Фридрих Незнанский - «Заказ» на конкурента
— Когда именно Ефремов передал вам взрывное устройство и инструкции?
— Он позвонил мне двадцать четвертого около полуночи и попросил к телефону Степана Яковлевича, якобы ошибся номером. Это был один из условных сигналов, означавший, что через полтора часа мне нужно быть на Ленинградской железнодорожной платформе. Там он все мне и передал. Но само задание в общих чертах сформулировал на предыдущей встрече неделей раньше.
— Зачем понадобилось встречаться дважды? Он не был уверен, что вы согласитесь?
— Не в том дело. Мне необходимо было время, чтобы съездить на место, изучить обстановку.
— С тех пор между вами были еще контакты?
— Да. Двадцать шестого утром, в начале восьмого, мне позвонили якобы из ЖЭКа. В 9.05 мы встретились на обычном месте — в парке у Водного стадиона. Он потребовал, чтобы я подал заявление об увольнении из «Зари» и сказал всем, что уезжаю из Москвы.
— Почему вы должны были уволиться, он объяснил?
— Нет.
— А сами вы как думаете?
— Возможно, это было связано со взрывом. А возможно, все сложнее: в «Заре» я в последнее время занимался поисками без вести пропавшей практикантки Минфина Марии Коротаевой и в итоге обнаружил ее тело, правда уже после встречи с Ефремовым. Деркач потребовал, чтобы я довел расследование до конца. Коротаева была любовницей Вюнша.
Так что требование об увольнении могло быть в какой-то мере связано и с этим делом. Но в какой степени и как эти дела между собой пересекаются, сказать не могу. Вот еще что важно: во время поисков Коротаевой у меня на хвосте постоянно болтался один тип — Щербак, сотрудник частного охранного предприятия «Глория», оно расположено в Санду-новском переулке, с обратной стороны бань. Они тоже занимались поисками этой Коротаевой. Утром двадцать пятого Щербак пытался за мной следить, но я от него оторвался.
— Ясно. Какая у вас с Ефремовым предусмотрена связь на экстренный случай?
— В смысле чтоб я его вызвал?
— Да.
— Не предусмотрена. Связь только односторонняя.
Турецкий впервые минут за десять оторвался от протокола.
— Я вам не верю, гражданин Шаранин!
— Зря. Разве я до сих пор что-то утаивал? Мне нет никакого резона запираться и в особенности покрывать моего бывшего шефа. Из-за Коротаевой он заставлял меня увольняться или из-за Вюнша — мне-то какая разница?! Совершенно очевидно: он решил меня убрать.
— Или на время спрятать, пока пыль не уляжется.
— Убрать.
— Почему вы так считаете?
— Если хотите — чутье. А хотите логические доводы: я не был настолько ценным агентом. Когда взрывают замминистра, таких внештатных сотрудников, как я, не берегут до следующего раза.
— Почему в таком случае вы не ударились в бега сразу, а продолжали работать в «Заре» и ждали, пока вас арестуют?
— От Ефремова бегать бесполезно, во всяком случае, у меня нет таких денег и связей. Потом была надежда, хоть и небольшая, что вашего Вюнша не собирались взрывать на самом деле, а только пугали. В таком случае мне ничего не грозило.
— И еще у вас, Шаранин, был шанс самому убрать Ефремова при следующей встрече. Пока вы не уволились из «Зари» и не объявили об «отъезде», он не стал бы отдавать приказ о вашем устранении другому такому же внештатному сотруднику и, возможно, пошел бы еще на один контакт, чтобы вас подстегнуть. А зная вашу фээсбэшную специфику, нетрудно предположить, что о вашем существовании никто, кроме Ефремова, не знал, и после его смерти вас бы искать не стали. Я правильно излагаю, гражданин Шаранин?
— Это все домыслы, гражданин следователь. А то, что полковник Ефремов является организатором покушения на Вюнша, — факт. Вот вы его арестуйте и сделайте так, чтобы я дожил до суда. А там уж за мной не заржавеет.
ДЕНИС ГРЯЗНОВ
— Вот деньги. — Вячеслав Иванович подал Денису конверт. — Эльвира просила извинить, что не смогла вручить лично, но сам понимаешь, ей немного не до того.
Денис повертел конверт в руках.
— Н-да, нехорошо, конечно, получилось…
— Это мягко сказано. До сих пор дрожь берет, как вспомню, как я ей это сказал. — Грязнов-старший
вскочил и принялся нарезать круги по кабинету, словно пытаясь убежать от неприятных воспоминаний.
— Тело она опознала?
— Опознала вещи, крестик, сумочку, а тело… там опознавать было нечего. Кстати, она просила тебя продолжить расследование, хотя я ее и отговаривал, поскольку теперь это наша епархия. Но она настаивает, как бы тебе она доверяет, а мне — нет.
Видя, что дядюшка всерьез обижен, Денис поспешил вернуть разговор в практическую плоскость:
— Нож все-таки Вюнша? — спросил он.
— Его. Ты как в воду глядел. Такие тесаки теперь же надо регистрировать, вот у него в охотничьем билете номер клинка и обнаружился. Отпечатки, кстати, на ноже были не Вюнша, а самой Марии.
— А что Вюнш?
— А что Вюнш… Он же не дурак, совсем в отказ не пошел, только сам понимаешь: ему врать, что с горы катиться. Такого понарассказывал. Над делом наши муровские оперы работают, так что я держу руку на пульсе, но гарантировать, что ему не вывернуться, и я не могу. Хочешь, можешь стенограмму допроса почитать, он там и про тебя, и про шантаж, до которого ты додумался, умудрился помянуть.
Стенограмма действительно была длинная. Денис пропустил вступительную часть с анкетными данными замминистра и прочими формальностями и начал читать непосредственно допрос, который вел уже знакомый ему по Коротаевскому гаражу оперуполномоченный Матецкий.
«…Матецкий: Вы были знакомы с убитой 7 сентября сего года Коротаевой Марией Николаевной?»
— Установили время смерти?
— Установили, — ответил Вячеслав Иванович. — От полудня 7-го до полудня 8-го, точнее не говорят. Можно пока только чуть-чуть сократить промежуток, поскольку 7-го около пяти ее видели в министерстве.
«Вюнш: Да. Был.
Матецкий: Какого рода отношения вас связывали?
Вюнш: Она проходила практику в Минфине, и я был руководителем этой практики.
Матецкий: Только деловые отношения?
Вюнш: Нет, не только. Мы встречались и в нерабочее время.
Матецкий: У вас был роман?
Вюнш: Если хотите, можете и так это назвать.
Матецкий: А как бы вы это назвали?
Вюнш: Я бы предпочел это вообще никак не называть.
Матецкий: Почему?
Вюнш: Не вижу причин вдаваться в подробности.
Матецкий: Причина есть, Герман Александрович. Вам знаком этот нож?
Свидетелю предъявлено орудие убийства Коротаевой М.Н. — охотничий нож Еriccson.
Вюнш: Знаком. Это мой охотничий нож.
Матецкий: Этим ножом была убита Коротаева. Поэтому я обязан спросить вас: когда, где и при каких обстоятельствах вы встречались с Коротаевой в последний раз?
Вюнш: Седьмого сентября сего года, вечером на берегу Десны неподалеку от Архангельского, где расположена моя дача.
Матецкий: Можно поподробнее об этой встрече?
Вюнш: Можно. Инициатива исходила от Марии, она предложила выбраться на природу, устроить небольшой пикник. Я согласился. На самом деле наши отношения уже некоторое время назад зашли в тупик и я собирался сказать ей об этом.
Матецкий: И сказали?
Вюнш: Нет. У меня не оказалось такой возможности. Мы немного выпили, и после этого я отключился. Я не стану этого утверждать, но, возможно, Мария что-то подсыпала в вино.
Матецкий: Зачем?
Вюнш: Не знаю.
Матецкий: И что было потом?
Вюнш: Я пришел в себя примерно часа через два, было темно, костер догорел, Марии рядом не было, ее машины тоже…
Матецкий: Значит, вы приехали не вместе?
Вюнш: Нет. Она приехала на своей машине.
Матецкий: Вы были с охраной или один?
Вюнш: Один.
Матецкий: Уточните, пожалуйста, марку и цвет ее автомобиля. И будьте добры, на карте укажите место пикника.
Вюнш: Темно-зеленая «мазда», номерной знак не помню.
Свидетель обозначил на карте Московской области точку в 3 км от пересечения р. Десны и гл. д. 101.
Матецкий: И после этого Коротаева так и не объявилась, да?
Вюнш: Да. Я рассердился и вернулся к себе на дачу, только там обнаружив следы крови на своих руках и брюках.
Матецкий: Следы крови?
Вюнш: Да. Следы крови. Если брюки вам нужны для экспертизы — пожалуйста, я не сдавал их в чистку, а вот руки, извините, вымыл.
Матецкий: Вы не вернулись на место пикника, не вызвали милицию, почему?
Вюнш: Потому что Мария — девушка с некоторыми, я бы сказал, странностями. Жестокие розыгрыши были вполне в ее вкусе. Я полагал, что на следующий день или через день она сама позвонит и все объяснит. Хотя этот розыгрыш показался мне слишком выходящим за рамки, поэтому на следующее утро я вернулся на то самое место на берегу и все осмотрел.
