Мила Бояджиева - Круиз "Розовая мечта"
И увидели мы его — трубочки, иголочки, бинты… Лицо крохотное, остроносое, как у белки, а в глазах — страх… Такого страха я ещё ни у кого не видел. Хочет что-то сказать, а губы синие-присиние, еле шевелятся. Я нагнулся к нему: «Не дрейфь, скоро будешь мячи гонять». Он посмотрел мне в глаза так, словно узнал разгадку всех загадок и стал самым взрослым и умным. Ему даже удалось оторвать голову от подушки, чтобы приблизить к моему уху пересохшие губы. — «Кошкам очень больно. Я знаю».
Дома я поведал матери о посещении Ублюдка.
— А здесь уже весь двор вздохнул с облегчением: наконец-то, говорят, этого мерзавца Бог покарал. — Сказала мать и почему-то заплакала. — Ведь он этих кошек от зависти мучил… Сам знаешь, какая у Лавкиных семья — что ни ночь — настоящая бойня. Леха старух ненавидел за то, что они кошек любили. По нему-то самому, убогому, пока под колеса не попал, никто слезиночки не обронил, никто добрым словом не пожаловал.
— Так почему же тогда его Бог покарал-то? Почему не тех, кто виноват? — Спрашиваю я маму.
— А нету, сынок виновных. Либо, наоборот, все мы кругом виноваты. Уж и не знаю. Видать, жизнь так придумана…
Сергей смял и отшвырнул сигаретный коробок. Интересно — пустой или едва початый — ведь он уже третий раз бросал и продержался почти год до этих самых швейцарских дней. И вдруг снова — «Мальборо»!
— Так вот. Умер Ублюдок. Но ещё недели две продержался — удаляли у него то почку, то ногу, в которой началась гангрена, — то ещё чего-то… Я тогда просто озверел — понял: нет такого ни у кого права, чтобы человека мучать. Особенно у того, что считается Отцом нашим, заступником, защитников, справедливым и мудрым. Зачем же ты, мудрейший и добрейший, человека зверем делаешь, а потом к нему счет предъявляешь? Это по-нашему называется подставить. И занимаются такими делами самые презренные и никудышные. — Он достал новую пачку и с удовольствием закурил.
Все это мне очень не понравилось. Словно не отдыхаем, а прямо на передовой перед боем в окопе философствуем.
— Говорят, кого Господь полюбит, тому и посылает испытания. Как бы душу его тренирует, совершенствует… Мне один знакомый кандидат наук объяснил. — Солидно вставила Ирочка.
— А я думаю, моей мамке и так можно было путевку в рай выписывать женщина кроткая и сердобольная, мухи не обидела, сына-хулигана без мужа на ноги поднимала, интернатских голодных босяков своим харчем подкармливала… И за то ей — опухоль, внутренности пожирающая… Разве мало для каждого из нас просто смерти?!
— Это вот таким безбожникам, как ты, в бессмертие души не верующим, тело свое грешное, бренное в страхе оплакивать предназначается. А человек верующий идет навстречу концу светло и смиренно, чтобы очистившись от скверны, к вечной жизни возродиться. — Елейным голосом проворковал Толик, чтобы мы не заподозрили его в серьезном отношении к своим декларациям.
— Если кому-то вера облегчает существование в этом мире и уход приветствую и поддерживаю. Только это лекарство — не для меня. — Не поддержал гаерского тона приятеля Сергей. — Еще тогда, после Лехиной смерти, я понял — нету Отца всевышнего — заступника и благодетеля. Миром правит Сатана… А потом, становясь более взрослым и требовательным, собрал огромное досье злодеяний, преступлений против всего сущего, объяснить которые не могу ничем. Только торжеством хаоса, чистого зла.
Сергей встал у балюстрады, и подняв лицо к гаснущему небу, на котором уже светлела россыпь бледных звезд, произнес:
— Если и присутствует в существовании рода человеческого некий высший замысел, сценарий, то сочинен он не доброй силой…
Глава 23
После этого разговора никому не хотелось спускаться в бар и мы разбрелись по номерам. Лара так и не объявилась, Сергей не повеселел и не вспоминал о своих намерениях приласкать жену. Угрюмый и злой, он курил на балконе, а когда вернулся в комнату, тут же включил телевизор. Но программ переключать не стал — просто сидел перед мелькающим вопящим экраном, глядя перед собой невидящими глазами.
В начале одиннадцатого раздался телефонный звонок. Наскоро перебросившись с кем-то короткими фразами, Сергей стал одеваться.
— Лара нашлась. Мне необходимо прогуляться. Скоро не жди, постарайся уснуть, Бубочка. — Наклонившись, он чмокнул меня в лоб и исчез.
Я не успела даже подняться с кресла, в котором то ли дремала. то ли листала журнал. Но как только за Сергеем захлопнулась дверь, расслабленная сонливость прошла, в голове зажужжал рой вопросов. — Почему так поспешно занесло нас в эти края? Что за странная компания подобралась для спортивного отдыха? Почему Толик из всех бесхозных длинноногих девчонок выбрал в подруги Иру? Кто эти симпатяги Фошеры — секретные агенты, мафиози, случайные знакомые? И главное — какие чувства или дела связывают моего мужа с этой бойкой культуристкой?
Закутавшись в меховой полушубок, я вышла на балкон. Отель, дремавший после обеда, пробуждался для ночных увеселений. Издалека доносилась музыка, в номерах загорелся свет, отбрасывая на снег разноцветные блики. Внизу галдела и смеялась развеселая компания. Молодежь развлекалась, катая друг друга в больших санях с колокольчиками под высокими дугами. Я пригляделась — в сугробе барахталось несколько человек, затеяв шутливую потасовку. Взвизгнул девичий голос и тут я увидела его — того самого блондина, похожего на Юла. Он силой выволок из саней упирающуюся подружку и, схватив её в охапку, бросил в снег. Они катались среди елок, то ли смеясь то ли ссорясь, а с потревоженных снежных лап сыпалась сверкающая метель. Потом парочка притихла, тихо перебраниваясь, и я увидела высокий силуэт в раме светящегося подъезда — парень пронес мимо распахнувшего дверь швейцара свою драгоценную ношу. Держась за его шею, девушка прильнула к плечу, пряча лицо в разметанных волосах возлюбленного.
Я непроизвольно вздохнула — сквозь обиду и тоску прорвалась зависть. Через пару минут на соседнем балконе вспыхнул свет, послышались возбужденные голоса, смех. Не было сомнения, что это вернулись к себе юные счастливчики. Они говорили по-французски, но мне было ясно, что шутливая перебранка стремительно движется к бурному примирению. Внезапная пауза могла означать только поцелуй, а включенный затем магнитофон и звякнувшие кольца задергиваемых штор — переход к интиму.
Как ни странно, я не услышала ни рэпа, ни тяжелого рока. В комнате моих соседей пела Эдит Пиаф, и это казалось особенно обидным. Вот так проходила мимо жизнь — с чужими радостями, чужой музыкой и чужой любовью. Внушая себе, что и я здесь — далеко не одинока, а с любящим мужем, я забралась в ванну. Включила музыку и пышно взбила пену с привкусом пихты и талого снега. Двери я оставила открытыми, чтобы слышать поставленный в музыкальную установку диск Джо Дассена. В этом году на него здесь была ностальгическая мода и почти все наше путешествие озвучивал задушевный голос давно ушедшего обаятельного блондина.
Я не слышала, как вошел Сергей, и вздрогнула, увидев его рядом — он присел на край овальной ванны и поправил шпильку, сколовшую волосы на моем затылке.
— Потереть спину, Бубка?
Я сунула ему в ладонь пропитанную шампунем лохматую варежку. Губы Сергея прильнули к моей шее, а рука соскользнула к груди. От него пахло коньяком, сигаретами и незнакомыми духами. Я закрыла глаза, предоставив «банщику» полную свободу. Он явно терял голову от возбуждения и я побоялась, что эта ванна не выдержит двоих, если Сергей рухнет в воду. Как-никак — вес 90 кг и рост 187, да и я не Дюймовочка-Ассоль. Он тоже вовремя спохватился.
— Жду тебя в спальне, только, пожалуйста, побыстрее. — Шепнул он мне на ухо, тихонько прикусывая мочку.
Ну уж нет! Я ждала целых три дня. И весь сегодняшний вечер — одинокий и печальный. Пусть потомится в мечтах, а я постараюсь оказаться на уровне.
Я долго возилась, втирая в кожу миндальный лосьон, расчесывая волосы и, наконец, облачившись в самую соблазнительную ночную рубашку и прыснув любимые духи, явилась к ждущему меня мужчине.
В терракотовом свете прикроватной лампы торс спящего Сергея казался богатырским. Он даже не успел раздеться, рухнув поперек постели. Я присела рядом, откинув с его лба влажные пряди — лицо казалось спокойным и вполне счастливым. Я попыталась снять с него рубашку, рассчитывая, конечно, ненароком разбудить мужа. Он резко поднялся, сел, мотая головой, и тревожно уставился на меня:
— Я долго спал?
— Минут двадцать, не больше.
— Фу! Прости. — Он протянул ко мне руку и медленно спустил с плеча бретельку. — Потрясающе соблазнительная женщина.
Мы помолчали. А поскольку заявление Сергея не повлекло за собой дальнейших действий. я поправила кружева и набросила на плечи пеньюар. В комнате было довольно прохладно.
