Яна Розова - Сожжённые цветы
Разговор снова зашёл о работе. Виталий рассказал, что устаёт после смены страшно.
— Тяжело всё-таки! — жаловался он. — Думаю, я не способен к такой напряжёнке.
— А к чему ты способен? Везде работать надо, чтобы чего-нибудь добиться!
— Если бы я смог в своё время поступить в институт, — мечтательно, совсем без обиды ответил Виталий, — я бы поступил на гуманитарный факультет. Ну, вот где ты училась?
— На историческом.
— Вот! И я бы там учился! Я люблю историю. Романы исторические люблю, фильмы про всё такое, древнее. Про рыцарей и турниры.
— Средние века — необыкновенно интересное время. Сколько поучительных уроков человечеству!..
— Да? — Он стал похож на её учеников — такой же галчонок с открытым клювом, в который она положит червячка знания. — А чего там тебе интересно?
— Да вот хоть религия. Мне интересно было в своё время, почему у нас, в России, церковь не превратилась в такого же спрута, как в Европе.
— И как, выяснила, почему?
— Мне кажется, да.
— А что ты читала?
Ире так нравился разговор, что она не заметила, как переменился тон собеседника.
— Я читала всякие исследования учёных, монографии, обращалась к источникам. Буллы папские, письма тех времён, «Молот ведьм»…
— Что это?
— Это, как бы сказать, учебник для инквизиторов. Мы в институте даже шабаш на Вальпургиеву ночь организовали…
— Смотри, — перебил её Виталий, указывая на небо. — Луна такая яркая! Неужели завтра похолодает опять?
Тема разговора сменилась. Вдруг — как всегда бывает при интересном разговоре — Ира поняла, что они уже пришли к «Лермонтовскому» и к дому Виталия. Он, не спрашивая её, открыл дверь, и они вошли в знакомую прихожую. Ира уже привыкла к особому холостяцкому запаху этого жилища, он ей даже нравился теперь. Она спросила о продаже квартиры, а Виталий сказал, что раздумал продавать.
— Почему?
— Планы изменились… Ты не ругай меня, ладно? Понимаешь, я был в таком отчаянии, что думал продать квартиру, деньги отдать на церковь, а сам… Ну, помнишь, мы говорили…
Виталий прятал глаза. Ире вдруг стало мучительно жаль его бедную заплутавшую душу, попавшую в пучину одиночества. Как сложен выбор своего пути, как глубоки сомнения, терзающих каждого из нас! Ира тоже была такой недавно: отчаявшейся, оставшаяся в открытом море без путеводного луча маяка…
Ира обняла его, а когда захотела отстраниться, Виталий не отпустил. Его губы коснулись её шеи. Она повернула лицо навстречу этим милым губам…
В следующее воскресенье Ира вошла в пахнущий ладаном сумрак под белёными сводами храма. Ире хотелось улыбаться всем, желать счастья. Она верила, и вера привела её через испытания к счастью.
Виталий стоял на своём любимом месте — возле иконы Святого Иоанна Предтечи. И вновь пламя свечей отражалось в глазах, и на щеках играл румянец, и губы были плотно сжаты. Они поздоровались одними глазами.
Ира прекрасно понимала, что совершила грех, и очень серьёзный грех, предавшись любви в Великий пост. Искренне раскаиваясь, Ира совершенно не жалела об этом. На то мы и православные, чтобы грешить и каяться! Бог простит нам это, он всё про нас знает.
После службы они гуляли, разговаривали, пили чай в кафе на площади, и мир царил в её душе. Только вот Виталий был каким-то нервным.
— Что с тобой? — не выдержала Ира.
Он поднял на неё глаза, полные слёз. Это было так неожиданно, что Ира испугалась.
— Дорогая моя, любимая, я не хочу с тобой расставаться!
— Да о чём ты?
— Я должен уехать…
Она не верила своим ушам: Бог снова испытывает её.
— Ирочка, меня нашли прежние дружки. Они считают, что я должен им, так как оказался виноват в том, что нас менты загребли. Понимаешь, я тогда…
— Это неважно. Что ты собираешься делать?
— Они хотят от меня очень много денег.
— Давай продадим твою квартиру, будем жить у меня!
— Нет, намного больше.
— Тогда и мою.
— Они возьмут деньги и придут снова. Мы не сможем заплатить, и они убьют меня. Это страшные люди!
— Так что же ты собираешься делать? — повторила она свой вопрос, уже почти плача.
— Я должен бежать.
— Я с тобой.
— Это опасно, Ира! Я не смогу тебя защитить.
— Мне всё равно.
— Ира… — слёзы превратили его глаза в драгоценные камни. — Это слишком великий дар для такого неудачника, как я! Но если ты решилась…
— Решилась! Будь что будет! Я люблю тебя!
— Ира… Тогда ты должна исчезнуть тайно. Придумай что-нибудь, соври, чтобы все думали, будто ты уехала одна. Обо мне — ни слова!
— Я скажу всем, что ухожу в монастырь.
Она очень обрадовалась этой идее: как хорошо звучит! Пусть все крутят у виска, мол, Ира совсем спятила! И никто не догадается…
— Тогда так, — решил Виталий. — Завтра ты увольняешься, а послезавтра мы уезжаем.
Через два дня, двадцатого марта, в восемь часов Ира стояла на остановке возле своего дома. Сегодня у них с Виталием — последнее свидание перед отъездом.
— Семечки! Семечки! — противно гнусила у Иры за спиной алкоголичка Ларка.
Она жила в соседней квартире — Ирин антипод, падшая женщина во всей красе: с молодым, но мятым лицом, испачканным дешёвой косметикой, с худым, но дряблым телом, прикрытым яркой грязной одеждой. Пока трезвая — злыдень, когда пьяная — душка.
— Здравствуй, соседушка! — услышала Ира.
Ларка была в своей пьяной ипостаси.
Ира раздумывала: стоит ли ей здороваться, когда возле остановилась большая серая иномарка.
На подъехавший автомобиль Ира внимания не обратила, но дверь со стороны пассажира открылась, и она, узнав водителя, улыбнулась, пожала плечами и села в машину. Домой Ира больше не вернулась.
З. А.
«Умерла первая ведьма, относящаяся к типу Сатурна».
Часть 2. Марс
Новый поджог церкви. Обвиняются сатанисты
Вчера ночью в дежурную часть Гродинского управления государственной противопожарной службы МЧС России по Хлебному району поступило сообщение о возгорании церкви. На этот раз пожар возник в храме Спасителя, расположенном в селе Ивановском, центре Хлебного района. Специалисты считают, что причиной возгорания послужили бутылки с зажигательной смесью. Как рассказали в пресс-службе УГПС, огонь уничтожил деревянный храм Спасителя почти полностью. Возгоранию была присвоена высшая категория сложности.
Можно с уверенностью сказать, что церковь в Ивановском, как и храм Успения в Гродине, подожжены злоумышленниками. Возможно, поджог организовали сатанисты, следы деятельности которых находят жители многих окрестных сел, в основном, на кладбищах и в уединённых местах. Прокуратурой области возбуждено уголовное дело по факту поджога. Ведётся следствие.
А. Маловичко Газета «Алхимик» от 22 июня 2003 года.15 мая — 22 июня
— Незачем браться за то, на что мозгов не хватает! — услышала Геля, сидевшая, опустив голову, за своим столом на кафедре истории и культурологии Аграрного университета. Только что завершилось заседание кафедры, на котором заведующий сообщил о Гелином провале перед ректорской комиссией.
Хлопнула дверь.
Не поднимая головы, Геля догадалась: она услышала мнение Вики Петренко, местной звезды, которая, на своё счастье, уже удалилась. Геля находилась в таком состоянии, что, если бы Вика не ушла сама, то оказалась бы бита ногами!
Кристально-чистая злость, обвальная, разрушительная, поглотила Ангелину Черкасову. Она вскочила с места и великолепным броском запустила в кафедральную люстру 400-страничным кирпичом «Основ культурологи». Люстра, имевшая три рожка из непрозрачного стекла, приняла учебник самым своим сердцем и, мигнув, выдержала удар. Зато завкафедрой Михаил Терентьевич Корытников не выдержал:
— Ангелина Николаевна! Что вы себе позволяете?
Сотрудники забубнили, выражая осуждение и некоторое злорадство. Ещё бы! Ах, Гелечка! Ах, какая умница! Ах, какой папа у неё умник! Всю кафедру облагодетельствовал: купил в кабинет альбомы по искусству. Сделаем Гелечку за это старшим преподавателем, несмотря на то, что кандидатская у неё на нуле, а годиков уже тридцать два! Ту же Вику потеснили, и ещё кое-кого, кому сейчас Гелькин провал и Гелькина детская выходка окажутся на руку.
— Ангелина Николаевна! — повторил Корытников, но теперь с отеческими интонациями, — Вы успокойтесь, сядьте! Мы тут все свои! (Геля оглядела ханжеские рожи вокруг себя и показала в злой улыбке белые клыки). Вам давно пора за ум взяться. Где ваши публикации? Где глава для методического пособия? У ваших студентов самые плохие знания по предмету, на ваших лекциях — сорок процентов непосещаемости!
Геля молчала. Её трясло от этих разборок, её тошнило от патернализма этого толстого козла. Притом она боялась открыть рот, потому что знала: если откроет, то рыгнёт на коллег синим пламенем и будет поливать огнём, пока не испепелит вчистую.
