Софи Ханна - Домашняя готика
От злости я дара речи лишилась. Вот оно, думала я: конец карьеры одной из самых умных женщин, что я встречала. Корди могла достичь успеха в любой профессии. Если не нравится быть финансовым консультантом, можно заняться чем угодно – выучиться на юриста или на врача, написать книгу, у нее все получится. Я всегда уважала ее гораздо больше, чем мамашек, которые полностью посвящают себя тому, что Корди именует «быть матерью»; у них хорошо получается воспитывать детей только потому, что они вынуждены этим заниматься, потому что они боятся заняться чем-нибудь стоящим, и им нужно оправдание. Не можешь пробиться в реальном мире? Тогда заведи ребенка, и пусть все тебя восхваляют за то, как ты предана ребенку, как ставишь его выше всего остального. Гордись, что набиваешь коробку для завтраков папайей и киви вместо маленьких мятых яблок, которыми ограничиваются работающие мамы. Стой себе на крылечке в дверях и щебечи: «Я всегда хотела быть матерью».
У бездетных такой номер не проходит, а? «Простите, мэм, но почему вы торчите дома целыми днями и ни хрена не делаете?» – «О, понимаете, я хочу посвятить себя тому, чтобы быть племянницей. Видите ли, у меня есть тетушка. Вот почему я решила даже не пытаться добиться хоть чего-нибудь в жизни. Я хочу посвятить все свое время и все силы тому, чтобы стать племянницей». Люди будут наверняка поражены и скажут: «А вам не кажется, что неплохо бы заняться чем-нибудь еще, помимо этого?» Я знаю очевидное возражение: «Дети требуют больше времени, чем тетушки». Тем не менее в моих словах есть фундаментальная истина.
Я спросила у Корди, знает ли она «страшилку» про обезьянью лапку. Она не знала. Всех деталей я не помнила, так что моя версия получилась немного урезанной.
– Пожилая пара находит волшебную обезьянью лапу, которая позволяет осуществить любое желание. Все, что бы они ни загадали, исполнится. Их единственный сын трагически погиб – работал на заводе, ну и попал в какой-то станок, в общем, погиб…
– Они пожелали, чтобы он ожил? – догадалась Корди.
Я улыбнулась. Чтобы история сработала, нужно сформулировать это именно так.
– Они закрыли глаза, взяли в руки обезьянью лапку и сказали: «Пожалуйста, пожалуйста, верни нашего единственного сына – таково наше желание». Тем же вечером раздался стук в дверь. Они открыли, а там – он. Только не прежний, а говорящая, гротескная куча мяса, в которой и человека-то не узнать…
– Фу! – Корди ткнула меня локтем под ребра. – Прекрати!
– Я всегда вспоминаю эту историю, когда думаю о работающих матерях.
– Господи, почему?
Я объяснила. Потому что – Боба ради, когда женщина возвращается на работу после рождения ребенка, она уже не та, что раньше. Полуживая версия себя прежней. Искалеченная, практически разваливающаяся на части, возвращается на работу и стучит в дверь, а ее коллеги приходят в ужас от того, как она изменилась.
– Господи Иисусе! – пробормотала Корди. – Может, лучше отказаться от работы насовсем.
– Нет! – Ничего она не поняла. – Такая женщина не переживает из-за того, как она выглядит. Ей это безразлично! Она знает, что ее место на работе, и ей плевать, что там думают остальные.
Корди посмотрела на меня как на сумасшедшую.
– Не жертвуй своей карьерой, – умоляла я ее. – Подумай обо всех этих женщинах, которые борются изо всех сил, выворачиваются наизнанку, но продолжают сражаться. Если ты сдашься, ты их подведешь.
Она обещала подумать, но я понимала, что она меня просто успокаивала. Моя маленькая проповедь пропала втуне. Никого нельзя ни в чем убедить: никто не слушает. Посмотреть хоть на нас с Марком. Он думает, что я зря растрачиваю свои способности, зарываю таланты в землю. Но он не прав. Он хочет, чтобы я рисовала или занималась скульптурой. Говорит, мне было бы легче, но это полная чушь. Он хочет, чтобы я этим занималась не ради себя, а потому, что он будет чувствовать себя лучше, если я начну зарабатывать себе «на булавки».
9.08.07
– Слишком дорогой и уродливый, – заметил Селлерс, глядя на дом номер два по Бэлчер-стрит. – Ненавижу эти новые кукольные домики.
Он знал, что Сьюки отреагировала бы так же. Она бы предпочла переделанную церковь или конюшни – что-нибудь старинное и необычное.
– А по мне, ничего, – сказал Гиббс. – Уж лучше твоей хибары. Дэбби раньше хотела такой же купить. Пришлось ее обломать. С четырьмя спальнями они идут примерно по полмиллиона.
Зазвонил мобильник Селлерса. Гиббс тут же забубнил у него за спиной: «Ладно, детка, подмывайся, такси уже здесь…» Похабные пародии стали для него обычным элементом программы.
– Хватит уже, а? Извини, Уотерхаус. Да, без проблем. Если они знают.
– Знают что?
– Он хочет, чтобы мы спросили, как звали отца Эми Оливар.
– А почему он в школу не звякнул?
– Школа закрыта, дебил.
У мужчины, открывшего дверь на звонок, было красное лицо и волосы торчком. Может, немного за тридцать, предположил Селлерс. Пиджак валялся на лестнице у него за спиной, открытый портфель – посреди прихожей. Его содержимое было рассыпано вокруг.
Изо всех сил будет стараться помочь, но при этом окажется абсолютно бесполезен, подумал Гиббс.
– Простите. Только вернулся с работы и умудрился потерять бумажник. Тяжелый выдался денек. Домой я его точно принес, но… – Он посмотрел себе под ноги, потом повернулся и заглянул под пиджак. – В любом случае…
– Констебли Селлерс и Гиббс, департамент полиции Калвер-Вэлли, – представился Селлерс, показывая удостоверение.
– Полиции? Что… с детьми все в порядке?
– Не волнуйтесь, мы не с плохими новостями, – успокоил его Селлерс. – Мы пытаемся найти семью Оливар. Вы ведь у них купили дом?
– Ох! Подождите здесь. Одну секунду.
Он ринулся в дом и исчез где-то в дальнем конце коридора. Вернулся с изрядной стопкой конвертов.
– Когда найдете их, передайте, пожалуйста. Почта на их имя поступала еще целый год, но они, видимо, про это не знали, потому что… – Он попытался сунуть письма полицейским, которые благоразумно отступили.
– У вас есть адрес для пересылки?
– Они оставили и адрес, и телефон. Но оба оказались фальшивыми.
– Фальшивыми? – Селлерс немного приободрился. Похоже, наметился прогресс. Он часто предчувствовал такие события. Сьюки считала, у него интуиция.
– Я позвонил по оставленному номеру, но там ни о каких Оливар даже не слышали. Я попытался расспросить, и, похоже, номер даже не совпадает с адресом, который они оставили. Так что, похоже, они солгали. Бог его знает почему. Продажа дома прошла вполне гладко. Мы не ругались из-за занавесок или ламп, никаких дрязг не было.
Селлерс все-таки взял у него письма. В основном всякая рекламная ерунда, адресованная Энкарне Оливар, Энкарнасьон Оливар и миссис/мисс Э. Оливар. Пара писем была адресована Эми. Ни одного письма отцу Эми, заметил Селлерс.
– А как звали мистера Оливара?
– Ох… м-м… подождите…
– Имя было испанское? – спросил Гиббс.
– Да! Как вы… а, они же испанцы, уехали в Испанию. – Он смущенно рассмеялся. – Вот поэтому вы работаете в полиции, а я нет. Вот почему я потерял бумажник. О, вспомнил – Анхель. «Ангел» по-испански. Не хотел бы я, чтоб меня звали Ангелом.
– Вы знаете, где он работал? – спросил Селлерс.
– В центральной больнице Калвер-Вэлли, он кардиохирург.
– А вас как зовут?
– Гарри Мартино.
– Когда вы купили дом у Оливаров?
– М-м… Господи, вам бы у жены спросить. Э-э… в прошлом году, по-моему, в мае. Да, в мае. Точно, вскоре после окончания футбольного сезона. Последний матч мы смотрели еще в старом доме. Простите, понимаю, это глупо, – рассмеялся он.
Гиббсу не нравился Мартино. Что уж такого глупого в том, что ты помнишь, где был во время последнего круга чемпионата? В этом году Гиббс его пропустил, впервые за всю сознательную жизнь. У Дэбби был выкидыш, и они провели целый день и целую ночь в больнице. Гиббс не рассказывал никому на работе, и Дэбби велел при Селлерсе и прочих коллегах об этом не заикаться. Он не возражал, чтобы знали ее подруги, но не хотел, чтобы об этом болтали в участке.
– Адрес и телефон у вас сохранились? – спросил Селлерс.
– Где-то, но… послушайте, можете заскочить завтра, примерно в это же время? Моя жена, наверное, знает, где это все. Или, может, зайдете и подождете? Она скоро вернется. Или заходите с утра. Мы уезжаем только в…
– Если найдете, позвоните мне. – Прервав Мартино, Селлерс протянул визитку.
– Будет сделано.
– Мудила, – пробормотал Гиббс по дороге к машине.
Селлерс уже разговаривал с Уотерхаусом. Гиббс отметил, как менялся тон Селлерса – с удовлетворенного на раздраженный, а затем на озадаченный.
– Как это так? – удивленно вопросил Селлерс, уже садясь в машину. (Ну и где его хваленая интуиция? Может, и нет у него никакой интуиции. Стейси ведь никогда о ней не упоминала. Может, Сьюки просто так его подбадривает.) – Уотерхаус говорит, что уже слышал это имя. Причем недавно. Да так еще устало это объявил – ну, знаешь, как он умеет.
