Тимоти Уилльямз - Черный август
Аккуратная подпись «Спадано» и приписка:
«Мальчик или девочка? Сообщи при первой же возможности».
Автоматически, не отрывая взгляда от факса, Тротти достал из кармана ревеневый леденец и сунул его в рот.
Правда– Синьор Боатти хотел бы во всем признаться. Он заявляет, что убил синьорину Беллони.
Тротти поставил на стол чашку с остывшим кофе.
– За четыре с лишним дня не продвинулись ни на шаг. – Желая выразить свое разочарование по этому поводу, он сложил руки в непристойный жест, якобы означающий переполненное состояние семенников. – А теперь все вдруг наперебой объявляют, что знают убийцу синьорины Беллони. – Он повернулся, поглядел на сидевшего в кресле журналиста и улыбнулся: – Вы полагаете, что это вы ее убили?
– Никогда этого не говорил. – Боатти оброс щетиной.
Бледное, болезненное лицо, мятая одежда. На нем были те же полотняные брюки и легкие мокасины, что и той ночью, когда они впервые встретились с Тротти. Он постарел, словно только теперь события на Сан-Теодоро отразились на его внешности. Боатти провел рукой по подбородку.
– Только не пытайтесь больше выгораживать Розанну Беллони. Не вредите себе еще больше. Лжесвидетельствовали вы уже предостаточно, Боатти.
Боатти промолчал.
– Теперь попробуйте помочь и себе самому, и другим. Скажите, где сейчас Розанна Беллони?
Пизанелли и Майокки стояли, прислонившись к батарее.
Майокки страдальчески смотрел на зажатую в левой руке трубку. В правой он держал большой коробок кухонных спичек. Пизанелли, скрестив руки на груди, устремил взгляд на Боатти; в углах его губ притаилась недобрая улыбка. На краю батареи висела его замшевая куртка.
– Все это время вы прекрасно знали, что Розанна жива, – холодно проговорил Тротти. – Для журналиста, Боатти, у вас слишком рыцарское отношение к истине.
У Джорджо Боатти были утомленные глаза, словно он много плакал.
– Хотя бы раз сделайте мне одолжение. Расскажите мне правду, – правду, которую вы так долго умышленно скрывали.
– Есть вещи и поважнее правды, – словно через силу проговорил своим высоким голосом Боатти.
Жест протеста. Тротти не скрывал раздражения:
– Вы же знали, что убитая – Мария-Кристина? Вы ведь с самого начала знали, что это ее тело?
Едва заметный кивок.
– И вы все это время знали, где Розанна?
Боатти вспотел, его виски стали влажными.
– И вы знаете, где она сейчас, Боатти, правда ведь?
– Откуда вы знаете, что Марию-Кристину убил не я?
– А что же вы не захватили с собой своего диктофончика? – насмешливо спросил Тротти. Он обошел стол, сел и поставил ногу на выдвинутый ящик. Потом посмотрел на сослуживцев.
– Он забыл его у своей подружки, – сказал Пизанелли.
– Господа, синьор Боатти по собственному почину явился в квестуру, чтобы поведать нам правду. – Тротти поднял чашку с кофе.
– Не арестовать ли нам синьора Боатти? – Обращаясь к Тротти, спросил Пизанелли. – Майокки продолжал созерцать трубку.
– За то, что он трахается с синьориной Роберти? Ты думаешь, лейтенант Пизанелли, что супружеская измена – это уголовное преступление? Посадить человека в тюрьму за то, что он обманывает жену и забирается этажом ниже в постель к хорошенькой маленькой туринке?
На влажном лице Боатти проступил густой румянец:
– Я явился сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления.
Тротти поднялся и подошел к полицейским:
– Знаете ли, господа, что мне поведал Дзани? – На Боатти он не смотрел. – Дзани поведал мне, что его сын Альберто – бывший ученик Розанны Беллони, который более десяти лет после школы поддерживает с ней отношения…
– Тот гомосексуалист, что работает в «Libreria Ticinum», – с кольцом в ухе и в мотоциклетных бутсах? С таким хорошеньким маленьким личиком? Это сын Дзани? – спросил Майокки.
– Альберто Дзани, – кивнул Тротти. – С год назад – а виделись они регулярно – он почему-то так разозлился на Розанну, что потерял над собою контроль и накинулся на нее с кулаками. – Тротти махнул рукой в сторону двери. – Розанна, должно быть, нечаянно сделала какое-то пренебрежительное замечание о сексуальных пристрастиях юноши. Он набросился на нее, но в это время, к счастью, мимо квартиры случайно проходил синьор Боатти. Он услышал крик Розанны, вбежал в квартиру и помешал Дзани задушить женщину. А потом вызвал карабинеров. Разумеется, все были заинтересованы в том, чтобы замять дело. – Тротти обернулся к Боатти.
– Почему вы ничего не рассказали мне о Дзани-сыне?
– Комиссар Меренда обо всем знал.
Тротти наклонился к журналисту и постучал себя по груди:
– Я не Меренда. Почему вы мне ничего не рассказали, Боатти?
Боатти молчал.
– А мне вы ничего не рассказали потому, что прекрасно знали, что убили не Розанну Беллони.
Боатти пожал плечами.
– Вы прекрасно это знали. Знали, что это не Розанна и что у Дзани не было причин нападать на Марию-Кристину. Никакого мотива у него не было. А потом, без ключа Дзани никак не смог бы попасть в дом на Сан-Теодоро. И это вы тоже знали.
– Его могла впустить сама Мария-Кристина. И он стал бы далеко не первым любовником, кому она отпирала дверь.
– Когда все думали, что мертва Розанна, вы знали правду. Знали, что это Мария-Кристина. А комиссар Меренда этого не знал. Как и начальник квестуры. Естественно, они предположили, что Дзани вернулся на место преступления. И на сей раз действительно убил Розанну. – Тротти отхлебнул остывшего кофе и продолжал: – Слишком много шума. Понятно, что начальник квестуры не хотел, чтобы я во все это вмешивался. И велел мне не высовываться. Преступник был ему известен, во всяком случае, он так полагал. Беда в том, что этот преступник оказался сыном одного из его самых старых и надежных полицейских.
– Агента Дзани, – сказал Майокки, не отрывая взгляда от трубки.
– Начальник квестуры хотел, чтобы дело не раздували, чтобы все было шито-крыто. – Тротти кисло улыбнулся. – И поэтому даже хотел удалить меня из города. Он едва не заставил меня уйти в отпуск и уехать на озеро Гарда. – Он фыркнул. – Много шума!
МоногамияТротти опешил.
– Именно это я и сделал.
– В Грецию? – недоверчиво переспросил Тротти.
– Уехали сегодня.
– Уехали? Значит, Розанна Беллони не одна?
– Нет, конечно. – Боатти вежливо улыбнулся и посмотрел на стоявших у батареи полицейских. – В свадебное путешествие люди стараются уезжать не в одиночку.
– Не могу поверить. – Тротти замотал головой. – Вы хотите сказать… вы нам хотите сказать, что Розанна Беллони проводит сейчас в Греции свой медовый месяц?
– Ей почти шестьдесят, комиссар. Вам не кажется, что в этом возрасте она имеет право на счастье?
– А ее сестра? Мария-Кристина мертва – ее убили. Мария-Кристина ни на что не имеет права?
– Так для всех гораздо лучше. Неужели вам не понятно – Розанна всегда страдала. – Боатти жестом выдал свое раздражение. – Страдала в молодости, пытаясь защитить младшую сестру. Она всегда пыталась защитить Марию-Кристину – и что в результате? Розанна о ней заботилась, жертвовала собой, отдавала ей всю свою любовь – и чем Мария-Кристина кончила? Тупая развратная баба, которую до смерти избил последний из ее бесчисленных любовников.
– Не вы ее убили?
Боатти вопрос проигнорировал.
– Почему Розанна Беллони поехала в Грецию? – Голос Тротти все еще звучал недоверчиво. – И с какой стати это свадебное путешествие?
– Потому что Розанна наконец-то решила пожить для себя. – Решила, что она хочет жить с мужчиной.
– С каким мужчиной?
– С мужчиной, которого она всегда любила.
– Кто он?
Боатти дернул плечами, словно удивляясь недогадливости Тротти.
– Акилле Талери, естественно. Учитель из Вентимильи.
– Значит, вы все знали, Боатти?
– Что я знал?
– Где была Розанна. Вы все время знали, где она и что делает. И с кем она.
– Конечно, знал.
– И вы лгали?
Боатти холодно поглядел на Тротти.
– Вы лгали?
– Розанна нуждалась в моей помощи.
– И пудрили мне мозги.
– Совсем нет – я рассказал вам о Розанне, рассказал об учителе.
– Вы лгали, Боатти.
– Нужно было защитить Розанну.
– Вы препятствовали восстановлению справедливости.
– Плевал я на восстановление справедливости – на восстановление вашей справедливости.
– Поэтому вы изобрели свою собственную?
– Розанна – замечательный человек. Она всегда жертвовала собой ради других. Ради матери, ради своей сумасшедшей сестры – сумасшедшей и очень развратной сестры. И вот, на склоне лет она наконец решает выйти замуж. За человека, которого она любит пятнадцать с лишним лет…
– За человека, который трахнул Марию-Кристину?