Евфимия Пащенко - Свой человек на небесах
— Вы к Владыке? — спросил он, увидев Нину. — А он сегодня не принимает. В Москву уехал…
— Я пришла, чтобы поработать с епархиальным архивом, — ответила Нина. — Мне Владыка благословил это сделать.
Справившись об имени и фамилии Нины, молодой человек провел ее в соседнюю комнату, по четырем стенам которой находились стеллажи. А на них стояли папки… бесчисленное множество папок с номерами на корешках. Как же Нине отыскать среди них именно ту папку, которая ей необходима? Ведь, если перебирать все их по одной, вряд ли хватит одного дня…
— Тут описи есть, — подсказал ей послушник, снимая с полки одну из папок, на корешке которой значилось: «опись архива». — А что там, я, честно говоря, не знаю. Я тут еще недавно работаю, вместо прежней начальницы…
Нина Сергеевна хотела спросить разговорившегося юношу, куда девалась Ольга Ардалионовна. Однако в этот самый момент заметила запись: «личное дело протоиерея Успенского храма Николая Попова»[32]. По номеру, указанному в описи, она без особого труда нашла драгоценную папку и, усевшись за стол, раскрыла ее.
Первое, что она увидела, была фотография отца Николая. Но совсем не та, что была на его надгробии. И не та, которую показывал ей сын покойного священника. Ту вполне можно было бы назвать «парадной». А с этой на Нину смотрел седовласый старик с такой неизбывной скорбью во взоре, что ей показалось — давно умерший протоиерей умоляет ее не любопытствовать о тайных подробностях его жизни… Но Нине уже не хотелось отступать. Должна же она написать книгу об отце Николае. Ради этого ей просто необходимо изучить его личное дело. А там будь что будет.
Увы, Нина совсем забыла — иногда поиски приводят человека к совершенно неожиданным находкам…
* * *Личное дело протоиерея Николая Попова начиналось со своеобразной анкеты, где были указаны дата и место его рождения, социальное происхождение («русский, сын крестьянина»), название учебного заведения, которое он закончил (то действительно была учительская семинария). Затем следовали дата его рукоположения во диакона и во иерея, а также титул архиерея, совершившего хиротонию. Ниже сообщалось о полученных им наградах: наперсном кресте и сане протоиерея. Все эти награды отец Николай получил во второй половине сороковых годов. Нина Сергеевна вспомнила, что в ту пору епископом Михайловским и Наволоцким был Владыка Леонид, который, по словам Владимира Попова, очень уважал его отца. Это подтверждали и награды, полученные в это время отцом Николаем.
А вот и сведения о судимости. Правда, Нина не поняла, почему северный священник был осужден Московской тройкой. Зато номер статьи ей был известен: то была печально знаменитая 58-я «антисоветская» статья. В итоге отец Николай провел три года в Карагандинских лагерях. Об этом в свое время рассказал Нине его сын. Как и о том, что значилось дальше в анкете: отец Николай Попов стал служить в Успенском храме с 1945 года, а два года спустя был назначен его настоятелем. Значит, не зря Владимир Попов утверждал, что рассказывает Нине правду о своем отце. Его слова полностью подтверждаются документами из личного дела протоиерея Николая.
В конце анкеты имелся краткий послужной список, в котором было указано, в каких храмах и по назначению какого архиерея служил отец Николай. Ниже стояла его подпись, выведенная черными чернилами. Теперь Нина поняла, что пресловутую анкету заполнял сам священник, и этот крупный, несколько нечеткий почерк принадлежал ему. Впрочем, неудивительно, что рука бывшего сельского учителя не совсем повиновалась ему: в 1949 году ему уже исполнилось 66 лет. «Он тогда уже совсем седой был…» — вспомнились Нине горестные слова Владимира Попова.
Далее в деле находилась характеристика, о. Николая, подписанная благочинным церквей 1-го округа Михайловской епархии, протоиереем Ильей Кругловым:
«Протоиерей Попов Николай Иоаннович служит при Успенской кладбищенской церкви с 1 января 1945 г., сначала вторым священником, а с 1947 г. настоятелем. Пользуется уважением и почитанием среди прихожан. Всегда исправный, исполнительный по службе и добросовестный наблюдатель и хозяйственник по храму».
Эта характеристика была датирована 15 мая 1950 года. Кто бы тогда мог подумать, что спустя несколько месяцев над головой отца Николая разразится самая настоящая гроза?
* * *Перевернув страницу в личном деле отца Николая, Нина Сергеевна сначала не поверила своим глазам. Там была подшита телеграмма, посланная на имя епископа Леонида из Московской Патриархии: «…на члена епархиального совета протоиерея Николая Попова поступила серьезная жалоба. Сообщите срочно, в чем дело».
За телеграммой следовала жалоба певчей Ольги Русаковой на певчую Ирину Лобанову, которая-де и в хор-то пришла совсем недавно из хора Михайловского судоремонтного завода, а ей по протекции настоятеля и регента уже дают сольные партии, в то время как она поет в церкви десять лет, а все ходит в «подголосках»… не иначе, как этой выскочке такая честь за то, что она… За этой жалобой следовали объяснительные записки Ирины Лобановой, а также отца Николая. Увы, как невесело шутила одна из товарок Нины по клиросу, церковные птички частенько клюются между собой не на жизнь, а на смерть. Вот и эта ссора между двумя певчими превратилась в самое настоящее разбирательство. А поскольку Ирину Лобанову принял в церковный хор отец Николай, то Ольга Русакова в своей жалобе, носившей характер самого настоящего доноса, постаралась как можно гуще очернить настоятеля. Мол, он и пьянствует, и окружает себя своими родственниками в лице старосты Петра Чупрова, который приходится ему зятем и присваивает себе церковные деньги, и носит пыжиковую шапку, подаренную одной из трех его любовниц, и пьянствует, да так, что пропускает службы. В итоге престарелому священнику пришлось писать объяснительную записку Владыке Леониду, опровергая каждое из этих обвинений.
Нина не могла без волнения читать последний абзац этой записки: «… я с христианским терпением и смирением переношу посланное мне испытание, прощаю своих обидчиков и молюсь за них. Протоиерей Николай Попов».
Расследование по поводу доноса Ольги Русаковой занимало пятнадцать страниц — почти половину личного дела отца Николая Попова. Да, оно завершилось полным оправданием священника. Ни одно из обвинений не подтвердилось. Даже злополучная пыжиковая шапка оказалась всего лишь подарком одного из знакомых отца Николая, работавшего врачом в Ненецком округе. Мало того — из документов явствовало, что когда благочинный, отец Илия Круглов, приехал в Успенский храм, чтобы побеседовать с прихожанами, люди возмущались выходкой доносчицы, в один голос хвалили отца Николая, а многие женщины плакали и умоляли оставить им батюшку, потому что «никогда прежде у них таких хороших батюшек не бывало». И все же…
И все же спустя десять лет на отца Николая последовал новый донос. Его сделала та самая нищая Кланька, о которой Нине Сергеевне рассказывала Степанида Анненкова. Он был написан на листке бумаги, вырванном из школьной тетрадки в клеточку. На нем карандашом были коряво выведены несколько строчек:
«…Проходя по кладбищу, настоятель Успенской церкви Николай Попов заложил мне свою руку за пазуху и спросил, что там у меня. А я ему говорю: там булки да сахар, а он засмеялся и говорит: а я думал, что это у тебя грудь такая…»
Расследование по поводу этого вроде бы совсем пустячного дела составляло всю остальную часть личного дела отца Николая. Ему опять пришлось давать благочинному объяснения в том, что он вовсе не совал нищей руку за пазуху, а только лишь «беспристрастно-легкомысленно коснулся тех вещей, что были у нее за пазухой», вдобавок, дал Клавдии серебряную монету, а она «подала жалобу в искаженном виде». В итоге он был почислен за штат… «за самоуправство в расходовании церковных сумм вместе со старостой П. Чупровым». Ниже прилагались результаты ревизии, проведенной временно исполняющим обязанности настоятеля Успенского храма протоиереем Алексием Бондарем. Увы, цифры говорили сами за себя — отца Николая отправили за штат отнюдь не без причины… причем первой в списке приобретений, сделанных им на деньги, самовольно взятые из церковной кассы, фигурировала злополучная стиральная машина «Волга».
* * *…Бывает, что человек, поднимаясь на горную вершину, случайно оступается. И под его ногой срывается вниз крохотный камешек, песчинка по сравнению с горой, на которую восходит путник. Но еще миг — и родившаяся от падения этого камешка лавина несется вниз, сметая все на своем пути и увлекая за собой в бездну того, кто имел неосторожность вызвать смертоносный обвал. Однако не менее гибельной оказывается и неосторожность человека, восходящего на духовные высоты. Увы, именно так произошло с отцом Николаем. Его не сломил лагерь, его не заставили отречься от Бога лишения, пережитые в Михайловске. Но, выдержав эти искушения, он не выдержал куда более опасного испытания. Искушения властью и благополучием.
