Елена Юрская - Чисто семейное убийство
— Мне папа не разрешал внебрачные связи. — Я потерла нос и красивым жестом убрала со лба волосы: пусть питаются.
— Да, он был такой. Жениться не заставишь, — с гордостью сообщила бабушка и, потеряв бдительность, села в масло. Все правильно, каждая из нас удобряла самые проблемные места: я многажды крашенную голову, она — иссушенные временем нижние конечности. — Он всегда говорил: «Любовниц может быть миллион, а жена одна».
На мой взгляд, это несвежее решение было пережитком социалистического образа жизни. Но разочаровывать бабушку я не стала. Бешеный поток масла вырвался в коридор.
— Держи же его, растяпа. Там туфли! — выкрикнула Аглаида Карповна и в быстром темпе завертелась на месте. Я последовала ее недавнему примеру и тоже встала на четвереньки. Враг не пройдет. Он весь впитается в наши тела. Только при чем здесь туфли. Им-то что?
— Ты только не ври мне, Надя. Потому что я никому не скажу. А Федя — щедрый мальчик. Он вообще, как бы это сказать? Почти со всеми молодыми девушками он был плотно знаком.
Может быть, и жаль, что мы не совпали с ним по фазе. Получается, что он был старше меня где-то на пять лет, а с учетом того, что свою брачную карьеру я начала чуть не в младенческом возрасте, то в период его охоты меня больше занимали проблемы ваяния яичницы.
— Я хочу тебе что-то показать. А потом мы вернемся к моему вопросу.
Аглаида Карповна оставила свой участок работы и прошлепала в Яшин кабинет. Похоже, что генеральная уборка — самое малое зло, которое грозило мне сегодня.
— Следы, — взмолилась я. — Ноги! Жир!
— Да что уж теперь. Снявши голову, по волосам не плачут.
Неужели бабушка намекала на мой возможный переезд в столицу? Так чего это я как дура тут ползаю? Пусть горит оно синим пламенем. Эта продуктивная мысль меня подогрела.
— А что, если поджечь? А потом просто собрать сверху копоть.
— Так не загорится, — засомневалась Аглаида, внимательно разгядывая сложенный вчетверо линованный листочек.
— А если каплю бензина из зажигалки?
— Смотри.
Она протянула мне кусок бумаги и замерла посреди разгромленной кухни.
Теоретически я, конечно, знала, что нехорошо читать чужие письма, подслушивать чужие разговоры и подсматривать в щелку за людьми, но тут засомневалась. Ничего лучшего для вытирания рук, чем многострадальные волосы, я просто не нашла. А бабушка оценила мое замешательство как благородный порыв и жестко, но уважительно скоманадовала:
— Читай!
«Дорогая Аглаида, я давно хотел признаться, но боялся. Я в тебя влюбился и жду от тебя того же. Ты красивая и умная. Я увидел тебя давно, но другие люди помешали мне сказать вслух. Мы должны пожениться и жить вместе. Это вопрос жизни и смерти. А еще мне нравятся твои глаза, потому что ты строгая, но справедливая. У тебя хороший голос и слух. Мы могли бы вместе с тобой петь наши любимые песни, смотреть телевизор и играть в карты. Ты меня научишь по-своему, а я тебя по-своему. Главное дело, чтобы ты не отказалась. Я буду ждать тебя каждую среду под часами. Если ты не придешь, будет плохо. Я всем расскажу, как ты меня обидела. Целую тебя крепко и обнимаю.
Твой Федор.
Жду ответа, как соловей лета».
— Еще есть фотография. Помоешь руки — покажу, — глухо сказал Аглаида Карповна.
Я, осторожно выбираясь из масла, посмотрела на нее с сочувствием. Судя по письму, Федор был не только олигофреном, но также импотентом. Если бы мне предложили выйти замуж, чтобы играть в карты, я бы очень удивилась. Бедная Аглаида Карповна. Даже если женщине за семьдесят, разве можно ее так оскорблять?
Немудрено, что из всех возможных советчиков по этому вопросу она выбрала именно меня. Несмотря на значительную разницу в возрасте, я в этом деле была гораздо более опытной. И к счастью, не могла составить ей никакой конкуренции: ведь я не знала Федора. Спасибо папе.
Я деликатно ждала вопроса. Я достаточно хорошо воспитана, чтобы не огорошить ее предложением немедленно дать отставку этому горе-жениху. Да, я понимала ее душевное волнение. Не всякой женщине, если она не Лиз Тейлор, не жертва пластической хирургии и не мультимиллионерша, выпадает счастье поймать на закате жизни живую молодую рыбку. Тут уж не до интеллектуальных способностей претендента. Способен петь — уже плюс. Многие женщины выходят замуж, довольствуясь значительно меньшими положительными характеристиками, среди которых самая популярная: «Пора!» Конечно, чтобы дать объективный анализ этой щекотливой ситуации, мне было бы лучше познакомиться с кандидатом лично, прощупать его на предмет потенциальной скоропостижной смерти престарелой жены и всякое такое. В Москву, в Москву, в Москву…
— А под какими часами? — спросила я, гадая, в котором из уличных кафе мне лучше всего занять наблюдательный пункт.
— Под всеми. — Аглаида Карповна пожала плечами.
Оказывается, Федор еще и шутник. Большой души выдумщик.
— А может, он наводчик? На вашу квартиру.
Я понимала, что это неделикатно, но если бабушка Тошкина удостоила меня доверия, должна же я его хоть как-то оправдать.
— Нет, Надя, ты не поняла. Он пропал, — вздохнула Аглаида Карповна и прочертила в масле дорожку.
— Уже до или после? — спросила я.
Не в обиду бабушке будь сказано, но очень многие мужчины пропадают с женского брачного горизонта сразу после того, как добьются желаемого результата. Похоже, что им, кобелям, только одного и надо. Удивительно: можно прожить семьдесят три года и не знать таких элементарных вещей, как первая брачная ночь. И не до ЗАГСа, а именно после. Со всеми вытекающими отсюда разделами имущества, алиментами и моральными издержками. Бедная наивная женщина.
— Надя, да за кого ты меня принимаешь?
Бабушка опустилась на колени и снова взялась за тряпку. Она прятала глаза и уже стыдилась своей очень и очень обычной истории. А что такого?
— Да ни за кого. Вы думаете, вы первая или последняя? Чего так убиваться? Простите за пошлость, не обесчестил же он вас.
— У тебя есть мозги? — спросила Аглаида Карповна. — Ты знаешь, сколько мне лет?
— Вот именно. Все неприятности очень болезненно переносятся молодыми, а в вашем возрасте пора уже и привыкнуть. Жизнь — это вообще одна большая неприятность. Да не надо так убиваться, вы и Яше нравитесь.
Аглаида Карповна замахнулась на меня тряпкой. И даже умудрилась опустить ее мне на голову. Кажется, назревал конфликт, в котором я могла бы поучаствовать, если бы сумела решить вопрос, считается ли брошенная Федором Аглаида Карповна старухой, которую надо прощать, или следует отнести ее к нервически настроенным женщинам в критической ситуации. На всякий случай я заняла оборонительную позицию за столом и оттуда примирительно сказала:
— Давайте забудем весь наш разговор, если это вас так травмирует.
— Нет, у тебя нет мозгов! — торжественно произнесла Аглаида Карповна. — Бедный Дима. Ты что, не понимаешь, сколько в Москве уличных часов, если считать со всеми станциями метро?
— И вы под всеми стояли? — ужаснулась я, понимая, что провинциализм из меня не выбьет никто. И никогда. Кстати, под столом лужа масла была первозданной. Вода с порошком сюда почти не попала. — Бедная, — прошептала я.
— Не под всеми, — успокоила меня Аглаида Карповна. — Я тоже сразу не поняла и подумала, что это правда.
— А! Значит, вас кто-то разыграл? Хорошая шутка, добрая. Подождите, так он пропал до того?
— Ты, Надя, меня извини, но лучше я помою полы.
— Так он делал вам предложение или нет? — на всякий случай уточнила я. Потому что еще неизвестно, кто из нас был сейчас в худшем положении. У меня лично затекли и спина и шея.
— Делал, — глухо отозвалась бабушка. — Но он же дурак какой. Мой внук Федор. — Она, кажется, готова была заплакать. Надеюсь, не из-за меня. — Но это же бред, чистой воды бред! Ты почитай внимательнее…
Я перечитала письмо.
— Детский сад, — сказала я.
— Наконец-то, — вздохнула бабушка. — Я не переписывалась с Федором, но ты посмотри на почерк. Это что, стилизация под первоклашку или пишет маньяк? А выражения? Ладно, предположим, у Феди было много травм головы, но неужели за последние восемь лет он мог так измениться? Одуреть?
— Не наговаривайте на себя, Аглаида Карповна, для того, чтобы на вас жениться, совсем не достаточно быть дураком!
— Что? — изумилась она.
Да, сидеть мне под столом не пересидеть. Но я не стерпела и все же спросила:
— А когда пришло письмо? Конверт есть?
— Я и так помню. За две недели до моего приезда сюда. И ехала-то я ему уши надрать. Но его нет.
— И за неделю до убийства Пономарева, — добавила я, еще ничего не понимая.
— Он пропал до того. Восемь лет назад. А теперь объявился, — горестно вздохнула Аглаида Карповна.
