Андрей Быстров - Странники в ночи
Старик встал, взял палку, служившую ему посохом, и с кряхтением двинулся по круто поднимающейся улице. Я хотел помочь ему, но он с досадой отпихнул мою руку. Мы шли долго. Я старался не смотреть по сторонам - и не мог не смотреть.
Улица оборвалась внезапно. За ней простиралось поле кладбища, где господствовала трагическая симметрия могильных плит. На всех памятниках было высечено одно, всегда одно и то же, только одно слово. Я боялся подойти поближе, чтобы прочесть. Старик недовольно, холодно покосился на меня, схватил за руку и подтащил к ближайшему памятнику. Я инстинктивно прикрыл глаза.
- Здесь хоронили умершую любовь мира, - просипел старик.
Может быть, он сказал что-то совсем другое, и мне лишь послышалось, что он сказал именно это. Я вырвал руку из его цепкой клешни, побежал прочь. Смех старика преследовал меня. Я не знал, куда бегу, только бы подальше от этого кладбища, которое не могло существовать и которое все-таки существовало.
Только когда я наткнулся на дверь дома, остановившую мой бег, я перевел дыхание. Посмотрел на металлическую пластинку с номером, на почтовый ящик, на окна и содрогнулся. Мой дом, мой бывший дом.
Я открыл дверь и вошел. Разрушение ничего не тронуло. Все так же, как я оставил столь давно, в навсегда исчезнувших временах. Книга на столе раскрыта на той странице, которую я не дочитал в последний час перед уходом. Трубка набита недогоревшим табаком. В магнитофон заправлена лента, и картонная коробка от катушки лежит рядом. Та самая запись. "Не пропусти свой поезд, завтра будет слишком поздно".
Я перевел взгляд на стены. Они покрылись трещинами, пустынные стены покинутого дома, и из трещин сочились прозрачные слезы. Мой дом беззвучно плакал. И я в отчаянии поднял кулаки над головой, ударил по стене, снова и снова, пока не забрызгал стену кровью. Потом я вышел на улицу, и когда закрывал дверь, в спину, в мозг врезалось болезненное, молчаливое обвинение в предательстве.
Поодаль валялся труп. Он обгорел до полной неузнаваемости, и все же я не мог отделаться от мысли, что был знаком с этим человеком.
Я не испытывал ни стыда, ни ужаса. Все ощущения, все чувства атрофировались, и я брел к автомобилю, как марионетка, как запрограммированный автомат. Это было хуже всего. Час назад, полчаса назад, десять минут назад мне казалось, что впереди, в той жизни, что ещё будет, есть лишь черное. Теперь и черное исчезло. Осталась нематериальная пропасть, и я низвергался в этот ускользающий туман без всякой надежды ухватиться за что-нибудь, и это не черное, а бессмысленное, бессмысленное... Я не мог рассчитывать даже на то, что в конце падения меня ждет спасительный удар. Туман безграничен. Пусть невозможен возврат к золотому, так кто-нибудь, помоги вернуться хотя бы к черному! Я согласен на все, что угодно, кроме бесконечного падения в серый туман.
Усевшись за руль, я запустил мотор. Чтобы не подвергаться пытке и не проезжать через Город ещё раз, я решил обогнуть руины по бездорожью. Занятый поисками приемлемого пути, я не смотрел в сторону развалин.
Неожиданно машина очутилась на шоссе, которое вело прочь от разрушенного Города. Я развернулся и против воли взглянул назад.
Город был полон жизни. Зеленели тополиные аллеи, газоны, цвели пышные клумбы. В парке наперегонки с детьми носились лохматые собаки. Шли за покупками старушки в ситцевых платьях, не торопясь обсуждали свои старушечьи дела. За распахнутыми окнами домов танцевали юные девушки под неслышную музыку. Что же это? Я сошел с ума?
Нет, просто это совсем другой город. Одержимый стремлением поскорее убраться от скорбных руин, я не оценивал ни скорости, ни расстояния и не заметил, что прошло много времени и машина уже далеко, вдобавок и направление перепутал. Конечно. Этот город я хорошо знаю, он расположен вблизи от моего дома на ветру, и я часто бывал здесь. Чтобы найти последнее доказательство, я посмотрел в противоположную сторону. У горизонта атомным грибом поднимался дым.
Я вышел на дорогу, поднял руку. Возле меня затормозил новенький легковой автомобиль, из окна высунулся водитель.
- Проблемы, старина? Чем могу?
- Нет, нет. Посмотрите туда. Видите ли вы огромный столб дыма на горизонте?
- Где?
- Вон там. Видите? Гигантский столб дыма, похожий на застилающий свет атомный гриб.
Водитель повертел пальцем у виска и дал газ, только пыль взметнулась из-под колес. Я вернулся в машину.
Вскоре я обнаружил, что не в состоянии управлять. Разболелась голова, я чувствовал себя разбитым. Кое-как я дотащился до окраины города, бросил машину на улице и сел в автобус. Кондуктор потребовал оплатить проезд. Я полез в карман, с полминуты ковырялся в кучке мелких монеток, потом протянул их без счета и остолбенел.
Из-за спины кондуктора прямо на меня смотрел один из пассажиров. Его бледное аскетичное лицо с горящими глазами точь-в-точь копировало лицо кондуктора. В ужасе я огляделся. Все пассажиры до одного выглядели совершенно одинаково.
Автобус остановился, и я кинулся прочь - рука кондуктора с билетом повисла в воздухе. За моей спиной раздался удивленный возглас.
В первом попавшемся магазине я вгляделся в зеркало. Мое лицо - это пока мое лицо, ничего общего с теми бесцветными устрашающими масками. Я подошел к прилавку и купил дешевые солнцезащитные очки. Когда я расплачивался, продавщица воззрилась на меня с состраданием.
- Вам нехорошо? У меня есть валидол.
- Спасибо. Все в порядке.
Я надел очки и спешно покинул магазин. Люди на улице, за редкими исключениями, также были одинаковыми. Коричневые светофильтры на моих глазах смягчали мертвенную белизну лиц. Конечно, даже в очках я не мог заставить себя сесть в автобус или трамвай. Поэтому я поймал такси, назвал адрес.
В знакомом дворе я вошел в подъезд, поднялся на шестой этаж и долго давил на кнопку звонка. Дверь открылась лишь тогда, когда я уже собирался уходить.
На пороге стояла девушка лет двадцати с темными короткими волосами и подвижными карими глазами. Она куталась в пуховый платок.
- Кто ты такая? - ошеломленно выдавил я. - Что ты тут делаешь?
Она в изумлении уставилась на меня.
- Что с тобой? Сколько ты выпил?
- Совсем не пил.
- Что это за идиотские очки?
Я сорвал очки, и словно завеса упала с глаз. Я вдруг узнал её, узнал её черты, бывшие когда-то близкими и дорогими. Она не похожа на уличных монстров, у неё свое лицо. Я размахнулся и швырнул очки на каменные ступени лестницы. Легкие, пластмассовые, они не разбились, а смешно запрыгали вниз.
- Извини, - смущенно пробормотал я.
- Да что с тобой? - воскликнула она рассержено и нетерпеливо. - Может, войдешь?
- Да, - сказал я и переступил порог.
В прихожей я стоял у стены с закрытыми глазами, потом без единого слова схватил девушку в объятия, стал целовать, и слезы текли по щекам, подобно каплям сегодняшнего ночного дождя. Я покрывал поцелуями её лицо, шею, руки и плакал, плакал.
Наконец я отпустил её и прошел в комнату, повалился на диван. Я осматривался жадно, как приговоренный к смерти, преследуемый беглец осматривается в единственном убежище, способном подарить жизнь. Стереопроигрыватель, бар, журнальный столик, два кресла, задернутые занавески на окнах. Больше всего я был благодарен ей за эти закрытые занавески, сквозь них проникало так мало вязкости проклятого дня.
- Ты не в себе, - сказала она. - Говоришь, не пил? Выпей.
Из бара она достала бутылку коньяка и два бокала, налила в каждый понемногу, но я взял бутылку и долил себе до края. Выпил залпом, а дальше между нами происходил примерно такой разговор.
- Я ждала тебя вчера. Почему ты не приехал?
- Зачем? Все уже сказано. И потом, я дописывал книгу.
- Закончил?
- Да.
- Когда отправишь в издательство?
- Я её сжег.
- Ты псих.
- Еще бы.
Мы помолчали несколько минут, и я выпил второй бокал коньяка.
- Много пьешь.
- Иногда это необходимо.
- Чепуха.
- Знаешь, я видел сегодня кладбище у развалин старого Города. Где-то там похоронена и наша любовь. Только непонятно, где, все могилы одинаковые.
- Что-то странное ты говоришь.
- Я очень одинок.
- Вот же я, рядом.
- Нет.
- Найди другую. Это лекарство.
- И ещё я видел обгоревший труп... Я, пожалуй, пойду.
- Куда ты пойдешь! Ты уже пьян.
- Хорошо бы.
Я встал и решительно направился к двери. Она пыталась удержать меня, но я отстранил её рукой.
- Будь счастлива.
Хлопнув дверью, я двинулся было к лифту, но меня остановила мысль о том, что в лифте я могу оказаться не один. И я стал спускаться по лестнице, медленно, словно обдумывая каждый шаг.
На улице я подошел к телефону-автомату. Не работает - гудки после второй цифры. Другой автомат, третий... То же самое. Четвертый телефон сжалился надо мной, и я набрал номер.
- Алло, - ответил мне женский голос, столь отличный от голоса той, у которой я только что побывал. Эти две девушки отличались во всем.
