Владимир Кашин - Тайна забытого дела
Чего же не хватает Решетняку? В чем чувствует он себя ущемленным, несмотря на интересную работу, ученое звание, материальные блага и всеобщее уважение? Почему вот так время от времени срывается? Что угнетает его? И что кроется за этим?
Вопросы, вопросы, вопросы… Так их много, как пчел в улье. И такие же они назойливые, и так же жалят, как пчелы. Не отмахнуться от них, не уйти!..
С Козубом — ясно. Служака и карьерист. В свое время взлетел высоко, потом сорвался. Знающий, опытный, искушенный в делах юрисконсульт, который, несмотря на годы, не хочет отходить от активного участия в жизни. И страстный коллекционер произведений искусства. Серебряная статуэтка дискобола, которая стоит у него на столе, — пожалуй, самая ничтожная вещь в его богатой коллекции. Но как же все-таки она попала к нему, будучи собственностью Апостолова? Ни по каким документам старого следствия не проходила. А не в ней ли, черт побери, — разгадка всей тайны?!
Ох, земляки дорогие, на кого же вы похожи, кем, в конце концов, окажетесь — такими, как герой-танкист Ярослав Терен, как друзья детства — партизаны Великой Отечественной, или кто-то из вас — убийца? Коваль тряхнул головой, словно надеясь вытряхнуть эту неприятную мысль.
Он снова вспомнил Клавдию Павловну. Эта профессорша, о чем бы он ни думал, не выходила из головы. А как она отнесется к новоявленному брату? Нужен ли он ей, коль скоро спрятала она даже отца? Кажется, не очень-то она горевала без брата, не часто тревожили ее воспоминания о нем. А ведь для того, чтобы иметь близких людей, самому надо быть человеком…
Мысли Коваля прервал голос Наташи, донесшийся с улицы. Коваль только сейчас заметил, что уже темно и что в окнах соседних домов ярко горит электрический свет. Вот так засиделся!
— Пойдем кофе выпьем, — сказала кому-то Наташа.
— Нет, нет, спасибо, в другой раз.
Коваль узнал голос Валентина Субботы и насторожился.
— Отца дома еще нет, — игриво проговорила Наташа. — В наших окнах темно.
Суббота промолчал.
Коваль встал, вошел в дом и включил свет.
Через несколько минут вошла Наташа. Она была в легком цветастом платье, и в косу ее была вплетена темно-красная роза. От нее пахло цветами и сухой травою.
— Я тебя давно не видела, Дмитрий Иванович Коваль! Я соскучилась. А ты опять похудел, осунулся, — сочувственно добавила, всматриваясь в его лицо. — Опять эта работа? Сто тысяч загадок и тайн? — Она улыбнулась и прижалась к нему. — Бедный Дик!
— Самая большая загадка для меня — это ты, щучка!
— Вот как! — и Наташа звонко рассмеялась.
«Как похожа она на мать! — тепло и вместе с тем с легкой печалью подумал Коваль. — Такая же доверчивая, простодушная, непосредственная».
— Ты снова задумался, Дик? Я голодна, и ты, конечно, тоже. Прочь все дела и мысли! На кухню, на кухню! — И, схватив отца за руку, она потащила его за собой.
30
Просторный актовый зал бывшего церковно-епархиального училища был полон людей. Сюда принесли из классов парты, скамьи, которые были привезены для школьников из особняков и кулацких усадеб, но их не хватало, и люди терпеливо толпились в проходах, стояли вдоль стен. Здесь должна была состояться чистка милиции от тех, кто примазался к новой власти. Каждый работник милиции, независимо от должности, представал перед гражданами молодой рабоче-крестьянской республики, перед жителями своего города или односельчанами, чтобы вместе с комиссией по чистке услышать все, что скажут о нем люди.
На чистку пришли и рабочие с городской окраины, и крестьяне-бедняки из ближайших сел, и сочувствующие, и враждебно настроенные обыватели. Немного было только интеллигенции — несколько почтовых служащих и учителя. Под ногами взрослых сновали заразившиеся всеобщим возбуждением малыши, кое-где пристроились за партами старшие школьники, которые восторженно разглядывали вооруженных милиционеров, не очень-то понимая, что же это происходит в их школе. Несмотря на громкие ребячьи голоса, на болтовню кумушек, которые швыряли подсолнечную шелуху прямо под парты, в зале была атмосфера и языческого праздника, и суда, и торжественного зрелища.
На сцене, наскоро сколоченной из горбылей, в отличие от приподнятого настроения зала, царило строгое спокойствие. За столом, накрытым красной скатертью, вполголоса переговаривались, листая бумаги, члены комиссии. Наконец председатель Колодуб, одетый в новую военную гимнастерку, поднялся и, взяв в руку школьный звонок, потряс им над головой. И сразу стало так тихо, словно все почувствовали себя школьниками.
Чистка началась.
Алексей Решетняк сидел в углу, посматривая в зал и на сцену. За себя был он спокоен. Происхождение — бедняцкое, с малых лет батрачил, непьющий. Люди? Люди ничего плохого не скажут. Разве только те, которых брал он к ногтю. Но это ведь или кулаки, или уголовные преступники, классовый враг, который права голоса не имеет. С работой вроде бы справляется. Хотя и не учился почти, а самой жизнью научен разбираться, где красное, а где белое. В облавах, в бою за чужие спины не прятался…
Одно беспокоило: оторвали от работы, когда каждая минута дорога. Не думал, что банда, две недели назад окруженная и целиком уничтоженная в глухой Вербовке, окажется той самой шайкой грабителей, которая долго выскальзывала из рук. Из трех десятков бандитов, которые отчаянно защищались и, не рассчитывая на пощаду, дрались до последнего, не осталось в живых никого, кроме одного, мертвецки пьяного. Он признался, что принимал участие в ограблении банка, но в ту же ночь был убит при попытке к бегству, и концы загадочной истории снова ушли в воду.
Очень уже подозрительным представлялось это полное уничтожение банды, которая все время так ловко скрывалась, и что даже единственного человека, который случайно уцелел и наверняка кое-что знал, — может быть, и место, где спрятаны вывезенные сокровища, тоже не удалось сберечь.
Утром инспектору Решетняку сообщили, что в Коломаке пойман Апостолов, но он вроде бы не совсем в себе: ходит раздетый по селу и поет песенки. При задержании сопротивления не оказал и сегодня будет доставлен в город. А тут — «чистка»!
Решетняк с надеждой посмотрел на соседа, как всегда щеголеватого и подтянутого инспектора Козуба. Те полмесяца, пока Решетняк лежал раненый, товарищ занимался делом ограбления банка, разыскивал Апостолова и бандитов. Не терпелось поскорее самому вернуться к этому делу. И хотя Решетняк следил за тем, что присходило на сцене, хотя и слышал, что рассказывали о себе проходившие чистку, но мысленно он уже вел допрос Апостолова, обдумывая ключевые вопросы.
Тем временем перед комиссией предстал милиционер, которого журили за пристрастие к спиртному. Это была колоритная фигура: в широких галифе, похожих на шаровары, в расстегнутой на груди косоворотке, подпоясанный витым поясом с кистями, длинноусый, он немного покачивался, хотя ноги его были широко расставлены, и почему-то напоминал всадника, привязавшего своего скакуна к коновязи и как бы между прочим, на одну минуту забредшего на сцену.
— Значит, выпиваете? — строго спросил председатель комиссии. — А разве к лицу представителю рабоче-крестьянской милиции пьяным ходить? Ваша задача бороться с этим злом, которое осталось от капитализма. Кулаки спаивают самогоном бедняков, чтобы потом пьяных продавать мировой буржуазии. А сколько пудов хлеба, сколько картофеля, свеклы, сахару уходит на сивуху!
— Да разве я пью? Раз в год. Да и не самогон, одну монопольку, — оправдывался милиционер.
— Не имеет значения! — выкрикнула перетянутая ремнями бывшая политкаторжанка, член комиссии от губпарткома, Леонтьева.
— Как так «не имеет значения»? — искренне возмутился милиционер. — А доход государству? На оборону! Против всяких Антантов! Вы не пьете, я не куплю, дохода не будет. А зачем же ее тогда выпускают? Я не жалею своей пролетарской копейки.
В зале засмеялись.
Решетняк подумал, что если он докажет участие Апостолова в ограблении, то, скорее всего, удастся узнать и где спрятаны ценности. А ведь там — золото, твердая валюта. Сколько голодающих можно будет спасти от смерти, сколько детей! Из подпольной листовки известно, что это не просто грабеж, а провокация, направленная на подрыв доверия советских народов друг к другу и осуществленная совместно эсерами и украинскими националистами. И надо, чтобы это стало известно людям. Со слов Клавы он знает, как начиналась эта акция, знает о тайной ночной встрече в банке.
Клава! Он все время думает о ней и хотя и ненавидит бывшего банкира, но, когда будет его допрашивать, небось не раз вспомнит, что это Клавин отец. Если бы сама Клава помогла добиться от преступника правды!.. Решетняк вздохнул. Он так глубоко задумался, что не услышал, как назвали его фамилию.
— Заснул на чистке? — толкнул его в бок Козуб. — Тебя вызывают!
