Татьяна Шахматова - Унесенные блогосферой
– Что? – одними губами спросил Борис… у Вадима и тот кивнул.
Я застыл в удивлении с туркой в руках.
– Виктория… э-э-э… – начал Борис после этого тихого разрешения от Вадима. – То, что ты там пишешь… одним словом…. Не надо про все эти картины мира, про социальные слои. Не надо лодку раскачивать.
– Какую лодку? – нахмурилась она.
−Социальную лодку, – встрял вампир. – Не надо писать про социальное неравенство из-за разницы в образовании и происхождении. Убийство на социальной почве. Не надо. Экспертиза всплывет на суде, наверняка попадет к журналистам. Не надо всего этого. Мы не в Индии, у нас каст нет, все-таки это скорее единичный случай…
– А что надо? – подняла брови Виктория.
– Напиши, речевой агрессии в текстах переписки убитых не обнаружено – этого достаточно, – попросил Борис, глядя в пол. – В сущности, об этом тебя, Виктория Александровна, и спрашивали с самого начала.
Не меняя выражения лица, Вика переместилась к столу, выкопала из кучи бумажную папку с надписью СРОЧНО, выведенной генеральской рукой. Вопросы покоились на самом дне, она бегло прочитала их и молча кивнула, соглашаясь с Борисом.
– Я за премию и все такое похлопочу, – смущаясь все сильнее проговорил Борис. – Грамота там, за особую роль в раскрытии, но только напиши уж по вопросам, ладно?
– Ладно, – пожала плечами тетка. – Это моя работа. Все верно.
Борис неуклюже раскланялся и попятился к двери. Уже у самого порога он вдруг обернулся и козырнул Романихину:
– Здравия желаю, товарищ полковник.
Меня как будто ошпарило, но это был не кофе. Ну, не идиот ли я?! Полковник! Выездная социология… Конечно, за какую такую выездную социологию у нас полковников дают?! Атташе, при погонах, в спецслужбе. Итак, мажор Вадим Романихин в свои… – сколько ему там 35–37… – полковник ФСБ. И это он влиял на Бориса, а не Борис на него. Вика точно это знала. Однако, клубок.
Теперь стало окончательно ясно, зачем Вадим Романихин околачивался возле нас все время расследования. Вовсе не из личного интереса, как я предположил сначала. То есть, конечно, из личного, но это интерес совсем другого рода: семейство Романихиных старалось сохранить хорошую мину при плохой игре, и Вадим следил за ходом расследования, потому что больше всего боялся огласки. Хвост вилял собакой. Но, по крайней мере, одним опасным поклонником красоты моей тетки меньше – на том спасибо!
– А что же вы намерены сказать журналистам? – поинтересовалась Виктория.
– Возможно, версию с аллергией, – бесстрастно ответил Вадим.
– С аллергией? – неподдельно изумилась тетка.
– Да, у Светы могла бы быть аллергия на ракообразных, она съела лобстера, начала задыхаться, Валера попытался прочистить ей горло, думал, что застрял кусок чешуи, использовал салфетку, но, к сожалению, спасти девушку не удалось.
Виктория сделала круглые глаза, и посмотрела в мою сторону с выражением «слыхал это!?» похоже она уже начала ловить кураж от этого цирка. Во всяком случае, я начал. В первый визит Бориса, Виктория призналась, что у нее аллергия на ракообразных, видимо, версия взялась из этого источника.
– И что потом? – спросила она.
– Поняв, что жена мертва, Валерий Романихин покончил жизнь самоубийством. Трагедия, – голосом, лишенным интонаций проговорил Вадим.
– Ну, да, – пробормотала она. – А что же не разносчик пиццы?
– В каком смысле?
– Ну, дворецкий или разносчик пиццы, водопроводчик еще… Впрочем, это другой жанр… Это в детективах виноват дворецкий, а у вас тут остросюжетная мелодрама.
– Когда версия будет готова, я вышлю вам, чтобы вы не путались, – спокойно припечатал Вадим, сделав акцент на последнем слове. – И да, я заплачу, за вашу работу Виктория. Вы просто не представляете, как важно было для меня узнать правду.
– Не стоит, – как будто обронила она. – Вы же слышали, мне заплатят, еще и премию обещали. И грамоту.
Но внезапно, она вдруг взяла другой тон.
– Хотя, на самом деле стоит – дорого стоит, – с напором проговорила Вика. – Столько вы не заплатите! Это будет самая дорогая филологическая методика в мире. Грамматика убийства!
– Простите, – почему-то извинился Вадим.
– Вашим родителям и бедному Гре… Грегуару вы тоже расскажете про аллергию?
– Само собой.
Она закатила глаза и откинула голову назад.
– Вам важно было знать правду, вы говорите, но зачем тогда теперь вы хороните эту самую правду?
– Потому что поздно.
– Даже сейчас не поздно, – глухо отозвалась она.
– Разве это не очевидно?
– Нет. Не обязательно вышагивать, как на параде, каждый день. Все мы люди, стоит в этом признаваться иногда.
– Такая правда не нужна никому. Что это за правда, которую придется говорить с опущенными глазами?
– У вас больной племянник с дурацким именем, оставшийся круглым сиротой, два трупа, и вы все еще думаете сохранить хорошую мину? Впрочем, не мне судить. Среди вопросов к эксперту, вопроса о пользе правды не стояло.
Она захлопнула папку СРОЧНО и бросила ее к остальным бумагам.
– Спасибо, Виктория, – проговорил Вадим, поднимаясь.
– Не за что. Кофе хотите? – предложила она вместо того, чтобы проводить странного полковника до дверей. И полковник не отказался.
Я разлил содержимое турки по чашкам, хватило как раз на две. Впрочем, Борис ушел, и мне больше незачем было тут сидеть. Попить кофе можно и в другом месте. Раздался щелчок – это Вика закурила возле форточки.
– Вам не очень идет, – проговорил вампир.
– Да, вы уже говорили, – безучастно ответила тетка, искоса взглянув, как я ставлю на стол чашки.
– Чем занимается ваш Сандалетин? – услышал я, уже завязывая ботинки в прихожей.
Я не мог не прислушаться.
– Он, слава богу, не мой, – хмыкнула Вика и до меня донесся характерный хлопок.
Это была форточка. Значит какой-то неведомой силой Вадим заставил ее бросить сигарету.
– Саша, возьми машину, – тетка вышла в коридор и вручила мне ключи. – И запиши меня на тонирование послезавтра. В любое время. Она должна работать.
Черт, откуда она узнала, что я иду к Марго? Впрочем, не важно.
– Тюнингование? – переспросил я шепотом. Вика показала язык и вернулась к вампиру.
– Сандалетин занимается истинным искусством, – ответила она на его вопрос.
– В каком смысле?
Она рассмеялась.
– Штамп ставит, где истинное, а где нет.
– Штамп можно и в других городах ставить? – поинтересовался Романихин. – Можно и где-нибудь в Саратове, например? Или в Ухте? Есть в Ухте университет, как думаете?
Я застыл с полузавязанным ботинком на одной ноге и старался не шевелиться: от полковника ФСБ можно получить определенную пользу при правильном обращении. «Не тупи, не тупи», – молился я. Вот он отличный шанс, ничего не надо просить, сами приходят и дают. Все, как завещал великий Воланд. Однако она молчала.
– Можно, – наконец ответила Виктория, но тут же дала лажалет. – Теоретически можно. Но не стоит. Спасибо.
– Отчего же? – он так и сказал «отчего же», а не «почему» или просто, «какого рожна, вы, Виктория Александровна, выкаблучиваетесь».
– Не надо разрушать нашу кафедральную экосистему. Баланс тонкий, а систему образования сейчас и без того трясет от реформ.
– Ну, как знаете, Виктория. Но если вдруг, обращайтесь. В России много прекрасных городов и география обширна: Владивосток, Хабаровск.
Раздался смех. Стоит ли говорить, что смеялся Вадим тоже неприятно? Гиканье орангутанга. Но Вика смеялась вместе с ним и, кажется, не замечала этой очевидной странности.
Дальше слушать я не стал и вышел, не прощаясь. Что ей стоило? И ведь какой нелепый ответ: экосистема! Я надеялся, что к своему возвращению не найду тетку в луже крови с перекушенным горлом.
Я вдруг понял, почему Миллер называет Вику своей девочкой. «Держись подальше» – это только речевая формула, сама-то Виктория и не думает держаться ни своих слов, ни подальше, потому что тоже играет роль. В этом дурацком спектакле у нее роль антагониста и, судя по всему, эта роль ее вполне устраивает. Должна же быть в сказочном лесу своя Баба Яга!
В последние пару недель разочарования настигали меня одно за другим. Препятствий к учебе больше не было, но в университет ноги не несли. После года с небольшим на филфаке у меня сложилось стойкое убеждение, что филология – это не мое. Если уж снова приводить сравнения с играми, то филологи как будто играли в карты, в то время, как настоящая наука, по-моему, чем-то сродни фехтованию. Промазал – удар. Мария Кюри носила талисман с радием на шее и умерла от лейкемии. Луис Злотин в «Манхеттенском проекте» неудачно запустил атомную реакцию и все, умер через пару дней. Александр Богданов переливал кровь и тоже умер от несовпадения резус-факторов, о которых в 20-х годах XX-го века еще не знали. Вот это цена ошибки, вот это я понимаю! Гуманитарии же, в отличие от медиков или физиков, могут позволить себе пропустить хоть все удары в своей жизни. Многие распускаются настолько, что лишь стоят со шпагой в важной позе и хмурятся через сетку своих научных степеней, зная, что никто никогда не проверит, что там, внутри.
