Нина Васина - Черные розы для снайпера
– Чисто девочка ушла, – похвалил Аркадий.
– У нее не одна квартира, – заметила Ева. – Где-то же она сидит сейчас!
– Вот именно – сидит. Посидит до утра, подождет результатов и смоется. Или уже смылась.
– Кто из девочек – она? – всматривалась Ева в фотографию.
– Конечно, дылда справа! Кстати, исчезла не одна она. Отсутствует и Сонечка Талисманова. Мамочка написала заявление об исчезновении. Обвиняет майора Карпелова. Говорит, что он запросто мог довести ее деточку до самоубийства постоянными придирками.
– Да ее Карпелов, наверное, и прячет где-нибудь.
– Не прячет. Написал объяснительную, почему он позволил офицеру службы безопасности Кургановой Е.Н. забрать арестованную Талисманову из отделения.
– И почему? – поинтересовалась Ева.
– В целях безопасности личного состава отделения милиции и содержащихся в этом отделении нарушителей закона.
– А мне что теперь писать?
– Найдем тело, тогда напишешь.
– Какое тело? Ты это серьезно?
– А ты? Не нравилась тебе Сонечка, могла бы и профессиональную охрану к ней приставить. – Аркадий перевернул тахту и обследовал ее снизу. – Бросила девочку, босую и голодную, на улице!
– Посмотри, что под деревяшкой.
– Производственный брак, – вздохнул Аркадий, расковыряв углубление в доске.
– Тревожно мне что-то. – Ева обхватила себя руками за плечи. – Мы не там ищем, она где-то рядом, рукой подать!
– Смотри на небо и расслабься. – Далила укладывает поудобней голову Полины на одеяле, расстеленном на траве.
– Я не могу смотреть, я засну.
– Ты не заснешь, ты будешь говорить. Вообще ничего не помнишь?
– Конечно, кое-что помню. Убийство помню.
– Что?!
– Это детское такое убийство.
– Понарошку? – не понимает Далила.
– Да нет же, похороны были, помню. А чем все это кончилось, не помню. Начинай. Другое лето, мне семь лет.
– Значит, это через год, – уточняет Далила, покосившись в сторону Илии, достающего из ворота футболки свой медальон.
– Не знаю. Лора – мать Жеки, а Рая – мать Ирки. Помню Лору с синяком под глазом, помню Желтого быка – моя самая красивая выдумка… Желтый бык – рогатое солнце. Я уже тогда, в семь лет, устала жить, такое бывает? Я уже все знала.
Далила смотрит на Илию, Илия кивает головой.
– Бывает, конечно, бывает, – говорит Далила, пугаясь закатившихся глаз Полины.
Бабушка смотрит на Лору, глаза прищуривает, а губы поджимает. Она заплетает мне косу, а Лора заходит к нам во двор. Под глазом у нее большое пятно. Слышь, ты мне травки дашь, чтобы рассосало? Завтра на работу. До завтрева не рассосет. А дай, ладно. Бабушка доплетает косу и идет в дом. Я смотрю на Лору. Тебе больно? Выгони ты его, он же тебя убьет! А тебе что, жалко? Жалко, не жалко, просто я знаю, почему он так делает. Ну конечно, ты у нас самая умная. Это потому, что ты покупаешь у Сыры. Что покупаю? Ну, водку эту… Водку? Это называется самогон, заруби себе на носу. Ну ладно, самогон, подожди. Сыра туда траву настаивает. Ну и настаивает, не одной твоей старой ведьме траву настаивать! Да подожди ты, это все из-за травы. Это трава такая, как кто выпьет – сразу сбесится. Ка-а-нечно, все наши забойщики уже взбесились. И взбесились, ведь все дерутся! А трава эта заразная, на нее писает Желтый бык, а у него ядовитая моча. Лора смотрит на меня одним глазом, другой осторожно трогает рукой. Бык? Чей бык? Он ничей, но все время писает там, где Сыра траву собирает, поэтому ее настойка заразная, я могу доказать. Доказать? Чего? Ну, проведем эксперимент. Это ты со своим ментом проводи эксперименты! Лора смеется и громко хлопает калиткой. Я вздыхаю. Лора опять вбегает и громко кричит: и! Моему! Пацану! Мозги! Не пудри! Ишь… Летает она… я вот тебе перышко вставлю в одно место, полетишь у меня!
Ночью я слышу сквозь сон, как Бабушка спорит с Лорой. Дитё спит уже, совсем ошалела, но Лора толкает меня, я открываю глаза. Я тут все думаю, а чего это у тебя бык – Желтый? Где ты видела Желтого быка? Это же уму непостижимо. Я сажусь, кладу голову на колени и долго смотрю на Лору. Лора сидит на полу, раскинув ноги, и смотрит на меня. Лора, говорю я, выгони ты его.
Утро. Я сижу за столом. Я не хочу есть. Еда отвратительна. Володя, ты любишь Тэссу? Брысь. Не любишь? Не мешай, я ем. Бабушка говорит, что ее надо любить, тогда она выздоровеет. Слушай, иди поиграй с куклой, что ли! Ты спятил. У меня нет куклы и никогда не было. Ладно, я куплю. Лучше купи собаку для Тэссы. Вот-вот, ей только собаки недостает – слышит нас мать, – пусть уж он ей лучше ребеночка купит! Ну что ты при детях? Эти дети больше тебя понимают, и марш отсюда, дети… На улице Ирка показывает мне полный карман стеклышек: смотри, какие есть красивые. Слушай, Ирка, знаешь, где Сыра траву собирает? Ну! Там писает Желтый бык. Ирка напряженно смотрит на меня и изо всех сил пытается понять. Я тащу ее за руку от дома. Мне нужна бутылка самогона. Ирка таращит глаза. В одну – ничего не положено, она от Сыры, и отец Жеки будет всех бить. А в эту мы положим настойку для сна. Он сразу заснет и все будет хорошо. Понимаешь? Нет. Ну, Лора после этого покупать у Сыры не будет! Подумаешь, купит в магазине, когда привезут. Не купит, она жадная. Ну, я не знаю… Может, пойдем сделаем секрет? Ну какой секрет, иди утащи у Лоры одну бутылку. У нее их полно, она все равно после эксперимента выбросит все бутылки и даже считать не станет. Ирка садится думать. Ну ты Жеку любишь? Люблю. Где он сейчас? Лежит болеет. Чего он болеет? Его отец дрался. Самое страшное знаешь что? Что? Ну что? Перестань: что, что! Котята, вот что! Замолчи… при чем здесь котята. Жеке плохо жить, он страдает! Тогда Ирка говорит: ДАВАЙ ПОБОЛЬШЕ ТРАВЫ ДЛЯ СНА НАЛЬЕМ.
Побольше нельзя, он может вообще не проснуться.
Идет дождь. Я сижу в горе и тоске. Совершенно незнакомый мужчина, одетый как в кино. Здравствуй, красивая девочка. Я не красивая. Вот как? Кто тебе сказал? Все говорят, что страшненькая, но умница. Даже так… Плачешь? Плачешь. А прочти-ка мне стихотворение. Знаешь стихотворение? Какое стихотворение? Ну, любое, про цветы, про дождь… Я знаю поэму. Поэму? Забавно. Ладно, давай поэму. Как ныне сбирается вещий Олег отмстить… нет, это грустно кончается. Пусть. Нет, и так плакать хочется. А вы кто? Я вас никогда раньше не видела. Я только что приехал, буду в вашей школе работать. Ты ходишь в школу? Нет. А что так? Не хочу. Не хочешь? Забавно. Меня хотели отдать в прошлом году, но я ужасно не хотела, просто ужасно, и заболела. А в этом, наверное, отдадут. Моя подруга Ирка, она старше, она уже два года в школе. Говорит, что там плохо, а учительница говорит, что Ирка тупая. Но ты ведь не тупая. Я – нет, но я дружу с Иркой. Что ты делаешь все время одна? Думаю. Думаешь? Забавно. А вы почему приехали сюда? А я больной, вот здесь больной. Здесь? Да. Когда у человека болит голова, он не бывает такой веселый. Это как сказать. А у меня есть тайна, настоящая тайна, я плачу, потому что никому не могу ее рассказать. А вам могу. Вот как? Вы ведь здесь никого не знаете, и вам совсем неинтересно. Абсолютно. Ну вот, а мне кое-что непонятно. Ирка все время хочет меня обидеть, нет, я не про то… Она утащила одну бутылку, а я утащила у Бабушки настойку, от нее спишь хорошо. И мы налили это в бутылку и сказали Лоре, что эта самогонка не от Сыры, а Бабушкина для растирания, что у Сыры покупать нельзя, от ее пойла человек бесится, а она не верила. Ну вот, она нашу бутылку взяла. А он всегда пьет в обед. В субботу днем пообедал и сразу лег спать. Вечером он встает, все допивает и начинает бегать с ножом и всех бить, а тут спит и не просыпается. Шура у нас спряталась заранее и все говорила, чтоб он никогда не проснулся. Лора вечером ее есть позвала, говорит, он не вставал еще. А потом Шура пришла ночью и кричит: «Слава богу, он сдох!»
Очень интересно, только я ничего не понимаю. В чем проблема-то? А когда врач сказал «алкогольное отравление», Ирка испугалась и стала кричать, что это я его отравила. Забавно… А что говорят по этому поводу твои родители? Мама говорит, что Ирка еврейское отродье. Вот я и хотела у вас спросить. Иуда – еврей? Иуда? Кажется… позволь, ну да. Значит, Ирка не виновата. У нее же отец был еврей. Я ничего не понимаю. Ну, все евреи иногда плохо себя ведут, предают, у них так положено, это еще в Библии написано. Ирка же не виновата, что у нее эти… гены. Постой! Но ведь Иисус, он… Нет, спасибо, я все поняла, я побегу. Постой же. Садись. Ты ничего не поняла. Любой человек может напиться пьяным, может бить других или врать. Иисус тоже был еврей, они там все были евреи, это такое место еврейское – Назарет, Иерусалим, они там жили. Просто один человек предал другого. Просто человек. Жаль. Чего тебе жаль? Ну я обрадовалась, я к ней бежала. И на здоровье, беги. Не могу. Почему? Я хотела рассказать ей про гены, а теперь что я скажу, что все люди так делают? Она очень переживает. Да что она такого сделала? Ну испугалась, выдала вас, что вы накапали каких-то капель. Это я капель накапала. А она украла Бабушкин пузырек и все вылила в бутылку.
