Мария Спасская - Сакральный знак Маты Хари
До обеда Гройсман был занят тем, что штудировал Интернет в поисках сведений о генерале, а ближе к назначенному времени написал докладную на имя Хренова, объясняя, почему покинул офис до окончания рабочего дня, и, хотя начальник и отсутствовал, положил бумагу к нему на стол. Привыкшая к пунктуальности сослуживца секретарша Лола, весь рабочий день проторчавшая «ВКонтакте», заметив объяснительную в руках Гройсмана, беспрекословно выдала ключи от кабинета шефа. Заглянув в супермаркет у метро «Щукинская», Яков купил бутылку водки «Столичная», пакет томатного сока, банку маринованных огурчиков и копченые окорочка в вакуумной упаковке.
Переложив «джентльменский набор» из фирменной магазинной «майки» в черный, непроницаемый для глаз окружающих полиэтиленовый пакет, спустился в подземку. Машину он не водил по идейным соображениям, полагая, что и без него на столичных дорогах слишком много народу. В экстренных случаях Яков брал такси, озадачивая таксистов требованием выдать чек на поездку. Те матерились, но какую-никакую бумагу выписывали. С этим документом Яков шел к Хренову и неизменно получал компенсацию. Он получил бы ее и так, но с бумагой было больше порядка.
Доехав до Комсомольской площади, мужчина вышел из метро и двинулся к зданию Ленинградского вокзала. Старательно убрав в вытертый бумажник только что купленный в кассе билет, отошел к газетному ларьку и, выбирая, что бы взять в дорожку почитать, стал дожидаться, когда на табло появится информация о том, с какого пути отходит электропоезд на Клин. Яков только-только успел расплатиться за журнал «Эксперт», как объявили посадку на электричку, и аналитик устремился в центр поезда, чтобы по приезде иметь равные шансы пройти на выход как в правую, так и в левую сторону от состава, в зависимости от того, как расположен незнакомый перрон.
До Клина ехал с приятствием, кушая шоколадное мороженое в вафельном стаканчике, которое он купил у разносчика, и читая довольно грамотные статьи на животрепещущие темы. С некоторыми мыслями авторов он был не согласен, но общее направление издания антипатии не вызывало, что с Гройсманом случалось довольно редко. В Клину аналитик был в половине шестого и, сойдя с поезда, начал испытывать беспокойство. Опаздывать Яков не любил, даже минутную задержку расценивал как бестактность и потому обязал себя прибывать на место назначенной встречи заранее. В крайнем случае секунда в секунду.
Автобус до пансионата тащился ужасно медленно, и Яков сидел как на иголках, то и дело поглядывая на часы. Часы он носил электронные, купленные еще на первую свою зарплату, ибо полагал, что перепотребление рано или поздно погубит мир. Не считаясь с расходами, люди гонятся за престижем и новизной, совершенно теряя разум. Для чего нужны все эти новые машины, плазмы, смартфоны, если модели предыдущих поколений замечательно работают? К проходной Дома ветеранов он подбежал за минуту до шести. Еще на бегу принялся звонить Эсфирь Геннадьевне, чем очень напугал бедняжку. Услышав в трубке его запыхавшийся голос, женщина тревожно спросила:
– Да что с вами такое, Яков? За вами бандиты гонятся?
– Нет-нет, все в порядке, – едва переводя дыхание, выдавил из себя аналитик. – Я уже на месте.
Бегать он не любил да и не умел. Его астеническое тело было для этого совершенно не приспособлено. Во время бега большая кудрявая голова Гройсмана с высокими залысинами откидывалась на тонкой шее далеко назад, и тут же давал себя знать заложенным носом хронический гайморит. Поэтому физическую нагрузку Яков старался сводить к наклонам за оброненными предметами и приседаниям во время ежедневной влажной уборки под кроватью и многочисленными книжными шкафами, занимающими большую часть жилой площади в его комнате в коммуналке.
Эсфирь Геннадьевна подошла к проходной через десять минут – он следил по часам. Так задерживаться было крайне невежливо, но мужчина сдержался, ничего ей не сказав. Если бы Яков не знал, что его визави – сотрудница пансионата, он бы решил, что Эсфирь Геннадьевна одна из обитательниц дома престарелых. Глядя на кокетливые вензеля на крашенных хной волосах и морковную помаду на тонких старческих губах, аналитик пришел к выводу, что первой претенденткой на внимание генерала Заславского является как раз таки она сама.
– Ну, здравствуйте, – пожилая женщина протянула, знакомясь, сморщенную руку, похожую на куриную лапку. По ее скучающему взгляду Яков понял, что впечатления не произвел. И нисколько не удивился – он редко на кого производил впечатление. – Ваш пропуск я отдала на вахту. Пойдемте быстрее, пока нас не прищучили с припасами, – скороговоркой проговорила она, заметив в руках Гройсмана позвякивающий черный пакет.
Надо отдать должное государству, о ветеранах войны и труда оно заботилось вполне достойно. На территории пансионата били фонтаны, вдоль присыпанных песком дорожек пестрели цветами клумбы, а вдалеке виднелась танцевальная веранда, откуда доносился легенький фокстрот. Перед верандой толпились многочисленные нарядные старушки и петухами прохаживались несколько довольно неопрятных стариков. Заметив взгляд спутника, устремленный в сторону танцевальной площадки, Эсфирь Геннадьевна недовольно выдохнула:
– Это как раз то, о чем я вам говорила. Не на кого посмотреть. И конкуренция – будь здоров! Пяток кавалеров – и те нарасхват. А генерал сидит взаперти, как царевна Несмеяна. Ни на танцы с ним сходить, ни в маджонг сыграть.
– Сочувствую, – пожевал губами Яков, только-только начавший обретать душевное равновесие после старухиного опоздания.
Комната генерала выходила окнами в сад, и, сидя за письменным столом, Заславский, не отрываясь, смотрел на раскинувшую ветки яблоню. Часть веток устремилась в распахнутое окно, почти касаясь листа бумаги, над которым задумался генерал. Застыв на пороге комнаты, Эсфирь Геннадьевна кашлянула, привлекая внимание хозяина, и, как только Заславский оглянулся, быстро проговорила:
– Альберт Семенович, к вам пришли.
И торопливо ретировалась, прикрыв за собой дверь, оставив Якова наедине со стариком. Даже сидя, Заславский казался высоким и статным. Благородная седая шевелюра обрамляла лицо патриция. Высокий лоб без переносицы переходил в короткий прямой нос, плотно сжатые губы делали скулы мужественными и твердыми. Генерал смотрел на Якова ясными карими очами, ничего общего не имеющими с мутными глазами стариков, и во взгляде его читался вопрос. Но, однако, любопытство свое генерал удовлетворить не спешил, ожидая, когда пришедший объяснится сам. Яков окинул комнату внимательным взглядом и, заметив полку книг по военной технике, а среди них и несколько томов за авторством хозяина комнаты, тут же наметил тактику предстоящей беседы. Еще раньше, шаря по просторам Интернета, он набрел на упоминания о литературных трудах генерала. Теперь же, увидев книги живьем, решил сыграть на авторском самолюбии. Разглядывая узор на шелковом халате старика, аналитик деликатно начал:
– Альберт Семенович, очень рад встрече с вами. Зовут меня Яков Гройсман, по роду своей деятельности я интересуюсь вооружением советской армии, и наши общие знакомые, – тут Яков многозначительно замолчал и, выдержав паузу, продолжил, – наши общие знакомые порекомендовали обратиться к вам как к человеку, несомненно, очень компетентному в этих вопросах.
Помимо по-казарменному застеленной кровати и военных книг, аналитик подметил неброскую рамку на рабочем столе, в которую был вставлен довольно старый снимок эффектной дамы. Зрение у Гройсмана было неважное, зато очки хорошие, и через мощные линзы очков Яков сумел разглядеть, что женщина на карточке – это старуха Маслова, но в пору относительной своей молодости, когда она еще не превратилась в старуху. Дальнейший вызов генерала на откровенный разговор был делом техники. Яков закинул наживку – старик ее тут же проглотил.
– Кто же вам дал такой совет? – Очи Заславского с надеждой смотрели на собеседника, и Яков не обманул ожидания.
– Нина Федоровна, ваша соседка по Загорянке.
– Ниночка? – дрогнувшим голосом проговорил генерал. И тут же ожил, засуетился: – Молодой человек, что же вы стоите в дверях? Прошу вас, проходите, присаживайтесь.
Торопливо подойдя к гостю, старик радушно усадил его на единственный стул, на котором ранее сидел сам, а сам присел на застеленную казенным покрывалом кровать, с живым любопытством глядя на Якова.
– Ну, как она? Нинуля?
– Нина Федоровна здорова, часто вас вспоминает.
– А вы, простите, кем ей доводитесь?
Подобный вопрос напрашивался сам собой, и потому ответ был готов заранее.
– Нине Федоровне я никто, чужой человек. Но часто бываю в их доме по делам службы. Тружусь помощником Константина Вадимовича. Что-то вроде секретаря-референта.
– Ах, вот оно что! – Лицо генерала сделалось мечтательным. – Давно я не был в Загорянке. Как там? Должно быть, изменилось все? Эх, нам бы сейчас чайку! За чаем беседуется душевнее.
