на ушах стоит! Таких арестов ещё не было!
— Все по закону! — с явным удовлетворением сказал Фокин.
Позже, когда он сортировал изъятые документы, в кабинет зашел Ершинский. Обычно он не задерживался до позднего вечера и уж точно не ходил по кабинетам, предпочитая вызывать подчиненных к себе.
— Как дела, Сергей Юрьевич? — доброжелательно спросил он и принужденно улыбнулся. — Тут у меня уже телефон расплавился — кто только не звонил! Но я всем отвечаю: дело у следователя, а он действует в соответствии с законом…
Фокин представил, как реагируют высокопоставленные ходатаи на такое разъяснение и тоже улыбнулся. В этой ситуации никто ничего не может сделать. Потому что надавить на личного следователя Президента нельзя. Правда, его можно убить…
Глава 5
Операция «Доверие»
— В жизни бывает так, что решение очень важного вопроса зависит от одного-единственного человека, — Яскевич сделал неопределенный жест.
— Для нас это, в известной степени непривычно, потому что роль отдельной личности традиционно принижалась и приносилась в жертву значимости коллектива. «Общественное выше личного!» — помните? Хотя и у нас были случаи, когда бессоница одного заставляла бодрствовать по ночам всю страну…
Макс вежливо улыбнулся.
— Но это скорей исключение, которое подтверждает правило. Любое ответственное решение традиционно принималось коллективно, либо после бесконечных согласований и утверждений.
Максу хотелось зевнуть, он стиснул зубы и с трудом удержался. Неужели ради этой лекции его выдернули из дома в восемь утра? Вряд ли!
— В странах западной демократии отношение к личности другое, невозмутимо продолжал Яскевич. — Там с малых лет поощряется индивидуальность и каждому внушается мысль о самостоятельности и самодостаточности. Потому рядовой полицейский считает возможным оштрафовать принцессу за превышение скорости! Кстати, ей это не помогло…
Он сделал паузу и Макс был вынужден кивнуть, давая понять, что понимает, о чем идет речь.
— И человек, назначенный на должность, позволяющую принимать решения, принимает их сам, исходя из собственных представлений о справедливости, добре и зле, похвальном и постыдном. Сейчас столь важный вопрос, как получение Россией кредитов, уперся в эксперта МВФ Линсея Джонсона.
Макс не удержался и зевнул. Чтобы сгладить впечатление, он тут же сказал:
— Про Джонсона с утра до вечера твердят по радио и телевизору, о нем пишут все газеты. Такое впечатление, что он господь Бог и от него зависит: жить нам, или погибнуть! Хотя все знают, что кредиты исчезают неизвестно куда и до простых граждан не доходит ни цента!
Яскевич пожал плечами.
— Есть бюджет отдельной семьи, а есть макроэкономика. Понятно, что кредиты не предназначены для поддержки конкретной семьи. Кстати, сейчас и перед ФСБ и перед МВД поставлена задача предотвратить расхищение поступающих траншей. Но дело не в этом, Максим Витальевич, мы отклонились от темы…
Начальник Западно-Европейского сектора встал, обошел стол и сел в кресло рядом с Максом. Столь нехитрый прием позволял перейти с уровня служебных взаимоотношений на дружеское общение и тем самым создать атмосферу доверительности. Эту же цель преследовало обращение по имени-отчеству и оспользование объединяющего местоимения «мы».
— Это по моей вине, Станислав Владимирович! — «покаялся» Макс, который тоже изучал оперативную психологию.
— Так вот, перед нами поставлена задача, — Яскевич многозначительно поднял палец к потолку, хотя над его кабинетом находились Африканский сектор, этажом выше — подразделение радиоперехвата, ещё выше — небо с Господом Богом и никто из этих вышерасположенных субъектов никаких задач Западно-Европейскому сектору, естественно, не ставил.
— …поставлена задача по обеспечению положительного решения Линсеем Джонсоном столь важного для нашей страны вопроса. При этом оказать влияние на него может только один человек.
— Интересно, кто же, и каким образом?
— Вы, — спокойно сказал Яскевич.
— Я?!! — Макс подскочил в кресле.
— Да, вы, — невозмутимо повторил Станислав Владимирович.
— Сын супругов Томпсонов, кураторов покойного лорда Колдуэлла — агента советской разведки, оперативный псевдоним «Бен». И одновременно опекуна и наставника Линсея Джонсона, которому Джонсон обязан всем в жизни и на могилу которого он ходит чаще, чем на могилу собственного отца.
Яскевич наклонился к Максу, приблизившись почти вплотную и говорил медленно и размеренно, пристально глядя ему в глаза, чтобы каждая фраза, каждое слово впечатывалось в мозг. Это уже была не просто беседа, а инструктаж на предстоящее задание. Хотя суть его все ещё была Максу непонятна.
— К людям, севшим на тридцать лет в тюрьму, но не выдавшим Колдуэлла, Джонсон должен испытывать самые теплые чувства. Ибо стоило разоблачить лорда Колдуэлла как советского шпиона, карьера Линсея лопнула бы, словно мыльный пузырь. И сейчас он служил бы рядовым клерком в какой-нибудь захудалой конторе. Это в самом лучшем случае.
