Син-Лин - Белое внутри черного, черное внутри белого. Главы из книги
Обзор книги Син-Лин - Белое внутри черного, черное внутри белого. Главы из книги
Син-Лин
Белое внутри черного, черное внутри белого
Главы из книги[1]
Памяти моих родителей посвящается
От редакции
В этой книге нет почти ничего, что не соответствовало бы действительности. Как пишет автор, Лена Дин-Мин (Син-Лин — данное ей при рождении китайское имя): «…большинство имен, мест, дат, событий, а также сами факты не изменены. Но автор не ручается, что его память является зеркалом, которое на сто процентов точно отображает все прошедшие конкретные события. <…> Однако за главные события автор ручается: они описаны так, как происходили». А событий в жизни самой Лены и ее близких было много, чересчур много, — поразительных, страшных, которые, возможно, покажутся невероятными многим нашим современникам, хотя реально выпали на долю огромного числа людей, попавших под каток политической машины в СССР и Китае в 30–60-е годы XX века.
Лене довелось появиться на свет в 1937 году в СССР. Родители ее, китайские коммунисты, в 30-е годы учились в Москве; отца в 1938-м арестовали как японского шпиона (скорее всего, потому что отказался стать осведомителем ГПУ), и он 17 лет провел в советских лагерях, мать отослали обратно в Китай, где она активно включилась в политическую жизнь и занимала важные партийные посты, пока не стала одной из жертв культурной революции; Лена, которой не было и года, осталась в Союзе…
Москва. Лене полтора года, родители оставили ее в яслях КУТВа. Лето 1938 г.В 1950 году ее вместе с другими китайскими детьми схожей судьбы — воспитанниками Интернационального детского дома, никогда не видевшими своей настоящей родины, не знающими родного языка, считающими себя «советскими интернационалистами», — отправляют в Китай. Там мыслящая девочка старается разобраться в новой действительности, примирить прежние представления обо всем на свете с новой правдой, учится существовать в новом отечестве, надев (по примеру многих вокруг) защитную маску. «Наивная, доверчивая, открытая и беззаботная полурусская-полукитаянка Лена Дин-Мин исчезла, появилась ко всему равнодушная, скрытная, фальшивая китаянка Су Линьин. <…> Партия была ею довольна, мать тоже, а также друг Чжен. Только полурусская девочка Лена продолжала ругать китаянку Су Линьин», — пишет о себе Лена. Так она пережила страшные 50–60-е годы, еще раз, теперь уже навсегда, потеряла мать, пострадала сама; пережитое, судьбы родителей и друзей в конце концов помогли ей разобраться в том, что происходило и происходит в двух ее отечествах.
В 1974-м, в начале китайской оттепели, Лена стала писать, по-русски и по-китайски, воспоминания о своей несчастной матери, во имя великой коммунистической идеи предавшей любимого мужа, смирившейся с потерей детей (в СССР у нее были еще две дочери, одну отобрали в роддоме, вторая умерла пяти месяцев от роду). Эти воспоминания и стали основой первой части («История одной не-семьи») будущей книги. Вторая часть, «История репрессий китайских революционеров в сталинском ГУЛАГе» (документы и публикации), — итог работы Лены Дин-Мин в США, где она живет с 1987 года. Приведем еще одну цитату, завершающую первую часть, но имеющую прямое отношение ко второй: «Лично мне жалко их [интердомовцев] репрессированных отцов и матерей, которые после смерти не только не удостоились признания своих самых близких людей, но и даже своих родных детей. Ну а я как дочь одного из жертв сталинского террора, пожелаю всем этим униженным, оскорбленным и забытым отцам и матерям: пусть земля вам будет пухом!»
С первых же строк читатель увидит, что автор не владеет русским языком в совершенстве. Мы не сочли возможным править стиль этой книги.
Глава восемнадцатая
Трагическая гибель матери
Вначале 60-х китайской стороне нужен был козел отпущения, чтобы переключить внимание голодающего народа с внутренних проблем на внешние. Таким козлом отпущения стал Советский Союз. Советская сторона поддалась на удочку китайской стороны и отозвала в этом же году за очень короткий срок всех своих специалистов. А их были тысячи, и работали они в ключевых отраслях китайской промышленности, а также в области искусства и культуры. Воспользовавшись этим поступком советского правительства, китайское руководство разожгло пыл патриотизма-национализма китайского народа. Все ненастья и беды, с которыми столкнулся в этот период Китай, были свалены на врага номер один — СССР.
После этого все партийные организации по указанию Центрального комитета потребовали от своих членов и рядовых сотрудников письменного отчета о всех бывших и настоящих связях с Советским Союзом. Для меня эта задача была очень легкой, так как Интердом был единственным местом, где я прожила десять лет, остальные места я просто не могла помнить. Однако было страшно смотреть на мою мать и наших старших ребят, которые сидели за бумагами по несколько дней. Я подумала: «Опять началось».
Мать пыталась запретить мне ходить на сборы наших ребят, говорила, что они на меня плохо влияют. Я ей ответила: «Подумай, куда я от них убегу, когда я должна общаться с ними по работе? И к тому же ведь на эти сборы ходят и дети Мао Цзэдуна, Чжу Дэ, Лю Шаочи и других вождей. Чего ты боишься?» Мать махнула на меня рукой.
В 1962 году начали исчезать некоторые старые коммунисты, которые были тесно связаны с Советским Союзом и с работой нашей группы[2]. Исчезла Лу Цзиньжу, специалист по русским переводам на Центральном радиовещании, она считалась одной из первых читательниц наших переводов; исчез из ссылки и Ши Чже, который долгое время был переводчиком Мао Цзэдуна и первым директором Бюро переводов при ЦК КПК, но потом провинился и был сослан в провинцию Цинхай. В нашей группе пошли слухи, что их арестовали как советских шпионов.
В начале 1963 года не стали приходить на наши сборы в дом Эми Сяо, отца двоих наших мальчиков, некоторые девочки из Чжуннаньхая. Однажды Ира[3] мне сказала, что отец предупредил ее, что Эми Сяо и его жена Ева находятся под негласным политическим контролем, поэтому нужно избегать общения с их семьей[4]. Женя Чувень сообщила мне то же самое, предупредил ее дядя Кан-Шен. Ни Ира, ни Женя к совету не прислушались и пришли на встречу Первого мая 1963 года. Это была наша последняя встреча перед «культурной революцией». У меня на душе было тяжело, так как атмосфера недобрых предчувствий сгущалась. Мой класс был почти в полном составе: Ведя, Толик, Ира, Роза и я, отсутствовала только Чао-Чао[5].
