Ольга Лаврова - Пожар
Стольникова, округлив от безмерного удивления глаза, садится...
Уварова в своей конторке оглядывает небольшой стол, накрытый к чаю, достает коробку конфет. Она развязывает шелковый бантик на коробке, когда врывается разъяренная Стольникова:
- Ты, Ленка, сдурела - держать меня в проходной?!
- Да народ был посторонний, Дусенька. Зачем при чужих?
- Я со мной так обращаться не позволю!
- Батюшки, нервы-то у тебя ходуном. Седуксен попей, Дусенька. Таблетки такие. Говорят, помогают.
Участлива и доброжелательна Уварова через край - переигрывает: в ласковой улыбочке скрытое коварство.
- Скоро сама будешь пить! Килами!
- Зачем мне? Я спокойная.
- Сатана ты в юбке!
- Не обижаюсь, Дусенька. Знаю, несчастье у вас. Посоветоваться, видно, пришла? Давай чайку. Прошлый раз ты меня поила - теперь мой черед, - и разливает чай.
- Да я у тебя крошки не съем, глотка не выпью! Прошлый раз... прошлый раз ты, подлая... - задыхаясь, начинает она.
- Когда я срок отбывала, - с нажимом перебивает Уварова, прихлебывая из чашки, - очень к чаю пристрастилась.
- Срок? - ошарашенно переспрашивает Стольникова. Сбила Уварова ее наскок.
- Ну да, срок. Давненько то было, можно сказать, в другой жизни. Но привычка осталась - крепкий люблю, в красноту.
- Во-он кто ты есть!
- Я есть уважаемый работник, всегда на лучшем счету. Это ты, голубонька, под следствием.
- Врешь, не отвертишься! - Стольникова ударяет кулаком так, что чашки подпрыгивают...
Наташа, племянница Уваровой, и кладовщица постарше идут по двору, приостанавливаются против окон конторки.
- Кто это у хозяйки? - спрашивает кладовщица.
- Не знаю. - Наташа пожимает плечами.
- Больно расшумелись.
- Нам что за дело? Пошли...
В ссоре Стольниковой и Уваровой произошел между тем перелом. Уварова оставила елейный тон.
- Этот разговор кончен! - непререкаемо произносит она. - Ваша беда - ваш и ответ.
Стольникова клокочет от бешенства:
- Значит, мы с Женей отдувайся, а ты, гадина, в стороне?!
- Потише, переборки тонкие. Тебе первой лучше, что я в стороне. Прикинь-ка, если ума хватит!
- Ну, Ленка!.. Сколько жила - таких не видела!
- Плохо смотрела. - Уварова подливает себе чаю. - Жизнь у нас, конечно, разная была. У тебя чересчур вольготная, вот ты на плаву и не держишься.
- Не отпевай раньше времени! Еще посмотрим!
- Ну что было, того уже не будет. И Костеньки тебе вовек не будет, ядовито добавляет Уварова. - Убежал ведь? Ай, какой непостоянный! Полгода вы всего...
Стольникова, не совладав с собой, всхлипывает:
- Замолчи, подлюга!..
- Тебе же, Дусенька, добра желаю. Годами ты не молоденькая. Надо постарше себя искать. Той радости, понятно, не будет, но хоть не убежит, - с наслаждением растравляет ее Уварова.
- Кого мне искать - не твоя забота!! Ты говори, как рассчитываться будем?
- Думала я, думала, чем помочь. Если дадут условно - возьму тебя на работу. Допустим, кладовщицей.
- Кладовщицей?! Может, уборщицей?! Змея! Гадюка проклятая!
Стольникова кидается к ней, замахивается.
По складу бежит давешняя кладовщица, зовет:
- Наташа! Наташа!.. Елена криком кричит! А дверь изнутри заперта!
Обе устремляются к конторке.
На часах в кабинете Знаменского стрелка переползла за полдень.
- Опаздывает Стольникова... - неодобрительно произносит Пал Палыч и возвращается к прежнему разговору: - Каналы сбыта, каналы сбыта! Товар мог идти через постороннюю лавочку. Могли торговать и прямо со склада.
- Вполне вероятно, - соглашается Томилин. - В общем, нужна большая бригада.
- Так создавайте!
- Уже. Передал список генералу на подпись.
Знаменский кладет руку на внушительную стопу папок бухгалтерского вида, громоздящуюся на столе:
- А что здесь?
- Материалы прежних инвентаризаций и ревизий. По первому впечатлению излишков и недостач у Стольниковой не было. Однако пересортицы случались, Пал Палыч. Не раз! - подчеркивает Томилин.
- Да ведь пересортица что ж... Если товар сходный, ревизоры засчитывают один вместо другого. Так уж повелось.
- Неправильно повелось! Согласно документам должны быть кроссовки, а предъявляют тапочки. Почему? Могут кроссовки сами собой превратиться в тапочки?
- По законам природы - нет.
- Вот именно! Пересортица меня настораживает! Иногда недостача копится постепенно, ее маскируют всякими фокусами. В том числе годится и пересортица, а мы ее принимаем за детский грешок! Извините, что горячусь! - Томилин усмехается: - Любимая мозоль.
- И что за пересортица была у Стольниковой?
- Хрусталь вместо фарфора засчитывали. Магнитофоны - за телевизоры. Мужскую одежду - за женскую.
- Объяснения давала?
- Стандартные отговорки. Напутали при доставке, напутали при вывозе...
Легкий стук в дверь, и входит Томин.
- С утра пораньше уже вместе! Обо мне, похоже, не вспоминают.
- А ты не пропадай! - Знаменский рад его видеть. - С глаз долой - из сердца вон... Слыхал?.. Какие вести с незримого фронта?
- Довольно прозаические. Например, сигнализация до пожара была в целости.
- А сторож? Предполагаемые уголовные дружки?
- Нету.
- С чем же ты, Саша, к нам?
- Вы так погружены в высшую бухгалтерию - даже стыдно со своей мелочевкой... Мадам Стольникова вчера учинила скандал и потасовку.
- С кем?! - в один голос восклицают Знаменский и Томилин.
- У-у, тут таинственная незнакомка в машине!
Томин выдерживает паузу, и Пал Палыч торопит:
- Не тяни!
- Выкроил я минутку и разыскал ее.
- Вот везучий! - улыбается Томилин.
- Везение ни при чем. Я ее вычислил.
- Каким образом?
- Хм... Все-то вам расскажи. Сообщаешь конечный результат - удивляются: "О-о-о!" Объяснишь механику - скажут: "А-а-а..."
- Согласен разочароваться, - настаивает Пал Палыч. - Давай рассказывай!
- Ну, если публика очень просит... Напомню, что я имел: светлые "Жигули" двойка, универсал, - номер кончается на ноль. За рулем женщина. По счастью, есть на свете райГАИ. Низко бью челом. Мне отбирают все "Жигули" соответствующей модели. Из них отсеивают светлые. Из светлых - все с нулем. Из тех - где за рулем женщина: как владелица или по доверенности. Дальше я уже пристально интересуюсь, что за дамы в остатке. Родная милиция помогает. И сегодня вдруг узнаю: одна из них накануне сцепилась со Стольниковой! Как видите, проще пареной репы.
- Саша... кто?- спрашивает Знаменский, предчувствуя крупную удачу.
- Некая Уварова. Тоже завбазой УРСа, только другого ведомства. Коллеги, так сказать... Ага, пробрало? - Томин доволен произведенным эффектом.
- Договаривай, договаривай! Потасовка...
- Да, Паша, имела место в кабинете Уваровой. Кладовщицы с перепугу вызвали милицию. И тут женщины мгновенно помирились. Прикрыли синяки платочками и стали патрульного спроваживать. Хорошо, он оказался формалист: потребовал письменное объяснение. - Томин достает листок, зачитывает: "Претензий друг к другу не имеем..." И ниже - автографы обеих дам.
- Позволь... - Знаменский берет листок. - В шестнадцать часов... То есть отпросилась у меня и полетела драться?
Все трое переглядываются.
Робкий стук в дверь - и на пороге Стольникова. Под обращенными на нее взглядами невольно ежится и здоровается смущенно.
- Легки на помине, - говорит Знаменский. - С опозданием на пятьдесят пять минут.
- Извините... не рассчитала... троллейбус...
- Обманули вы меня вчера, сославшись на самочувствие.
- Нет, я правда себя не помнила... правда было очень плохо...
- А теперь вам хорошо, когда поколотили Уварову? Теперь полегчало? требовательно спрашивает Знаменский.
- Ее стоило!.. Стоило! - вырывается у растерявшейся было Стольниковой.
- За что?
- Это не имеет отношения! Чисто личное! Абсолютно не имеет отношения!.. Голос ее не слушается. - И вообще ничего особенного не было!..
- "Не имеет отношения" или "не было"?
Стольникова молчит.
У жилого дома тормозит автофургон. Из кабины выпрыгивает Костя, идет в подъезд. Звонит в квартиру Гуторской.
Хозяйка, одетая по-домашнему, но подтянутая и аккуратная, как всегда, с неприязнью встречает гостя.
- Тебе чего? - Тот мнется. - Дуся, что ли, прислала?
- Нет. С Дусей я... расстался. - В легком смущении Костя поворачивается к зеркалу, приглаживает волосы, рассматривает какой-то пупырышек на подбородке.
- Как же она отпустила? - с насмешливым любопытством спрашивает Гуторская.
- А я пока ее дома не было. Взял отгул, собрал; шмотки и тягу.
- Хорош гусь!
- Да ведь погорели вы, Женечка! - Костя обретает привычную развязность. Что она теперь может мне предложить? В беде я никому не помощник - только себе!
- Закругляйся, мне некогда, сейчас муж придет. Зачем пожаловал?
- Ключ, понимаешь, в кармане завалялся. Отдай ей, ладно? - Он протягивает ключ с брелоком.
- Почему я?
- Неохота на истерику нарываться. Ну пожалуйста!
Гуторская неохотно берет ключ.
