Энтони Горовиц - Мориарти
— Возможно, я пытаюсь ухватиться за соломинку, — сказал я. — Впрочем, почему «возможно»? Я как раз пытаюсь ухватиться за соломинку. Но у этих людей — свои методы… Иногда они узнают друг друга с помощью знаков или символов. Само письмо могло служить паролем, и тогда Мориарти держал бы его при себе.
— Если хотите, давайте обыщем тело ещё раз.
— Мне кажется, это необходимо.
Задача оказалась не из приятных. Тело, холодное, насквозь пропитанное водой, совершенно не воспринималось как нечто, имеющее отношение к человеку, и когда мы его стали переворачивать, казалось, что плоть отслаивается от костей. Одежда была скользкой от донного ила. Я хотел нашарить карман пиджака, но оказалось, что рубашка выбилась из брюк, и рука моя коснулась мёртвой белой кожи. Не сговариваясь, мы поделили зоны поиска: я занялся верхней частью тела, а Джонс — нижней. Как и полицейские до нас, мы не нашли ничего. Карманы были пусты. Если в них что-то и было, кроме упомянутых Джонсом монет и платка, бурные воды Рейхенбахского водопада грубо всё изъяли. Мы работали молча. Наконец я откинулся назад, с трудом сдерживая рвотный рефлекс.
— Ничего нет, — подытожил я. — Вы были правы. Пустая трата времени.
— Минутку. — Джонс что-то заметил. Его внимание привлекли стёжки у нагрудного кармана, и он ощупал пиджак покойника.
— Я смотрел, — заметил я.
— Дело не в кармане, — сказал Джонс. — Посмотрите на шов. Откуда взялись эти стёжки? Их сделали позже. — Он потёр ткань между пальцами. — Возможно, что-то есть под подкладкой.
Я подался вперёд. Он был прав. Линия стежков тянулась на пару дюймов ниже кармана.
— У меня есть нож, — сказал я. Я достал складной нож, который всегда при мне, и передал его моему новому другу.
Джонс вставил остриё в шов и начал мягко подсекать нитки. Я следил за его действиями — в итоге ткань была вспорота. В пиджаке покойника оказался тайный карман — и в нём что-то было! Джонс извлёк на свет сложенный вчетверо лист бумаги. Он тоже намок и мог бы расползтись на кусочки, но Джонс проявил крайнюю деликатность. Держа листок на лезвии, он положил его рядом с телом. Потом аккуратно развернул, и нашим взорам предстала страничка, написанная почерком, которой вполне можно было принять за детский.
Мы наклонились над страничкой. Вот что мы прочитали:
ХоЛмС, БЕзУСлОвНо, БЫЛ НЕ иЗ ТЕХ, С кЕм тРуДно уЖиТьСЯ. ОН Вёл РаЗмерЕнНЫй ОБРАз жизни и оБЫЧНО бЫл ВЕРен сВоИм ПРИВыЧКАМ. реДкО КогДа Он ЛОЖИлся спаТъ ПОсЛе ДЕСЯти вЕЧЕРа, а пО Утрам, кАК ПРМИЛО, УСПеВАл ПоЗаВтраКать и уЙТИ, nOKа Я ещё ВаЛяЛСя В посТЕЛи. ИнОгДА оН прОсИжИВаЛ цеЛЫЙ ДеНь В лабоРАТОРии, иНоГда в аНатомИчке, А пОрой ухОДил ГуЛяТЬ, ПРИЧём этИ ПРоГуЛКИ, вИДимО, ЗАВОДИлИ ЕГО В СаМыЕ ГЛУХие ЗаКОулКи ЛОНдона. ЕГо ЭНергии НЕ быЛо ПРЕДелА, КОгДа НА нЕГО нАХОдИЛ РабоЧиЙ сТиХ.
Если Джонс и был разочарован, то вида не подал. Но это было не то письмо, которое я надеялся увидеть. Казалось, извлечь из него практическую пользу нет никакой возможности.
— Что вы об этом думаете? — спросил он.
— Я… Не знаю, что и сказать. — Я перечёл текст ещё раз. — Но этот отрывок мне знаком, — продолжил я. — Конечно, знаком. Это из повести доктора Джона Ватсона. Перепечатано из «Липпинкотт магазин»!
— Пожалуй, это всё же напечатали в «Битонс Крисмас Эннуал», — поправил меня Джонс. — В «Этюде в багровых тонах». Но менее загадочным письмо от этого не становится. Вы, как я понимаю, рассчитывали найти что-то другое.
— Во всяком случае, никак не это.
— Да, чрезвычайно любопытно. Но мы торчим здесь очень долго. Предлагаю выбраться из этого мрачного места и подкрепить силы бокалом вина.
Я окинул лежащий на плите труп прощальным взглядом, повернулся — и вместе мы поднялись к выходу из церкви.
ГЛАВА 3
ПОЛНОЧНАЯ ВАХТА
Этелни Джонс снял комнату в «Энглишер хоф» и предложил мне последовать его примеру. Туда мы и направились, простившись со швейцарскими полицейскими, прошли через всю деревню, на безоблачном небе вовсю сияло солнце, а воздух наполняла безмятежная тишина, если не считать звука наших шагов да вялого звяканья колокольчиков на овцах и козах, что паслись в холмах неподалёку. Джонс погрузился в собственные мысли, размышляя о бумаге, которую мы нашли в кармане утопленника. За каким чёртом Мориарти понадобился отрывок из записок о Шерлоке Холмсе для поездки в Швейцарию, да ещё зашитый в подкладку пиджака? Он пытался таким образом предугадать мысли своего противника перед их встречей у Рейхенбахского водопада? Или это всё-таки было то самое сообщение, ради которого я переплыл океан и оказался в Швейцарии? Может быть, текст содержит какой-то тайный смысл, нам обоим не известный? Джонс не задал мне эти вопросы, но его явно занимали именно они.
Гостиница оказалась маленькой и уютной, с резными фигурами в деревянных стенах, с увитыми цветами окнами… типичный швейцарский сельский домик, воплощение заветной мечты рядового английского официанта. К счастью, комната для меня нашлась, и слуга был отправлен в полицейский участок за моим багажом. У лестницы мы с Джонсом расстались. В руке он держал пресловутый листок.
— С вашего позволения я хотел бы вникнуть в это поглубже, — сказал он.
— Надеетесь отыскать в нём какую-то логику?
— По крайней мере, смогу его внимательно изучить, а там… Кто знает?
Он явно устал. Дорога от полицейского участка была не слишком долгой, но вкупе с разрежённым горным воздухом она его совершенно измотала.
— Разумеется, — согласился я. — Вечером увидимся?
— Давайте вместе поужинаем. В семь вас устроит?
— Очень даже устроит, инспектор Джонс. Помимо всего прочего, я смогу прогуляться к знаменитому Рейхенбахскому водопаду. Никогда не думал, что попаду в Швейцарию, тем более, в эту деревушку… Здесь прелестно… Словно попал в сказку.
— Можете поспрашивать о Мориарти. В местных гостиницах он не останавливался, но вполне мог снять комнату в частном доме. Возможно, до встречи с Холмсом его кто-то видел.
— Я думал, швейцарская полиция уже со всеми поговорила.
— Унтер-офицер Гесснер? Чудесный человек, делает всё, что в его силах. Но походить по деревне и поспрашивать — лишним не будет.
— Хорошо. Я всё сделаю.
Я последовал его совету и прогулялся по деревне, поговорил с местными жителями, знавшими мой язык… не сказать, что их было много. Хотя два слова — Шерлок Холмс — понимали все. Стоило упомянуть его имя, как люди становились серьёзнее, глаза загорались. Такой человек посетил Мейринген — это необыкновенно, он здесь закончил свои дни — вообще не укладывается в голове. Все были готовы помочь. Увы, Мориарти никто из них не видел. Незнакомцы комнату на ночлег не снимали, ни у них, ни у соседей. Им нечего было мне предложить, кроме ломаного английского и сочувствия. В итоге я вернулся в собственный номер. Подумал и решил, что на водопад не пойду — это, самое малое, час пути. На самом деле я не мог думать об этом месте без содрогания… И что я там узнаю нового? Ровным счётом ничего.
Вечером мы с Этелни Джонсом пошли подкрепиться, и я с удовольствием отметил, что выглядит он лучше. Нас ждал радующий глаз гостиничный ресторанчик — столы рядышком друг с другом, на стенах — головы животных, в огромном для такого помещения камине бушует огонь. Впрочем, в этом был свой смысл — с наступлением темноты с гор прилетали потоки холодного воздуха и вихрились над деревней. Всё-таки был только май, а мы находились на высоте две тысячи футов. Гостей в ресторане было лишь несколько человек, и мы выбрали столик поближе к камину, чтобы нашей беседе никто не мешал.
К нам подошла невысокая женщина с покатыми плечами, я отметил платье-фартук, рукава с буфами, шейный платок. Она поставила перед нами корзинку с хлебом и пинту красного вина в кувшине, после чего представилась: Грета Штайлер, швейцарская жена нашего английского хозяина.
— Сегодня только суп и жареное мясо, — сообщила она на отличном английском — вот бы и ужин был такой! — Муж на кухне один, и вам повезло, что народу сегодня немного. А так и не знаю, как бы управились.
— А где ваш повар? — спросил Джонс.
— Поехал навестить мать в Розенлау. Что-то ей нездоровится. Уж неделю как должен был вернуться, а всё нет и нет — а ведь проработал у нас пять лет! А тут ещё эта история у водопада — полиция и детективы замучили расспросами. Жду не дождусь, когда в Мейрингеме всё станет, как прежде. Нам столько внимания не надо.
И она умчалась прочь. Я налил себе немного вина, а Джонс отказался и наполнил свой стакан водой.
— Ну, что письмо… — начал я. С той минуты, как мы сели за стол, я с трудом сдерживал себя — удалось ли ему что-то выяснить?
— Думаю, мне удастся внести некоторую ясность, — ответил Джонс. — Для начала скажу: похоже, это и есть сообщение, которое вас интересует. Оно явно написано американцем.
