Фридрих Незнанский - «Заказ» на конкурента
Матерые сыщики уже стартовали.
— А-а, частный детектив! — приветствовал его Турецкий, подняв стопку над головой, — тру-ту-ту-ту ту-ту!
— Тру-ту-ту-туу! — Поддержал Грязнов-старший. — Держи штрафную.
— За успешное окончание расследования. Рас-сле-до-ва-ний!
— Одновременное успешное окончание, — поправил его Грязнов-старший.
Турецкий поскорей опрокинул стопку и замахал руками, требуя слова.
— Ты в курсе, что справедливость торжествует, как никогда ранее?
— Я скажу! — Вячеслав Иванович заткнул Турецкому рот бутербродом. — Значит, начнем с Симонян. Допрашивал лично. — Он привстал и раскланялся присутствующим. — Первым делом я объяснил ей про тормозную жидкость, и тут же — бах! — экспресс очную ставку с Бешкетовым. Знаешь этого мерзавца?! «Знаю…» Она, конечно, сразу давить слезу, вспомнила, как ее зовут, короче, все выложила. Беш-кетов ей наплел, что Машу убил Вюнш. Она, естественно, уши развесила и пообещала ему всячески содействовать.
— А как же Гмыза и прослушивающее оборудование? — вставил Денис.
— Господи! Подумаешь, криминал! По сравнению с тем, что эти нефтяники творят, говорить не о чем. Я ее, само собой, спросил сурово. А она: «Мне было интересно!» В общем, Симонян отпустил на все четыре стороны, она мне еще под конец истерику закатила: «Где мой кот?! Что с моим котом!» — чуть глаза не выцарапала. Что там за кот?
— Кот в надежных руках, — ответил Денис.
— Теперь, значит, Бешкетов. Помнишь его рожу, когда мы его слепили на таможне? Товарища приморозило. — Грязнов-старший изобразил жуткую гримасу, — до сих пор такой. Раскололся на первом же допросе, правда не сразу. Лично не присутствовал, могу только восстановить по протоколу. Полгода назад он напрягся и пристроил любимую во всех смыслах племянницу практиканткой в Минфин. Был уверен, подлец, что Вюнш клюнет, он-де ни одной юбки не пропускает. Расчет элементарный: Вюнш оставит свою старую пассию, Вяземскую, та, лишившись волосатой лапы, в «Русьнефти» долго не продержится, а он, Бешкетов, займет освобождающееся в перспективе место в совете директоров. Но Вюнш-то — бабник со стажем! Коротаеву, естественно, склеил, а Вяземскую при этом не бросил. Потому как одна постоянная любовница — хорошо, а две — лучше. А тут Коротаева еще закрутила шашни с этим Гмызой. Единственная польза Бешкетову от нее была, когда она случайно выяснила, что Гмыза работает на два фронта. Он тут же всандалил ему «жучок» в мобильник и стал приятно удивлять начальство гениальным предвидением тактических ходов противника — «Тайганефти». Но и Гмыза очень быстро смекнул, что Коротаева слишком много знает, и доложил Найдичу. Тогда Бешкетов решил, что племянницу все равно уже не спасти, поэтому нужно ее с максимальной пользой для дела замочить. Он действительно вместе с ней разработал план якобы инсценировки ее смерти, пообещал, что спрячет ее где-нибудь за границей, а денег, выкачанных из Вюнша, им хватит на всю оставшуюся жизнь. И она, дурочка, сама украла нож и сама испачкала сиденья «БМВ» кровью. Якобы безвылазно пребывая на Украине, он чудненько успевал мотаться в Москву и обратно, рассказывая коллегам в Волчанске, что он в Киеве, а коллегам в Киеве — что в Волчанске. А Вюнша Бешкетов собирался как можно дольше доить, и дабы тот его раньше времени не раскусил, выдвигал весьма расплывчатые требования. Под конец допроса вообще разоткровенничался — такой, понимаешь, гад, родной стал — признался, что нужна была всего неделька-другая, закончить дела на Украине и окончательно укрепить свой авторитет, тогда место в совете директоров — его, железно. А Вюнша он, кстати, спас, предупредив, чтобы тот не ездил двадцать пятого на совещание в Белый дом на своей машине.
— Помолчи, да? — перебил Грязнова-старшего Турецкий, дожевавший свой бутерброд. — Тоже мне, триумфатор хренов, за тебя все другие сделали. Вот и дай другим сказать. Тост! За господина-товарища Гордеева и его счастливую звезду.
— За пруху! — подхватил Вячеслав Иванович. — Помнишь, как Петрович плакался, что Вюнш, зараза, как собака на сене: на нем убийство, а он не хочет покаяться во взятке? Так вот, Бешкетов по ходу дела Вюнша сдал, подтвердил, что уплачено было Вюншу, а тот, не будь дурак, подсунул бумагу на подпись Попкову.
— Фигня! — снова взял слово Турецкий. — Вот у меня два фээсбэшных генерала опознавали тело дорогого коллеги. Один такой плюгавенький, — Турецкий скорчил гримасу почище Грязнова-старшего и противненьким голоском произнес: — Его вынудили уйти в отставку, поскольку проявились признаки морального разложения! Ни хрена себе, моральное разложение! Товарищ был активистом фонда «Вымпел» — это вообще отдельная песня — на нем с десяток заказных убийств, не говоря уже про всякую мелочь. А другой — шпала в очочках, Берия-переросток, говорит: «Этого и следовало ожидать». Но благодаря вашему Бешкетову и записям переговоров Гмызы и Найдича у меня есть неопровержимые доказательства, что именно Найдич заказал Вюнша. Он не только подкармливал «Вымпел», но и не стесняясь использовал его для подобной грязной работы.
ЭПИЛОГ
Гордеев встречал Попкова у ворот Бутырок. Его выпустили пока только под подписку о невыезде. Юсуфов с ослиным упорством не желал признать, что предъявил обвинение не тому человеку, но Валентина Николаевна все равно была счастлива. Она то безотчетно улыбалась, то хмурилась и поминутно повторяла:
— Он невиновен, я же говорила, что он невиновен. Он невиновен.
«Дальний удар-р!» — раскатисто произнес Владимир Маслаченко.
— Нет, нет! — закричал Грязнов. — Н-е-еет!!!
«Левицкий отбивает, но недалеко. Голубь!..»
— А-а-а! — завопил Грязнов, как будто опрокинул на себя чайник кипятка.
Турецкий же не издал ни звука. Ему задолго до начала матча все было ясно, и потому он сохранял олимпийское спокойствие.
Ирина Генриховна на всякий случай заглянула в столовую, но Нинка откуда-то из недр квартиры позвала ее:
— Мама! Оставь мужчин в покое! Это нашим забили гол.
— Нет, Саня, ну чего им не хватает, а? Уже черных купили, уже опыта — хоть задницей, извиняюсь, жуй, в прошлом году ж вышли во второй круг.
— Выйти-то вышли. Но там-то… — философски заметил Турецкий.
— Ну почему опять сливаем?! Кто виноват?!
Турецкий вздохнул:
— Скажу, не поверишь. Я во всем виноват!
