Наталья Андреева - Черное белое
— А почему я не должны тебя узнавать?
— Сейчас два часа ночи. Понедельник начался.
— Как понедельник? Почему понедельник?
— У тебя был приступ. Сначала господин следователь заподозрил симуляцию, но поскольку ты никого не узнавала и попыталась его задушить, вызвал «скорую». Адвокат позвонил мне, и я привез тебя сюда. В районный психоневрологический диспансер. Общего типа. Но у дверей сидит охрана.
— И кого они охраняют? — тупо спросила она. «Меня», — хихикнул маленький дьявол. Попыталась пошевелить рукой: нет, здесь все надежно.
— Лера, сегодня будет судебно-психиатрическая экспертиза. Ты меня слышишь?
— Да. Конечно.
— Я не могу быть в комиссии. Я лицо заинтересованное. Твой жених. Но Марк Аронович обещал помочь.
— А как мне можно помочь?
— Тебя надо лечить, — сказал он с отчаянием. — Милая, вспомни, как это было в первый раз?
— Что было?
— Приступ. Что-то же его спровоцировало?
— Подсвечники… — прошептала она.
— Что?
— Обои с подсвечниками. Несколько лет отец не давал о себе знать. Когда ушел к другой женщине. И вдруг от него пришла посылка. Передали знакомые, бывшие в Москве проездом. Там были апельсины и обои. Он работал на стройке. Это были времена, когда все было в дефиците. Зимой.
— Лера, может быть, не стоит?
— Стоит, — упрямо сказала она. — Я ждала, что он, наконец, объявится. После стольких лет. Эта посылка была, как первая ласточка. Добрый знак… И мама ждала. Мы долго не клеили эти обои. До лета. Все смотрели на них. Развернем рулон, разложим на диване и смотрим. Я, мама, Соня. А потом… Я как раз закончила техникум. У меня были вступительные экзамены. В институт. Сдала их. Нервный стресс. А мама решила поклеить эти проклятые обои. Последнее, что я помню перед тем первым приступом — подсвечники на обоях. Я стояла на табуретке, руки вытянуты, а в них кусок обоев, намазанный клеем. Очнулась в больнице. Так же как сейчас. У меня такое ощущение, что в голове находится больная точка. Стоит только на нее надавить…
— Я понимаю, — осторожно сказал он. — Ты в этот момент ничего не помнишь.
— Я держала его в руке. Бронзовый подсвечник. Когда обняла ее.
— Кого?
— Ее, — в ужасе прошептала Валерия. — Понимаешь, что самое ужасное? Я, действительно могла это сделать. Могла…
— Это сделала не ты, а болезнь, — мягко сказал Саша.
— Но человека-то нет! Ты понимаешь?! Какая разница, что этому было причиной?! Понимаешь?!!
— Я понимаю только, что тебе лучше. В данный момент хочу понимать только это. С тобой захочет поговорить следователь…
— О чем? — вздрогнула Валерия.
— О трупе, найденном в цветнике.
— Там нет никакого трупа, — упрямо сказала она.
— Ну хорошо. Нет, так нет. Тебе надо поспать.
— Руки…
— Что?
— Нельзя отвязать руки?
— Видишь ли… — он оглянулся на дверь, — мне не доверяют. Я могу находиться рядом с тобой, но…
— Понимаю. Я пыталась задушить еще кого-нибудь. Кроме следователя?
— Нет. Но в то, что ты не симулируешь сумасшествие, он все еще верит с трудом. Там выяснили какие-то обстоятельства. Во время вскрытия.
— Что, его тоже ударили подсвечником по голове? — усмехнулась она. — Этого Павла Мошкина?
— Нет. Не подсвечником. Но ударили. Об орудии преступления он и хотел с тобой поговорить.
— И сколько раз?
— Что?
— Сколько раз его ударили?
— Один. Я разговаривал с адвокатом. Он видел, как работал эксперт. Череп раскроен. Рубанули по голове чем-то…
Она невольно вздрогнула.
— Лера? Я позову медсестру? Тебе сделают еще один укол.
— Сколько мне их уже сделали?
— Все под моим контролем. Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.
— Значит, завтра я буду в порядке?
— Я уже не знаю, что для нас лучше! — с отчаянием сказал он. — Может, лучше бы ты не была в порядке!
Когда в палате появилась медсестра, Саша никуда не ушел. Стоял рядом, смотрел, как ей делали укол. Внимательно смотрел. И взяв в руки пустую ампулу так же внимательно осмотрел и ее тоже. Словно боялся, что лекарство, назначенное им, могут заменить другим. Валерия же хотела только одного: забыть все. Начиная с того момента, как из дома выскочила блондинка с безумным взглядом и кинулась через дорогу. Забыть хотя бы на время. Когда медсестра ушла, Саша тоскливо сказал:
— Прости меня?
— Тебя-то за что?
— Я должен вытащить тебя отсюда. Но не знаю, как это сделать.
— Оставить меня в покое. Я сама уйду…
Куда? Только в сон. Или в небытие. Но руки привязаны. Он что-то скрывает. Кидалась на людей? Доказала всем, что может убить? Как бы узнать правду…
…Утром она почувствовала себя гораздо лучше. Пришла санитарка, накормила завтраком. Валерия вела себя спокойно. Маленький дьявол подсказывал, что так будет лучше. Прошло несколько часов. Она ждала. Чего? Сама толком не знала. Когда в палату вошел следователь прокуратуры по особо важным делам, ненависти не выказала, даже попыталась улыбнуться.
— Ну вот, Валерия Алексеевна! — бодро сказал тот. — Теперь я вижу, что нам уже лучше!
— Связанные руки — это необходимость?
— Отчего же? Сейчас все исправим. К тому же к вам гости.
— Гости? Какие гости?
Они вошли в палату одновременно с санитаром, тут же занявшимся ремнями. Соня и следователь Жуков. На Сониной руке уже не было гипса.
— Лера, сестренка! Как я рада тебя видеть!
— Ты, я вижу, здорова, — сдержанно приняла она Сонины пылкие объятия.
— Да. Меня выписали. Я пока въехала в твою квартиру. Ту, которую ты снимаешь. Следователь разрешил. Все равно до конца месяца уплачено. А там видно будет. Ох, какой же там беспорядок! Полдня пришлось провозиться! А рука еще болит! Представляешь?
— Как ты будешь жить? — грустно усмехнулась Валерия. — Деньги-то у меня забрали. Говорят, что они принадлежат Мошкину.
— Я слышала эту историю с квартирой, — внимательно посмотрела на нее Соня. — О том, что ты ездила туда. Вместе со следователем.
Они переглянулись — Соня и следователь по особо важным делам. Жуков безучастно смотрел в зарешеченное окно. Соня торопливо заговорила:
— Я рассказала эту историю. С обоями.
— Какую историю? — Валерия почувствовала знакомый толчок. Прямо под сердце. Кончится это когда-нибудь или нет?
— О том, как мы ездили в Москву: мама, ты и я. В платную поликлинику. Потом показывали тебя профессору. Это же твоя медицинская карта. В большой комнате были обои, которые тебе так запомнились. Поэтому ты и разволновалась в субботу. Ведь так?
— Значит, я не продавала никакой квартиры? — оторопела Валерия.
— Нет, конечно! — всплеснула руками Соня. — Тебе это почудилось. Как и многое другое. Но я помогу тебе все вспомнить. Ведь я твоя сестра!
— Но…
— Информация не подтвердилась, Валерия Алексеевна, — кисло заметил следователь. — Свидетелей нет. Может, ваша сестра и продала квартиру. Но при чем здесь вы? Скорее всего, что в той квартире вы никогда не были. И никаких денег за нее, отродясь, не видели.
— А обои?
— Простое совпадение. Они что, уникальны?
— Значит, по-вашему, я убила Мошкина и взяла у него банковские карты? А потом сняла деньги со счета?
— На орудии убийства ваши отпечатки пальцев.
— На каком еще орудии?
— Топорик для разделки мяса. Стоит на кухне, в углу. Убитой вами Соне Летичевской было не до готовки. Он как стоял, так и стоит. Рана на черепе убитого Мошкина характерная. К тому же, хоть топорик и отмыли, но остались микрочастички мозгового вещества, и экспертиза… Валерия Алексеевна? Опять будете симулировать обморок?
— Милая, я тебя не брошу, — всхлипнула Соня. — Я знаю, что ты сделала это для меня. Для нас… Я очень тебя люблю…
— Валерия Алексеевна, — подал, наконец, голос и Жуков, — я скоро уезжаю. Быть может, передать что-то вашим знакомым в родном городе? Будут у вас поручения ко мне?
— Да. Но с глазу на глаз. Если вы не боитесь. Остаться вдвоем с сумасшедшей.
— Жуков Олег Максимович связался с больницей, куда вы попали в восемнадцать лет, Валерия Алексеевна, — сказал следователь по особо важным делам. — Они переслали ваше личное дело из архива. Олег Максимович обещал раздобыть свидетельские показания вашего лечащего врача. И характеристику с места работы. Так что скажите спасибо.
— Я постараюсь найти людей, которые подтвердят, что у вас с детства обмороки и вообще… отклонения, — торопливо пробормотал Жуков. — А там все будет зависеть от экспертизы. Лично я согласен, что такие люди, как вы, являются социально опасными и не должны выходить из клиники…
И он разразился тирадой в духе той, что она слышала в субботу утром в кабинете у следователя по особо важным делам. Валерия слушала и недоумевала. Вот, значит, как. Спасает свою шкуру, причем изо всех сил.
