Татьяна Полякова - Единственная женщина на свете
Понемногу ощущение реальности возвращалось, а вместе с ним и понимание, что произошло. Выглядела я заторможенной, это позволило врачам прийти к выводу, что я успокоилась и в их внимании больше не нуждаюсь. Я от души сказала им «спасибо» и вскоре уже стояла на улице. Мысли путались, но на одной я смогла сосредоточиться. И довольно уверенно направилась к стоянке такси. Назвала адрес Димкиного офиса. Недавнее отупение сменилось жаждой деятельности. Очень хотелось что-нибудь разнести вдребезги, яростно, с остервенением. Смотреть, как разлетаются осколки, и бить вновь. Вот в таком приподнятом настроении я и явилась к Димке. Охранник на входе сонно взглянул на меня, а я смогла выжать из себя улыбку.
– Я к Ломакину. Он здесь?
Парень кивнул, а я прошествовала в приемную. Секретарь приподнялась из-за стола, уловив мои намерения оказаться в кабинете шефа без доклада:
– Минуточку…
– Заглохни, – предупредила я, должно быть, прозвучало это убедительно, потому что девушка больше не сказала ни слова, с места не сдвинулась, и я беспрепятственно вошла в Димкин кабинет.
– Глазам своим не верю, – весело начал он, а я, в три шага достигнув стола, схватила тяжелый чернильный прибор и запустила им в окно. Стекло звякнуло, а прибор оказался на асфальте, надеюсь, не причинив прохожим вреда. Димке он все равно не нужен, пылился без всякой пользы.
– Твою мать, – рявкнул Димка. – Ты спятила, что ли?
– Он его не убивал, – заорала я. – Это я, я убила твоего отца!
Не знаю, чем еще я смогла бы запустить в окно, но Димка, вскочив, сгреб меня в охапку. Я орала, билась в его руках и даже кусалась, а он, стискивая меня все крепче, тоже орал:
– Уймись, дура. – В кабинете появилась перепуганная секретарша. – Воды принеси. У моей подружки припадок на почве ревности. – Он тряхнул меня, тут и секретарша с водой подскочила. – Она вообще-то ничего, – заявил он, сунув мне в руки стакан. – Припадки не чаще трех раз в неделю. Найди кого-нибудь стекло вставить. И кофе, кофе свари.
Вода стекала по подбородку, зубы бились о стакан, выстукивая замысловатую дробь.
– Успокоилась? – спросил Димка. – Сядь. Начнешь снова вещами швыряться, дам в ухо. – Он подтащил меня к дивану, посадил, сам устроился рядом, положив руку мне на плечо. – Появление было эффектным.
– Руку убери, – вполне членораздельно смогла произнести я.
– Да ладно, я по-дружески, – хмыкнул он, но руку убрал. – Стас в больнице, я в новостях слышал. Выживет, не дрейфь. Сволочи живучие. Ты что же, решила, это моя работа? Зря. Мне сейчас не до твоего Стаса. Если ты забыла, так в меня на днях стреляли. И все мои мысли только о том, как эту пакость достать. А я еще даже толком не выяснил, кто из заклятых друзей расстарался. В общем, не о том башка болит.
– Если не ты, то кто? – нахмурилась я.
Димка поспешно отвернулся.
– А ты подумай. Кого он допек даже больше, чем меня? Умеет парень наживать врагов.
– Скажи, кто. Ты ведь знаешь.
– Ну, знаю. Сорока на хвосте принесла. Когда интеллигентные мальчики берутся за то, в чем ни черта не смыслят, треск идет по всему городу. Ты тоже хороша, Кармен, твою мать.
Я растерянно смотрела на него, хотела закричать, но сказала почти шепотом:
– Врешь.
– Ну, конечно, вру… – невесело усмехнулся он.
Я поднялась.
– Извини за стекло.
– Да ладно… Ну и куда ты? – понаблюдав за мной, спросил он. – К Славке своему чернильницы швырять? Слышишь, что я говорю? Черт… поеду с тобой. Наломаешь дров…
Мне было все равно, останется Димка здесь или в самом деле отправится со мной. То, что он сказал, не укладывалось в голове, я не верила ему, ни секунды не верила, но в груди уже ныло, и на смену растерянности пришел страх.
– Может, стоит перенести разговор? – уже в машине спросил Димка, взглянув на меня с сомнением. – Ладно… Куда ехать? Для работы поздновато, или он трудоголик?
– Домой, – сказала я. – Тут недалеко.
Мы подъехали к Славкиному дому, и я увидела его машину. Вывернув из переулка, она остановилась возле подъезда. Димка затормозил и сказал серьезно:
– Хочешь, пойду с тобой?
– Зачем? – удивилась я.
Славка выходил из машины, когда заметил, как я перехожу дорогу.
– Ты ко мне? – спросил, точно сомневаясь в этом. А у меня сомнений больше не было. Только горечь. Он прятал глаза, не зная, то ли повернуться и уйти, то ли выслушать меня.
– Ты спятил, – сказала я.
Он вдруг дернулся, точно я с размаха ударила его по лицу, усмехнулся криво и сказал, чеканя слова:
– Есть еще способ избавить тебя от этой мрази?
– Дурак, – покачала я головой. – Ты ж хороший парень… Ведь с этим надо как-то жить потом. Думаешь, легко?
Я повернулась и пошла прочь.
– Подожди, – крикнул Славка. – Фенька, ради бога…
А я пошла быстрее, размазывая слезы от щемящей жалости к нему. Димка догнал меня на перекрестке.
– Эй, садись в машину. Хочешь, напьемся? Сейчас ничего умнее все равно не придумаешь. Ну куда ты идешь? От тебя народ шарахается, небось думают, что из психушки сбежала. Давай хоть домой тебя отвезу.
– Со мной порядок, – сказала я, стараясь быть убедительной. – Поболтаюсь немного по улицам и пойду спать.
– Ну, как знаешь. Решишь напиться, звони. Составлю компанию. – Он махнул мне рукой и уехал. А я побрела себе дальше.
Стемнело, на улицах зажглись фонари, ноги ныли от усталости, а я все кружила по улицам, пока не обнаружила себя на набережной. Наверное, было уже поздно, редкие парочки не спеша бродили вдоль реки, а я почувствовала настоятельную потребность присесть. На скамейке справа самозабвенно целовались юная блондинка с худосочным юношей, слева в тени деревьев сидел в одиночестве какой-то тип. Нарушать любовную идиллию – большое свинство, поэтому я взяла левее и тихо опустилась на скамью, надеясь, что чужим размышлениям не помешаю. Так мы и сидели, глядя на темную гладь реки. Надо сказать, сидели довольно долго, пока я, повернув голову, в замешательстве не начала приглядываться к мужчине на другом конце скамьи.
– Да я это, я, – заявил Берсеньев, не поворачиваясь и продолжая таращиться в темноту. Надо бы встать и уйти, но вместо этого я чуть передвинулась на скамье и теперь при желании могла дотянуться до него рукой. Правда, желания не было. – Хреново? – спросил он, достал сигарету из пачки, протянул пачку мне, чиркнул зажигалкой, и мы прикурили. – Ну и где твой Стас? Идиллия продлилась недолго, раз ты по ночам одна таскаешься?
– Тебе-то что?
– Да я так, к разговору. Чего делите?
– В двух словах не объяснишь, – неожиданно ответила я.
– Ясно. Ум с сердцем не в ладу?
– Вроде того.
– Можешь рассказать, если есть желание. Хотя я догадываюсь. Ты его любила, а он решил, что баб как грязи, а значит, распрекрасно без тебя проживет. Так?
– Ну, так.
– Знакомый сюжет. Думал себе, думал, а вышло все – хуже не бывает. Это он без тебя не может, а ты ничего, как-то приспособилась. И рядом уже другой, привычный, надежный, который не сбежит. Может, и не любишь, но чувствуешь себя обязанной… полная хрень.
Я слушала его и пыталась решить: это он такой умный или сестрица проболталась? Пока вдруг не поняла, что говорит он вовсе не обо мне. Берсеньев повернулся, посмотрел как-то странно и произнес:
– Хочешь совет? Прости своего Стаса. Наплюй на все и прости.
Я молчала растерянно, а потом спросила:
– Та женщина, которую ты назвал ершистой… Ты любил ее?
– Она бы посмеялась, услышав такое. Я подарил ей собаку. Похоже, единственное доброе дело в моей жизни.
– И что потом? Что стало с этой женщиной?
– Да все нормально. Вышла замуж, родила ребенка…
– А ты?
– А я с чужой рожей, чужим именем и чужой судьбой.
– Ты кто? – пробормотала я, вышло почему-то жалобно.
– Конь в пальто, – хмыкнул он. – Стас твой, конечно, сволочь, но тебя любит, и со сволочами иногда случается. Прости его, – повторил он. – Дай ему шанс… Может, хоть кому-то повезет.
Берсеньев поднялся и не спеша направился по набережной. А я смотрела ему вслед, пока он не скрылся за поворотом. Огляделась в недоумении. Что я здесь делаю? Я что, спятила? И припустилась со всех ног к площади, где была стоянка такси, а потом мысленно подгоняла водителя: «Быстрее, быстрее».
Оказавшись возле больницы, долго бегала вокруг здания и убедилась, что все двери заперты. Неудивительно, второй час ночи. А потом сидела, привалившись спиной к дереву, таращилась на окна и пыталась угадать, где окно палаты, в которой лежит Стас. Ревела и смеялась, и верила, что завтра увижу его, возьму за руку и скажу: «Пожалуйста, не оставляй меня. Мне так нужно, чтобы ты был рядом…»
Часов в пять подъехала машина «Скорой помощи», остановилась возле приемного покоя. Появились санитары с каталкой, а я, воспользовавшись моментом, прошмыгнула внутрь. Долго плутала по коридорам, миновала спящую на посту медсестричку и осторожно потянула на себя дверь палаты. Стас лежал, опутанный какими-то трубками, очень бледный, с осунувшимся лицом, но дышал ровно. А на полу сидела Настя, держала его за руку и тихонько повторяла:
