Мария Спасская - Сакральный знак Маты Хари
– Черт знает что такое! Вот ведь история! Как я ему объясню?
– Успокойся, Гриша! – из прихожей прикрикнула на любовника повариха, взявшая ситуацию в свои руки. – Максим парень умный, поймет.
Она провела нас в гостиную и усадила в кресла. Рассеянный свет торшера выхватывал лежащего на диване Григория Васильевича. Перед ним на журнальном столике стояла початая бутылка коньяку, из которой он то и дело подливал себе в пузатый фужер на низкой ножке, тут же выпивая налитое.
– И прекрати пить! – одернула любовника женщина. – Лыка уже не вяжешь!
Толстяк поставил на стол опустевший фужер и, пососав прокуренный ус, с пафосом обронил:
– Только не надо инсинуаций, я найду в себе силы покаяться перед этим молодым человеком!
– Дядя Гриша, да что случилось? – не выдержал блогер.
Небаба помолчал, посопел и, собравшись с духом, начал:
– Два месяца назад я понял, что твой отец, Максим, ведет нечестную игру. Константин в обход меня проворачивал прибыльные делишки и не делился со мной заработками. Мне это очень не понравилось. И я, каюсь, обратился за помощью к Наталье. Я попросил установить видеокамеру в кабинете Кости, чтобы знать, с кем он без меня встречается и о чем говорит. Но, честное слово, я про нее забыл. Ни разу не просматривал пленку. О камере напомнила Наталья. Она спросила после убийства Виктории, не хочу ли я взглянуть на убийцу. Я отмахнулся – мол, там уже давно ничего не пишется. Наташка удивилась – а зачем же, говорит, мы тогда ее устанавливали?
– Действительно, такая удобная вещь – а Гриша не включает! – поддакнула Наталья.
– Да как-то неловко мне стало, – оправдываясь, забормотал заместитель Маслова. – Костя мой друг, а я за ним слежу. Непорядочно как-то.
– А Маслову, значит, порядочно тебя дурить!
– Подождите, но как же так? – недоверчиво протянул Максим. – Кабинет отца обыскивали, почему же камеру не нашли?
– Прятать надо уметь, – в голосе поварихи звучали горделивые нотки. – Я ее в самое неожиданное место, в дверной косяк, пристроила. Когда дверь открывается, видно, кто в кабинет заходит. И слышно, что говорят. Гриша не хотел, но я настояла, чтобы после убийства Викуси снова включили камеру на запись. И знаешь, кого мы записали?
– Кого же, если не секрет? – побелел от напряжения Макс.
– А вот смотри!
Повариха щелкнула пультом, включая плазму на стене, и на экране появилась входная дверь кабинета, в проеме которой на секунду мелькнул всклокоченный смуглый человек, одетый лишь в ветхую тряпицу. Происходящее в кабинете с камеры и в самом деле не просматривалось, лишь из глубины комнаты доносились звуки борьбы. А через пару минут убийца проскользнул в обратном направлении. Он прошел так близко от камеры, что разглядеть его не составило труда. Осунувшееся темное лицо, запавшие безумные глаза, обветренные губы, и на голове – свалявшееся серое мочало.
– Это же Гарик, – чуть слышно прошептал Максим. И, обернувшись к Небабе, выдохнул: – Этот псих сейчас там с бабушкой и Светой!
– Что же ты сидишь? – приподнялся на локте Григорий Васильевич. – Нужно немедленно что-то делать!
Сорвавшись с места, Максим побежал в прихожую. Я бросилась следом за ним. Наталья устремилась за нами. На ходу она прокричала:
– Гриша, ты едешь?
– Вы идите, я полежу. Что-то мне нездоровится.
Кубарем скатившись по лестнице, Макс запрыгнул на мотоцикл и, забыв про меня, помчался в сторону Ярославского шоссе.
– Машину поймаем? – возбужденно озиралась по сторонам Наталья в поисках транспортного средства.
– Поймаем, – согласилась я.
– Только денег у меня нет. Берта, заплатишь?
Я снова кивнула. Мигнув фарами в сгущающейся темноте, рядом с Натальей затормозило желтое, с шашечками, такси, и женщина тут же уселась рядом с водителем. Я устроилась сзади. В салоне пахло дешевым освежителем-елочкой, прикрепленным на лобовом стекле, и хрипло пел Розенбаум.
– Нельзя ли побыстрее? – Женщина нетерпеливо тронула шофера за плечо.
Таксист нажал на клаксон, гудком разгоняя голубей, и неторопливо отъехал от бордюра.
Москва – Клин – Загорянка, наши дниЯков Гройсман ко всему подходил основательно, следуя раз и навсегда заведенной системе. Получив от шефа задание переговорить с генералом Заславским, аналитик компании «Сирин и Хренов» двинулся по годами наезженной колее. Перво-наперво заварил себе крепкого чая, для стимуляции мыслительной деятельности положил три больших, с горкой, ложки сахара и, поудобнее устроившись на скрипучем стуле, доставленном из дома вместе с удобной практичной подушечкой – чтобы брюки не лоснились, а ягодичные мышцы не испытывали чрезмерную нагрузку, – принялся за дело. Вынул из стола растрепанную записную книжку, перехваченную резинкой, бережно, стараясь не растрепать книжку еще больше, стянул резинку и раскрыл страницу на букве «Д».
На этой странице убористым почерком, похожим на черный микроскопический бисер, были аккуратно записаны всевозможные «Дома». Между «Домом братской дружбы г. Электросталь (Россия) и г. Бэньси (КНР)» и «Домом героев-афганцев г. Истры» был записан «Дом ветеранов войны и труда г. Клин», а также имелась пометка, что вход в этот дом престарелых строго по пропускам. Прямо под записью шли телефоны и имена сотрудников этого учреждения, контакт с которыми возможно наладить через общих знакомых. В скобочках стояли имена этих самых знакомых, и аналитик, выбрав наиболее перспективную, на его взгляд, фамилию, снял телефонную трубку и набрал номер. На том конце провода отвечать не торопились, и Яков уже снова было обратил свой взор в записную книжку, но в этот момент в трубке прозвучало каркающее «Алло».
– День добрый, – неспешно начал Гройсман. – Могу я поговорить с Эсфирь Геннадьевной?
Эта дама была помечена как организатор досуга в «Доме ветеранов», и Яков решил, что с ней будет легче всего договориться о протекции.
– Я вас слушаю, – так же неспешно ответствовала собеседница. И степенно осведомилась: – С кем имею честь?
– Эсфирь Геннадьевна, вас беспокоит Яков Гройсман, племянник Руфины Лившиц, вашей соседки по Переведеновскому переулку. Помните такую?
– Боже мой, конечно, я помню Руфину Карловну! Как она поживает?
– Тетушка здорова, перебралась на юг, в Сочи. Годы, знаете ли, берут свое. С возрастом хочется тепла.
– Да, юноша, вы совершенно правы. Вы знаете, Яков, я тоже мечтаю когда-нибудь уехать к морю, но не могу оставить своих стариков.
– Как раз об этом, Эсфирь Геннадьевна, я и хотел с вами поговорить. Я служу в конторе, которая занимается розыском похищенного антиквариата для страховых компаний.
В следующую секунду Яков понял, что допустил ошибку – слово «контора» для человека старой закалки, какой, несомненно, была его собеседница, прозвучало явно не в том значении, которое вкладывал в него аналитик.
– Вот как? – Тон женщины стал отстраненным. – Вы из органов?
– Совсем напротив, – поспешно заверил собеседницу Яков, стараясь сгладить неприятный осадок. – Поверьте, Эсфирь Геннадьевна, я никакого отношения к полиции не имею. Я что-то вроде частного детектива. И мне необходима ваша помощь – нужно побеседовать с генералом Заславским. Не поспособствуете?
– Насколько я знаю, Альберт Семенович не жалует органы и вряд ли захочет быть вам полезен.
– Но я не из органов!
– Тем более. К тому же не думаю, что ссылка на меня сослужит вам добрую службу. Заславский упрям и ни с кем не общается, чем ставит меня в крайне затруднительное положение.
– Хотелось бы узнать, какого плана у вас возникли трудности?
– Профессионального, конечно, – сердито откликнулась собеседница. – Женский контингент у нас преобладает, старухи желают иметь кавалеров для танцев и бесед, но пригодных для этого стариков по пальцам пересчитать. Альберт Семенович мужчина видный и крепкий, наши дамы на него засматриваются, но генерал неприступен, как скала. Я уж и так его пытаюсь расшевелить, и эдак – не идет на контакт, и все тут! Не поверите, Яков, дошло до курьеза. Заславский запретил мне переступать порог его комнаты, угрожая объявить голодовку, если еще раз заведу разговор о местных красотках, жаждущих его внимания. Здесь кроется какая-то тайна.
– Эсфирь Геннадьевна, – воодушевился аналитик, – берусь разгадать тайну неприступного Заславского, только помогите к нему попасть. Что он предпочитает? Коньяк или хорошее вино?
– Генерал прошел войну, он пьет исключительно «Столичную» водку, – задумчиво отозвалась женщина. И, секунду помедлив, добавила: – А знаете, Яков, мужской разговор по душам действительно может быть полезнее докучливых бабьих приставаний. Подъезжайте сегодня, часикам к шести. Позвоните с проходной. Я вас встречу.
До обеда Гройсман был занят тем, что штудировал Интернет в поисках сведений о генерале, а ближе к назначенному времени написал докладную на имя Хренова, объясняя, почему покинул офис до окончания рабочего дня, и, хотя начальник и отсутствовал, положил бумагу к нему на стол. Привыкшая к пунктуальности сослуживца секретарша Лола, весь рабочий день проторчавшая «ВКонтакте», заметив объяснительную в руках Гройсмана, беспрекословно выдала ключи от кабинета шефа. Заглянув в супермаркет у метро «Щукинская», Яков купил бутылку водки «Столичная», пакет томатного сока, банку маринованных огурчиков и копченые окорочка в вакуумной упаковке.
