Яна Розова - Сожжённые цветы
Обзор книги Яна Розова - Сожжённые цветы
Яна Розова
Сожжённые цветы
Часть 1. Сатурн
Сгорел храм. Возможен поджог
Во вторник в половине первого ночи в дежурную часть Гродинского управления государственной противопожарной службы МЧС России поступило сообщение о возгорании церкви, расположенной в центре города Гродин. В результате пожара значительно пострадало здание храма Успения Пресвятой Богородицы. По предварительным оценкам сотрудников пожарно-технической лаборатории, причиной пожара стал поджог.
А. Маловичко Газета «Алхимик», 21 марта 2003 года.10–21 марта
Ира вышла в холодное раннее мартовское утро. Она постаралась одеться теплее, но всё равно зябла, потому что зимнего пальто у неё не было — на его покупку просто не хватало средств. Впрочем, это не имело значения: сегодня исполнилось ровно пять лет со дня смерти Виталика.
Ира поправила тёмно-синюю шерстяную косынку и заспешила в сторону церкви. Идти придётся три квартала, общественный транспорт здесь почти не ходил. Городские власти обещали оборудовать остановку возле церкви Успения Пресвятой Богородицы, да всё никак.
В городах, имеющих более длинную историю, к верующим относились внимательнее, а Гродин жил всего-навсего чуть более полувека. Его выстроили вместе с химическим заводом и для химического завода, размещённого неподалёку от старинной казачьей станицы Малые Грязнушки. Город постепенно поглотил станицу, а станичная каменная церковь, претерпев в 90-е серьёзный ребрендинг, превратилась в Храм Успения Богородицы. Именно туда ходила Ира Китаева каждое воскресенье, всю свою жизнь.
Вера давала Ире самое главное: понимание важности всякого события. Разуму, который наполняет собой Вселенную, есть дело до судьбы всех живущих, это утешало осознанием своей причастности к замыслу Бога. Смерть мамы и Виталика — не случайны. Нет смысла спрашивать, почему мне выпало такое. Ты же знаешь: Бог всегда забирает лучших и испытывает избранных.
Иру не тяготила длинная дорога к храму, ей сопутствовали лучшие воспоминания детства: как по воскресеньям они с мамой ходили «к Богу», попросить о хорошем. А мама у Иры была необыкновенной.
Лида Китаева считала себя избранной, и без смущения носила свой горб на узкой спине. Она обладала изумительным характером: умела прощать, не просила многого, легко относилась к любым трудностям, понимая, что самое плохое в её жизни уже произошло.
Об отце Ира ничего не знала. Мама говорила, что она мечтала о доченьке, и Бог ей дал дочь. Вот и всё. Только после смерти мамы её подруга тётя Света рассказала, что у Лиды был мужчина, но жить с горбуньей не захотел. А Лида удерживать его не стала, и даже о своей беременности не рассказала.
Мама умерла три года назад от пневмонии.
В память о маме Ира пыталась относиться к жизни согласно маминым принципам. Кое в чём это удавалось — например, в отношении к работе: пусть зарплата у учителя смешная, в учительской ссорятся из-за дополнительных ставок, ученики с каждым годом становятся всё менее интересными, начальство давит — не надо падать духом. Учитель — это призвание, а не способ заработать. Ира была учителем истории по осознанному выбору: ей нравилась история и как школьная дисциплина, и как наука. Историк знает — всё уже было: крахи империй, концы света, жулики на престолах, гении в кандалах. Ничто не меняется, но всё становится другим.
Ещё больше радовалась Ира ежедневной возможности заражать своим интересом детей. Она умела находить в толпе маленьких людей с пустыми глазами тех, кто её слышал. Обнаружив таких, учительница истории мастерски раздувала искру любопытства в пожар страсти к познанию. Таков был дар Иры. А в остальном Ирина Геннадьевна считалась в школе сухарём. Ей были свойственны сдержанная манера поведения, скупые жесты, редкая улыбка, и редкий, но хлёсткий сарказм.
Вокруг расцветало утро. За ночь изморозь обметала чёрные голые ветви деревьев остреньким кружевом. Небо радовало чистым голубым цветом, а в нём кружилась огромная галдящая стая больших птиц.
Сегодня Ире предстоял особый день. Сейчас она отстоит заутреню, а потом съездит на кладбище к Виталику. Холодно, конечно, а в чистом поле, где хоронили гродинских покойников, вообще ветер свищет. Но Иру ветром не испугать. Она никогда не отступалась от большого дела из-за малого неудобства.
Возле храма уже стояли старушки, обёрнутые в несусветные тряпки. Завидев знакомую стройную фигуру, побирушки бросились вперёд. Несмотря на собственное бедственное положение, Ира всегда подавала хорошо.
Службу вёл уважаемый Ирой священник — отец Сергий. Строгий и статный, с ухоженной тёмно-русой бородкой и яркими карими глазами, он вряд ли знал о том, что многие гродинские невесты не отказались бы стать матушками при таком батюшке. Только отец Сергий семью не планировал.
В последние несколько лет отец Сергий стал для Иры не только исповедником, но и другом — не близким, но тем, к кому идёшь в самые страшные минуты своего существования. Одному ему она доверила давнюю мечту — стать монахиней, и получила отрезвляющий совет не торопиться: дар души, приносимой Богу, должен быть чист и отшлифован, как бриллиант. Иру очень тронуло, что этот суровый человек посвятил её в собственные сомнения: он и сам мечтает уйти от мира, но только после того, как победит грех гордыни, что пока не удаётся.
Выслушав наставника, Ира согласилась с ним, и с тех пор постоянно работала над даром своей души — снова, и снова, и снова.
Отец Сергий вёл самые лучшие службы из всех, на которых Ира когда-либо присутствовала, но сегодня она не могла сосредоточиться на его словах. Она жаждала отпустить от себя Виталия раз и навсегда, и — не могла. Как тоскливо без него, как одиноко! За что она должна страдать? Следом встрепенулись непрошенные воспоминания — о том, как хорошо было вместе, и вот тогда Ира покинула храм: не место в церкви таким мыслям!
Она вышла во двор. Солнце поднялось над домами, стали таять и осыпаться льдинки с веток пирамидальных тополей, растущих за оградой церкви.
«Боже, Боже! Что со мной?».
И вдруг будто бы ураган ворвался в голову — мысли гонимые, глупые заполонили сознание. Виталик, быстрый, весёлый, идёт через двор дома. Она видит его с балкона и чувствует жар своего тела. Виталик входит в квартиру, она увлекает его на кухню, чтобы мать не услышала… В тесной однокомнатной квартире Иркиной мамы влюблённым нет места, но у Виталика есть машина, старенький отцовский «Москвич». Ира помнит колючие чехлы сидений, раздражающие кожу на спине, она помнит движения ловкого тела, смех, стон, шёпот, слова любви…
А это ты помнишь — его тело в морге? Тогда, после аварии. Кровь смыли, но лицо умершего (умершего, ты поняла?) искажено. Он задохнулся в дыму. Кожа покрыта язвами ожогов, волосы выгорели, руки обожжены, ногти сломаны! Умирая, он пытался открыть заклинившую дверцу «Москвича». Того самого, у которого такие колючие чехлы на сидениях.
Мама, Виталий, и нерождённые по причине незачатия дети — вот семья Иры! Призраки, призраки, призраки!
Она села на лавку, стоявшую возле ларька, где торговали свечками и иконками.
Неожиданно чья-то плотная тень закрыла солнце. Ира подняла голову и увидела незнакомого мужчину.
— Вам плохо?
— Нет. Всё в порядке…
Глаза привыкли к утреннему солнцу, и лицо доброго самаритянина проявилось в тени: очень русское лицо, органично вписанное в пейзаж храма. Молодой, худощавый, в распахнутом пальто.
Ира встала со скамьи, направилась в сторону церкви. Незнакомец последовал за ней.
После службы Ира поехала на кладбище, а вернувшись домой, принялась готовиться к завтрашним урокам.
После годовщины смерти Виталия пролетела неделя. Ира ходила на работу и в одиночестве проводила вечера, не испытывая никакого дискомфорта. Если и жалела об отсутствии общения в жизни, то только о потере связей со своими институтскими подругами. Не было больше Пятерых.
Они собирались вместе за эти годы, и не раз. В жизни Иры — по печальным датам: похороны мамы, похороны Виталика, годовщины их смертей. Дни рождения Ира больше не справляла: подруги звонили, поздравляли, но приходить не приходили. Ира успела перепортить отношения со всеми.
С Гелей — из-за её озлобленности против всех и вся.
С Соней — из-за её причастности к клану менял, изгнанных Христом из Храма.
Со Светой — по поводу её брака, который был убогой пародией на семью.
С Наташей — из-за её легкомысленности, доходящей до цинизма.
— Все вы — попугайчики, — как-то сказала подругам Ира. — Порхаете по веткам, чирикаете, а за душой — ничего!
Конечно, девчонки обиделись, но если бы обиженные немного призадумались, они бы поняли, что Ира говорит так не из гордыни, а от боли. На самом деле Ира имела в виду: «Вам всем повезло, по сравнению со мной, и вы не можете понять, насколько мне нужна вера!».
