Николай Буянов - Бал для убийцы
Вдруг, между двумя шагами, в голове ярко высветился план супермаркета, начертанный гениальной рукой Левы Мазепы: прямоугольники витрин и указующие стрелки — вот Дед Мороз, а вот Карлсон с Бабой Ягой напротив отдела «Мясо, рыба», где стоял маленький гном Гриша и смотрел куда-то, смотрел, расширив неподвижные от страха глаза… Господи, как же я раньше-то…
Майя стремглав ринулась вниз и надавила на кнопку звонка — металлический соловей исправно издал радостную трель. Дверь открылась, и Рита с усталой ненавистью посмотрела на подругу.
— Опять ты?
— Чита, — взмолилась Майя. — Всего один вопрос. Ну, хочешь, я встану на колени?
— Какой вопрос?
— Не к тебе, к Лике. Я докажу, что она невиновна. Ты мне веришь?
Несколько секунд Рита стояла в дверях, прямая и натянутая, как струна. Потом, видимо, что-то отпустило — она посторонилась, пробормотав «Дай бог тебе здоровья», с интонацией, недвусмысленно указывающей на истинное значение произнесенной фразы.
«Ласковый май» на этот раз безмолвствовал. Анжелика смотрела в окно, обняв себя за худенькие плечи.
— Ничего не говори, — торопливо сказала Майя ей в спину. — В записке велено молчать — вот и молчи, только кивни, если я права, хорошо?
Ноль реакции. Майя подошла поближе, встала рядом, всеми силами стараясь не спугнуть собеседницу.
— Лика, это ты принесла в школу дневник Гольд-берга?
— Я не знаю никакого Гольдберга, — равнодушно отозвалась Келли.
Слишком равнодушно, черт побери. И слишком быстро — нет чтобы удивленно поиграть бровями, изумленно распахнуть подведенные глаза, возмущенно и надменно дернуть подбородком: совсем, мол, старая карга нырнула в маразм. О вечности пора думать, а все туда же…
— Роман Сергеевич просил, чтобы все принесли экспонаты для музея. Роман ваш классный руководитель, вы его любите и живо откликнулись. Ты нашла дома старую тетрадь, заглянула, увидела дату: начало века, наверняка раритет… Что было потом, Келли?
Молчание. Глухое, как забор вокруг дачи народного депутата.
— Твой папа обнаружил пропажу, да? Сначала он учинил тебе допрос с пристрастием, потом…
— Не смей! — Лика развернулась к Майе и с недюжинной яростью двинула ее кулаком в живот. — Не смей его подозревать!!!
— Милая, как я могу кого-то подозревать? — успокаивающе произнесла Майя. — Я же не следователь, не частный сыщик, я вообще никто, случайный свидетель. Но Колчин…
— Кто это? А, прокурорский…
— У Колчина есть своя версия, — подставила она следователя без малейших угрызений совести.
— Какая?
Майя затаила дыхание: внимание, подруга Тарзана, перед тобой минное поле. Либо сейчас, сию минуту, ты заставишь девочку выбраться из своей скорлупы и заговорить, либо…
— Там, на карнавале, было множество костюмов: принцы, колдуны, снежинки, бабочки… Но Дед Мороз был один, понимаешь? Он главный на празднике, он обязан выделяться из толпы. И поэтому нарядиться им может только взрослый. И если Гриша на самом деле видел Деда Мороза на лестнице, то он видел взрослого. Он не мог перепутать…
— Да не видел он никого, — вдруг сказала Келли. — То есть, может, и видел, но не Деда Мороза.
— Откуда ты знаешь? — осторожно спросила Майя. И заговорила по наитию: — Ты выходила из актового зала примерно в половине одиннадцатого — я не спрашиваю зачем (покурить тайком, хлебнуть винца, сменить прокладку… неважно). Лера Кузнецова сказала: вы столкнулись в дверях с Валей Савичевой…
— Я не заметила Лерку, — механическим голосом проговорила Келли.
— Ты ее просто не узнала — она была в карнавальном костюме и маске. Это тоже второстепенно. Главное — ты видела убийцу. Там, в коридоре, на третьем этаже. Ты видела его мельком — просто яркое пятно в полумраке, ты даже не связала его со смертью Эдика. Но Гриша — Гриша столкнулся с ним нос к носу (играл в разведчика). Поэтому и погиб.
Очень непрофессиональный убийца, подумалось вдруг, мимоходом. Трое свидетелей видели его — но двое из них мертвы, и Келли давно присоединилась бы к ним, если бы…
Если бы не записка: «Только молчи!!!» Именно так: не угроза (к примеру, «Молчи, иначе убью!»), а какая-то отчаянная мольба в трех восклицательных знаках. Удивительная деликатность. Деликатность маньяка-убийцы, приносящего кофе в постель, деликатность в сочетании с потрясающей жестокостью и яростью (двенадцать ударов палкой по голове охранника), дьявольским хладнокровием, с которым был задушен мальчик, и фантастическим цинизмом.
— Ты спряталась в темном закутке напротив двери туалета, оттуда просматривается весь коридор (фонарь под окнами и полная луна). Убийца тебя не заметил, но ты… Келли, кто это был?
Молчание и излишне внимательный взгляд за окно — будто там, в сугробе, собрался любимый «Ласковый май» в полном составе.
— Он был в карнавальном костюме, верно? Только это был не Дед Мороз…
— Это была Баба Яга, — сказала Анжелика. — Теперь вы довольны?
Итак, я пришла к тому, с чего начинала. К абсолютному нулю. Невиновность школьного директора практически доказана: не мог же он, в самом деле, напялить на себя женское платье и старый платок (отчетливо вспомнилась Баба Яга в переполненном вестибюле, среди Снежинок и Принцесс). Комплекция не та, и рост, и вообще… И уж совсем нелепо выглядит трюк с двойным переодеванием (Где? В каптерке завхоза?), если учесть, что Эдика не собирались убивать, преступник вообще не рассчитывал на встречу с кем бы то ни было — какой же смысл прятать лицо? Баба Яга.
Длинноносая кукла из папье-маше, яркий образец «золотого периода» творчества Левы Мазепы, бессмертное творение, выставленное в витрине супермаркета (да нет, желчно усмехнулась Майя, никакое не бессмертное, всего-то неделю простояло…). Однако даже этой недели оказалось достаточно, чтобы Гриша увидел — и вспомнил. И поплатился жизнью.
Впрочем, опять я, как выражаются мои ученики, «гоню пургу»: ничего Гриша не вспоминал — он знал, знал все это время. И хитренько улыбался, глядя на невинного школьного директора в дурацкой красной шубе и съехавшей набок бороде, а тот стоял посреди вестибюля и изводился под прицелом десятков пар глаз…
А потом, изведя себя до нервной икоты, решил приехать домой к мальчику и поговорить по душам, «просто поговорить, ничего больше» — тут он не соврал. Как и не соврал в остальном: про сдавленный смех в подвале (я тоже слышала этот смех, только не тогда и не там), про двести граммов водки в каптерке Еропыча, про поясок от пропахшего нафталином новогоднего костюма…
Если бы только убедить следователя в своей правоте, с тоской подумала Майя. Если бы только найти доказательства голым Ликиным словам… Тогда все будет в порядке. Тогда школьный директор, мальчик-Головастик, сможет наконец выйти из своего заточения и забыть, как предутренний кошмар, скитания по враждебному городу, квартиру с чужой кухней в жутковато-розовом кафеле и ее хозяйку, которой тыкал пистолетом в затылок, приносил кофе в постель, которой рассказывал историю собственной жизни, на чей ковер стряхивал пепел от сигареты и на чьи деньги жрал водку на той самой кухне… Такова уж твоя карма, подруга Тарзана: доказывать чужую невиновность. А убийца — истинный убийца — снова ускользнул, оставив записку-ребус: «Тебе ничто не угрожает…»
Прежде чем идти в прокуратуру, следовало избавиться от пистолета. Майя быстро отыскала нужное место, провела кончиками пальцев по стене и вытащила кирпич. Сейчас опасный предмет — в сумочку, потом пешком до набережной (на автобус садиться не стоит, сумки у нас режут с истинным мастерством и трудолюбием), выбросить в воду с моста, где поглубже…
Тайничок был пуст.
Кровь отхлынула от головы, вызвав тихий звон в ушах. Майя лихорадочно провела ладонью по стенкам углубления, испачкав рукав в цементной пыли. Пистолет исчез.
Это было неверно, неправильно, подло… Так подло, что она потихоньку сползла вниз по стенке, безнадежно испачкав пальто, и чуть не расплакалась. Спокойно, приказала она себе. Ты спокойна, весела, счастлива, талантлива… Ни хрена я не спокойна! Кто, кто, мать твою, мог найти тайник? Кто запустил туда лапу?
Мальчишки? Они не стали бы засовывать назад кирпич. Зачем, если в руках настоящее боевое оружие — скорее в лес, за город, испытать, навскидку, по пустым бутылкам от бедра, с двух рук, как Крепкий Орешек в известном боевике… Милиция? Они бы установили владельца по номеру, сложили два и два, и сейчас у меня в квартире уже сидел бы ОМОН в полном составе. И, затаив дыхание, поджидал хозяйку, разглядывая дверь в перекрестья прицелов…
Подумалось с отчаянием: а, наплевать. Сейчас я встану, отряхну побелку и поднимусь к себе в квартиру. И через минуту — перед небытием — попрошу исполнения последнего желания: рассказ о том, что же произошло на самом деле. Услышу всю историю от начала до конца и, может быть, прозрею…