Елена Арсеньева - Безумное танго
– Как это – ты не знаешь? Ты же сам говорил, что…
В голосе его Юрию послышалось отчаяние ребенка, у которого отнимают последнюю игрушку. Ему стало одновременно и стыдно, и жалко, и противно, захотелось сказать: да, да, Фаина убила, а ты провались пропадом! – но он не смог.
– Ах шайта-ан… – чуть ли не изумленно протянул вдруг Рашид. – Ах шака-ал! А я – ишак, и голова у меня – как у безмозглого буйвола. Она же твоя девка, ты же за нее заступаешься, вот и придумал все про старуху. Зачем придумал? Зачем?
– Да пойми ты, дурак, не знаю я точно, сам ничего не знаю! – выкрикнул Юрий, кое-как натягивая джинсы на сырые плавки и садясь на песок, чтобы надеть носки и обуться.
Может быть, это спасло ему жизнь.
Он расслышал как бы свист – воздух словно бы разрезало что-то острое. Юрий инстинктивно перекатился, вскочил, пригибаясь, тщетно пытаясь разглядеть хоть что-то в кромешной тьме. Впрочем, она была не столь кромешной: слева, на фоне реки, издававшей слабое глубинное свечение, вырисовался более темный силуэт человека, занесшего руку как бы для удара.
Тусклый красный глаз окурка ехидно подмигнул снизу.
Ого! Так, значит, Рашид все-таки решил драться за свои игрушки?
Юрий отбежал на несколько шагов и приостановился, все еще не веря: как же это так? Нет, ну как же это может быть – так быстро, так мгновенно перемениться?!
– Ты мне голову морочил – нарочно, да? – задыхаясь, выкрикнул Рашид. – Ты хотел меня от того дома увести, да? Я из-за тебя человека убил, а ты…
– Да образумься ты! – взмолился Юрий. – Ничего я тебе не морочил! Я в самом деле ни в чем не уверен, но точно знаю, что Алёна тут ни при чем!
И тотчас он понял, что совершил ошибку, подав голос. Потерявший в темноте ориентировку Рашид мгновенно развернулся вправо – и метнулся к нему, как барс.
Юрий едва успел увернуться. Отскочил на несколько шагов, упал, замер, сдерживая дыхание, оглядываясь и отчаянно пытаясь сообразить, где дорога.
Он слышал запаленные выдохи Рашида, который метался туда-сюда, бестолково размахивая ножом. Глаза Юрия уже настолько привыкли к темноте, что различали тусклые промельки лезвия.
Нет, нельзя больше лежать, нельзя давать Рашиду время тоже привыкнуть к темноте. Пора сматываться от этого мимолетного сотоварища, который мгновенно превратился во врага, от этого спасителя, который вот-вот станет его убийцей. Черт, как бы это отвлечь его?
Юрий пошарил вокруг. Песок, песок, какой-то мелкий мусор… Ого! Камень!
Неслышно приподнявшись, он швырнул камень в сторону реки, почти не надеясь добросить из этого неудобного положения.
Раздался всплеск. Попал!
Сгусток тьмы – силуэт Рашида – резко дернулся, поворачиваясь, метнулся к реке.
Юрий вскочил и со всех ног понесся к насыпи. Треск песка казался оглушительным, но Рашид вряд ли слышит этот треск: он ведь и сам бежит, сам издает шум.
Насыпь! Юрий выскочил на асфальт и вдарил, как спринтер на финише. В легких скоро закололо, но он все бежал и бежал, пока не соскочил с асфальта снова на землю. Здесь все поросло травой, и Юрий, ставя ноги боком, как лыжник, начал взбираться на откос.
Задержался он только раз – уткнулся лицом в сгиб руки, чтобы заглушить надрывное дыхание, прислушался – вроде тихо. Рашид, похоже, безнадежно отстал… Можно было позволить себе небольшую передышку, но Юрий уже не мог остановиться: продолжал карабкаться все выше и выше.
Начался кустарник – ага, значит, он уже в парке. Ветви гладили его по лицу, по плечам, – нет, не все гладили, одна довольно грубо деранула по руке. О… собачья жизнь! Он же оставил рубашку на берегу! Не успел надеть, а потом забыл про нее. Этот придурок так внезапно набросился… Можно, конечно, вернуться, попытаться поискать рубаху, но нет уж, лучше не надо: по закону стервозности как раз и напорешься на Рашида – вернее, на его нож.
Нет, ну надо же, а?! Рашид обезумел, натурально обезумел! Не перенес, так сказать, другой дороги, не выдержал, что его грубо выдернули из привычной колеи. Ну да, жизнь осложнилась: раньше его вело только желание убивать, а теперь вдруг встала проблема выбора: убивать-то убивать, но кого? Не во всех же подряд ножами ширяться!
Хотя, впрочем, почему не во всех? Сначала тот черноволосый со странно знакомым лицом, теперь Юрий… Спасибо, хоть дал натянуть штаны и обуться! Однако без рубашки днем вид у него будет диковатый.
Днем! До дня еще ого-го сколько. И надо же где-то переночевать. И что-то делать, как-то жить.
Даже странно, до чего Юрия огорчило, что не удалось повидаться с Алёной. Вместе они что-нибудь придумали бы – и для него, и для нее. Вообще, какая это была глупость – расставаться! После всего, что испытали вместе, после того, как сроднились…
Впрочем, если Юрий чувствует себя сроднившимся с Алёной, то еще не факт, что она испытывает то же самое по отношению к нему. Исчезла, не предупредив… Привет! А как она могла его предупредить? Телефона не знает, адреса – тоже, только дом.
Значит, вчера поздним вечером, когда Юрий прятался в подъезде от ребяток, жаждавших его крови, Алёна уже мчалась куда-то на автомобиле. Куда? Зачем?
Деревья кончились. Начинался открытый высокий склон, поросший молоденькой травкой. Где-то здесь должны быть лестницы… А, черт с ними. Юрий на четвереньках вполз по склону, перемахнул чугунную ограду и мгновенно ощутил себя голым при свете фонарей, вереницей протянувшихся по Верхне-Волжской набережной. Если Рашид тоже вылез на откос… Юрий в два прыжка перемахнул набережную, юркнул в темный, похожий на старый парк двор перед каким-то домом, приостановился, вглядываясь сквозь прутья решетки то направо, то налево.
Вроде никого. Надо полагать, Рашид смирился с поражением. И куда же он теперь, интересно, подался? Уже за полночь. Спать небось пошел. Ну и на здоровье.
Юрию тоже вдруг захотелось спать. Не прикорнуть ли прямо здесь? Вроде бы тихое местечко.
Зевая, огляделся. Было что-то знакомое в очертаниях деревьев, столпившихся вокруг, тихо шумя молодой листвой, в белой громаде старинного дома, глядевшего на него темными, сонными глазами окон.
Юрий усмехнулся. Вот те на! Какой пассаж, какая неожиданность! Ноги умнее головы, сработали старые рефлексы. Ведь этот парк, куда он не глядя, не раздумывая, забежал, этот дом, под стенами которого прячется, – это обиталище его бывшего тестя, бывшей тещи и бывшей жены! Дом, в котором он прожил целых восемь лет, пока не сбежал, дав себе слово, что ноги его здесь никогда больше не будет!
Юрий качнул головой, дивясь прихоти случая, – и вдруг, неожиданно для себя самого, сообразил, куда уехала Алёна и где ее надо искать.
В Выксе! У тетки! А может, уже и в монастыре.
Фаина Павловна Малютина. Июнь 1999
Он возник из темноты так внезапно, что Фаина Павловна пронзительно взвизгнула. Тут же устыдилась своей паники и сказала строго, пытаясь скрыть страх и неловкость:
– Мужчина, что вы шара…
Она хотела сказать «шарахаетесь на людей», но не успела: он надвинулся, вцепился в ее плечи и так тряхнул, что у Фаины Павловны нелепо, как у куклы, мотнулась голова.
– Узнала меня? – спросил негромко, гортанным голосом. – Ну, говори! – И опять тряхнул ее изо всех сил.
Фаине Павловне показалось, что от следующего такого рывка голова у нее уж точно оторвется, однако она все-таки нашла силы разомкнуть губы и выдавить:
– Отпустите меня, я вас не знаю!
– Ах, не знаешь? Ну, зато я тебя знаю!
Он еще раз потряс ее за плечи, а потом шагнул в сторону, волоча ее за собой, и наконец прислонил к стене дома. Голова у Фаины Павловны мучительно кружилась, но все-таки она смогла сориентироваться и сообразить, что не больно-то далеко ее затащили – метров за двадцать, в потайной уголок, образованный торцами двух домов, сомкнувшихся углами. Приличные люди косо посматривали на это местечко, потому что однажды зимой, лет десять назад, когда дома еще только заселились, здесь замерз какой-то пьяный бомж, а поскольку в этот закоулок ветром намело приличный сугроб, труп обнаружился только весной. С тех пор каждую весну жильцы с отвращением, смешанным с каким-то патологическим любопытством, заглядывали в этот закоулок, не то боясь, не то надеясь (как иногда казалось Фаине Павловне!) обнаружить нового «подснежника», чтобы было о чем судачить весь последующий месяц.
«Он меня задавит здесь, – мелькнуло в голове. – Убьет, и никто никогда… до следующей весны…»
