Игорь Христофоров - Смертельное шоу
-- Может, скупаемся, -- предложил он Нине.
Наверное, только так он мог изменить картину на набережной. Под строгим офисным костюмом Нины угадывалась неплохая фигурка.
-- Спасибо. Я устала, -- ответила она. -- Мне еще на автобус успеть нужно. -- Пока до Перевального доберешься...
-- Перевального? -- не сдержался Санька.
-- Да. А что?
-- Нет-нет, ничего...
-- Вы так спросили, ну, таким тоном, что я подумала, вы там когда-нибудь были.
-- Нет, к сожалению, ни разу.
-- Сожалеть не о чем, -- вздохнула Нина. -- Ничего там хорошего нету. Вся цивилизация -- это маленький вокзальчик, кинотеатр, давно превращенный в несколько магазинов и магазинчиков да школа.
-- Дома в основном свои, частные?
-- Да. В центре, у вокзала, несколько четырехэтажек. А дальше -- одни заборы и заборы...
-- Нина, а давайте на "ты", -- как и положено по схеме первой прогулки с девушкой, предложил Санька.
-- Давайте, -- тоже по схеме уступила она ему право первым воспользоваться этой возможностью.
-- А ты любишь мороженое? -- мастерски сделал он это.
-- А кто ж его не любит? -- оттянула она миг своего шага
навстречу, и от этого стала еще привлекательнее.
Мужики не любят крепости, которые сдаются слишком легко. За такие
крепости не бывает наград.
Санька купил что-то местное, хотя в тележке у мороженщицы вповалку лежал весь московский, а точнее, импортный ассортимент. Просто он предпочитал все свежее. Коровы, давшие молоко для импортного мороженого, скорее всего, умерли не менее года назад. А возможно, что внутри заморских чудес было заморожено вовсе не молоко, а консерванты.
-- Вам все-таки нужно порепетировать, -- упорно уходя от дружеского "ты", произнесла Нина.
-- Выбирай, -- протянул он оба брикета.
Их раздавленный вид и сорванная с углов бумага навевали что-то родное, отечественное.
Она взяла самый измятый и самый изорванный, и Санька ощутил легкую горечь в душе. Горечь на самого себя. Мог бы не устраивать эти выборы на улице, а сразу отдать брикет получше. Хотя, если честно, различие он заметил только сейчас, когда Нина стала разворачивать своего уродца.
-- По условиям конкурса все соискатели исполняют музыку на одних и тех же инструментах, -- пояснила Нина. -- Вы бы их хоть опробовали...
-- А мы свои приперли.
-- Со своими нельзя. Все должны быть в равных условиях.
-- Хорошая идея, -- согласился Санька. -- Свобода, равенство, братство. Буйнос придумал?
-- Нет, я, -- покраснев, ответила она.
-- Серьезно?
Нина хоть и выглядела сухой классной дамой, но все равно не
создавала впечатления человека, от которого что-то зависело на
конкурсе.
-- Значит, ты его давно знаешь, -- вслух подвел итог своим размышлениям Санька.
-- Кого? -- остановилась она.
-- Ну, хозяина конкурса... Как его? Буйноса!
-- Ты прямо экстрасенс!
Она впервые произнесла заветное "ты", и то, что она сделала это в столь восхищенной форме, заставило Саньку ощутить в душе какое-то новое чувство. Он вроде бы только в эту минуту понял, что стоит гораздо большего, чем думал о себе раньше.
-- Заметно? -- сделал он свирепое лицо. -- Я могу предсказывать пожары, ураганы, катастрофы, а также курс доллара на следующие сутки как по линии Центробанка, так и по сделкам ММВБ!
Улыбкой она тут же уценила санькину исключительность.
-- Курс и я могу угадать. Он или на месте стоит, или на два-три рубля за сутки возрастает... А Владимира Захарыча Буйноса я давно знаю. С детства. Он у нас учителем физкультуры был...
-- В Перевальном?
-- Конечно. Он и жил-то в трех домах от моего. Это теперь -- в лучшем доме Приморска, бывшем горкомовском...
-- Надо же! Учитель физкультуры -- и музыкальный конкурс! -восхитился Санька.
В его фразе смешались и удивление, и ирония, но Нина, как и положено человеку, который в любом слове и действии сначала видит плохое, а только потом хорошее, заметила иронию и сразу же решила постоять за своего бывшего учителя:
-- Зря ты так. Из школы он ушел лет шесть назад. Не вечно же ему было нищенствовать. Знаешь, какая зарплата у учителя физкультуры?
-- Знаю, -- кивнул Санька, хотя и не знал.
-- А у него родители-инвалиды. Два брата -- школьники. Он уволился, организовал фирму по продаже недвижимости, взял кредиты и постепенно раскрутился...
-- Рисковый мужик! -- оценил его Санька.
-- Он -- умный, -- с нежностью отозвалась о нем Нина, и Санька ощутил, что Буйнос был для нее не просто бывшим учителем физкультуры и не просто организатором фестиваля, взявшим ее на работу.
-- Я тоже, -- шуткой решил он ослабить собственное ощущение.
-- И потом он когда начинал, то риска почти не было, -- не заметила она санькину шутку. -- Цены росли как на дрожжах. Кто не прозевал, обогатился.
-- А теперь, значит, его эстрада заинтересовала?
-- Прибыльно, -- с безразличием к этому слову произнесла Нина.
-- Неужели в тусовке, которая к нему привалила, есть какой-то навар? По-моему, одни расходы, -- он начал старательно загибать пальцы на левой, свободной от мороженого, руке. -- Проезд всем оплачен -- раз, гостиница -два, аренда дворца культуры -- три...
-- Если бы не было прибыльно, не было бы схватки за этот конкурс, -не дала ему загнуть мизинец Нина.
-- Серьезно?
-- Еще как! В Москву, в минкульт, не меньше пяти заявок пришло. Я, правда, точно не знаю сколько, тогда меня еще в оргкомитете не было, но Владимиру Захарычу пришлось еще как побороться! И не всегда честно. Вы же знаете, какие сейчас чиновники...
-- Знаю, -- снова ответил Санька, хотя тоже не знал, какие же они сейчас.
-- Взяточники на взяточниках, -- объяснила Нина. -- Но Владимир Захарович не только этим взял. Он предъявил гарантии от местной администрации в поддержке конкурса.
"Ну и гарантии!" -- чуть вслух не сказал Санька. Видимо, пацаны с их суровой запиской и не менее суровым похищением в число гарантий не входили. Полчаса назад, когда он пришел в оргкомитет и сбивчиво объяснил, что они не могут из-за болезни гитариста прогнать репетицию, его подмывало все-таки рассказать правду об угрозах неизвестных пацанов и пропаже Эразма, но у теток в обшарпанной комнате-чулане в дальнем углу дома культуры были такие сонные лица, что он сразу почувствовал бесполезность этого. В милицию они уже пытались сообщить. Но там хоть участковый пришел. А что могли сделать толстые тетки с лицами продавщиц мороженого? Не то время, чтобы жаловаться. При капитализме каждый умирает в одиночку. Впрочем, при социализме было то же самое. Человеческую природу еще никто не изменил.
-- Так в чем, если честно, прибыльность конкурса? -- не слушая монотонный рассказ Нины, спросил он.
-- Что? -- она поморгала своими все такими же ненакрашенными ресницами. -- А-а, ты про прибыль! Так ведь условия контракта. Там все написано.
-- Правда?
Текст контракта, наглухо закрытый в чемодане Андрея, так и остался тайной для них всех. В общих чертах он, конечно, рассказал кое-что, но, видимо, самое важное осталось за пределами этих сведений.
-- Там же написано, причем, у всех конкурсантов написано, что те, кто войдет в десятку лучших, обязаны совершить двухмесячную гастрольную поездку по стране. Пятьдесят процентов от сбора -- оргкомитету конкурса, то есть Владимиру Захарычу, тридцать -- министерству культуры и двадцать -- певцам, музыкантам, ну, тем, кто войдет в десятку. Там, правда, есть одно исключение. Но только для победителя конкурса...
Санька чуть не матюгнулся вслух на Андрея. Оказывается, вхождение в десятку лучших оборачивалось двухмесячной барщиной на дядю Буйноса. Дорога к славе и известности шла через шестьдесят суток рабства. Он представил, с каким бешеным потовыжимательным графиком повезут их по стране, но Нина оборвала его мысли.
-- Впрочем, если дела у нас пойдут так и дальше, то ваша группа, как минимум, попадет в десятку, -- печально сказала она.
-- Почему? -- не понял Санька ее грусть.
-- Сегодня вечером еще две группы и один певец заявили об отказе
от участия в конкурсе.
-- А чем они это... ну, обосновывали?
-- Ничем. Просто позвонили в оргкомитет и сообщили, что уезжают утренним поездом.
-- Две группы -- это те, что в одном номере с кавказцем жили? С этим... Джиоевым? -- еле вспомнил он фамилию.
-- Нет, -- вздохнула она, -- это уже другие две группы. Из нижней части списка. Последними записались, первыми уехали.
Скомканная обертка мороженого -- все, что осталось от сладкого сгустка сливок и сахара -- полетела в урну. Бросившая ее Нина не стала досматривать полет. А Санька с удивлением заметил, как точно попал комок в черный рот урны. Нырнул -- и навсегда исчез из их жизни.
И как только он исчез, Нина неожиданно сказала что-то не своим,
более тонким голоском, и он недоуменно посмотрел на нее. Посмотрел
-- и чуть не вздрогнул.
Из-за Нины выехала на роликах утренняя знакомая Маша. Это она что-то произнесла на ходу.
-- Здравствуй, -- невпопад брякнул он, получил в ответ обиженный взгляд и, глядя на удаляющиеся загорелые плечи Маши, вынужден был спросить Нину: -- Она говорила что-нибудь?
