Георгий Айдинов - Неотвратимость
Прошли сутки, вторые, третьи с момента ограбления мехового магазина на Садовом кольце. Уже взяты под наблюдение милиции, дружинников комиссионные магазины, рынки. И не только в Москве и Московской области — по всей стране. Меховые шубы украдены не затем, чтобы их засыпать нафталином и положить в сундуки. Рано или поздно здесь ли, там, но они должны появиться. А если нет? А если манто станут продавать с рук, через знакомых? На них нет бирок «украдено». Продаем, мол, по случаю, деньги понадобились, и вся недолга. Таких «если» возникло еще порядочно. И все их надо предусмотреть, обдумать, что и как и в каких случаях лучше предпринять. И еще хотелось, пусть, понятно, и сугубо примерно, но представить себе, каков он, этот совсем не без лихости орудующий вор.
— Я считаю, Каменщик должен быть человеком маленького, в крайнем случае ниже среднего роста.
Это Сережа Шлыков, как только все собрались к вечеру в комнате группы, первым заговорил о том, что обдумывал с самим собой каждый из четырех.
— Умозаключение, ничего не скажешь, делает тебе честь, — добродушно поддел приятеля Петя Кулешов, поудобнее располагаясь возле шлыковского стола, где горела единственная в комнате черная пластмассовая лампа-рогулька: верхний свет на своих вечерних собеседованиях ребята обычно выключали, чтобы дать отдых глазам. — Как будто громоздкий детина мог поместиться в этом деревянном гробу — песочном ларе — и столько высидеть в нем.
— Конечно, тебя, например, в ларь засунуть было бы сложновато, — отпарировал Сергей. — А если он сухопарый по комплекции, но жилистый, выносливый, сильный. Тогда как?
— Тогда сдаюсь. Но, может, раз ты такой провидец, сразу скажешь и как его зовут?
— Как зовут — не скажу. А лет ему от роду, как говорил Гришка Самозванец в трагедии Пушкина, от сорока до пятидесяти — это почти бесспорно.
— Ах, вот как! А почему бы ему не быть и помоложе? Работка эта вряд ли годится для человека пенсионного возраста.
— Пенсионный, с твоего разрешения, наступает много позже. А если говорить серьезно, то кое-какие соображения привести могу.
— Давай.
— Логика говорит, что мы имеем дело с многоопытным вором-рецидивистом. А они обыкновенно становятся такими как раз к сорока годам.
— Это они тебе сами сообщили?
— Нет. Это сообщил мне А. М. Яковлев. Вот его книжица «Борьба с рецидивной преступностью».
— Ого. Серега Шлыков, изучающий научные монографии, — это что-то новое.
Сергей сделал вид, что воспринял иронию друга как комплимент, достал из ящика стола книгу и открыл заложенную страницу.
— Читайте сами, серые, темные личности.
— Читали, читали, Серега. Не принимай близко к сердцу Петькину подначку. Он просто выпытывает у тебя подтверждение своим мыслям, — вступил в разговор Валерка Венедиктов. — В том, что ты так горячо отстаиваешь, несомненно, есть рациональное зерно. И в смысле облика, возраста Каменщика и в том, что он один так ловко и с операциями своими не справился и следы не сумел бы так тщательно замести. Работает шайка.
— То-то. Значит, и мы не лыком шиты, — Сергей хитро подмигнул друзьям. — А вино сухое. Да кислятину эту молодой парень ни за что бы с собой не приволок. Водочка или коньячок — другое дело.
Посмеялись над направленностью вкусов Сергея. Но и это его допущение посчитали незряшным.
— Мне все же представляется, что не ушли шубы из Москвы. — Павел тоже придвинул свой стул ближе к столу. — Просто мы не сумели пока нащупать каналы, по которым сплавляется краденый товар. Давайте посчитаем. — Взяв большой красный карандаш, он вывел на листке бумаги три цифры. — За год с небольшим Каменщик, выходит, умыкнул ни много ни мало тридцать четыре дорогостоящих меховых манто, — эта цифра была обведена кругом. — Пусть по тысяче рублей в среднем каждое пальто, — последовало энергичное подчеркивание второй цифры. — Это выходит в общем тридцать четыре тысячи, — снова дважды черкает по бумаге остро отточенный красный грифель. — Где, как не в столице, сбывать такие ценности? Сколько приезжих ежедневно бывает в магазинах, на рынках. Да и среди москвичей охотников хватит. Почему бы не предположить, что этот нахальный тип именно здесь, в городе, у нас под носом распродает шубы?
— Уже предположили. А дальше что? Просить участковых провести работу по домам?
— Именно. Пусть потолкуют со своим активом в ЖЭКах, с дворниками, с квартиросъемщиками.
— А ты представляешь себе, сколько сигналов нам придется проверять?
— Игра, Петя, стоит свеч. Надо пробовать. Тем более…
Закончить фразу Павлу не удалось. В коридоре послышались медленные, тяжелые, хорошо знакомые шаги, и в комнату вошел Степан Порфирьевич. То ли очередной тромб рассосался, то ли еще как отпустила болезнь, но вот уже третью неделю полковник крепко держал в руках бразды правления в отделе. Майор Вазин воспользовался случаем — давно собирался на родину, проведать мать, отца — и укатил в отпуск, к себе на Смоленщину. И вот, верный своему обыкновению, полковник и в нынешний вечер обходил комнаты, выпроваживая восвояси излишне задержавшихся.
— Не пора ли? Десятый час.
— Каменщик покоя не дает, товарищ полковник. Все прикидываем, как бы его за хвост ухватить.
Полковник остановился возле стены в своей любимой позе — поджав больную ногу и опираясь на заложенные за спину руки.
— Садитесь, — пригласил полковник сотрудников, дружно вставших при его появлении. — А что, новенькое есть что-нибудь?
Степан Порфирьевич вопросительно взглянул на Калитина.
Старший группы коротко доложил о неутешительных пока сведениях, о первых выводах, к которым пришли он и его товарищи.
— Участковые уполномоченные? Можно, конечно, пойти на это. Работа кропотливейшая, огромная по масштабам. А шанс на успех — минимальный. Но шанс есть шанс, и не воспользоваться им мы не имеем права. Готовьте телефонограмму всем начальникам райотделов города. Позвоните в областное управление, чтобы оно дало такую же команду своим подразделениям.
Степану Порфирьевичу было трудно долго находиться в одной позе. Он присел на край стола и, делая вид, что собирается с мыслями, положил руку на колено, осторожно стал растирать его — видимо, затухшая на время боль снова напомнила о себе.
— Теперь о преступнике. Предположим, как вы и считаете, все эти цирковые номера с проломами выкидывает рецидивист. Но мы аналогичных преступлений не знаем. Значит, раньше он воровал каким-то иным способом, а теперь переключился на каменные работы? Решил, так сказать, разнообразить приемы. Допустим. Мы посылали запрос в республиканские министерства. Не исключено, получим подтверждение, что проходил когда-то подходящий по «профилю» рецидивист. Тогда будет легче. Но вполне возможно, Каменщик, как вы его называете, и не профессиональный преступник. Это предположение исключать никак нельзя.
Павел тоже склонялся к этой мысли. Любопытно, какие доводы приведет полковник в пользу такой версии? Но начальник отдела никаких доводов не привел. А вместо этого спросил:
— А вы как думаете?
И хотя он обратился ко всем, Павел посчитал себя обязанным сказать:
— Полагаем, товарищ полковник, что и такой вариант имеет право на существование.
— Почему?
— Очень уж архаичный и опасный способ применяет этот Каменщик. Для себя опасный. Шансов на удачу мало, а на провал более чем достаточно. На такое может идти или изощренный смелый преступник, или человек авантюрного толка, действующий на арапа, с верой в свою счастливую планиду.
— Согласен. И так можно прикидывать. Но, между прочим, архаика у него не такая уж глупая: идет трудным, опасным путем — это верно, но зато не через двери или окна, оборудованные сигнализацией.
— Надо бы подсказать кому следует насчет круговой сигнализации там, где соблазн есть для таких, как наш подопечный.
— Уже подсказали, и уже приняты меры.
— А мы тут догадки строили насчет возраста и облика Каменщика, — не выдержал долгого молчания Сергей.
— Догадки — вещь полезная, товарищ Шлыков. Но уже наступил тот самый край, когда количество их, этих наших догадок, должно перейти в очень желанное качественное состояние. Не так ли? На этом риторическом обращении давайте будем заканчивать.
Соловьев улыбнулся, чтобы смягчить неожиданно прорвавшуюся резкость своего тона, и взялся за ручку двери. Что-то там опять в организме разладилось: хотелось расстегнуть воротник рубашки и хоть немного полежать, ни о чем не думая. Как всегда, при наступлении боли охватывала слабость, начинало покалывать сердце. Степан Порфирьевич в такие минуты корил себя, что не слушает врачей, перерабатывает, что вот и в отпуск никак собраться не может и раздражаться себе позволяет. Уже в дверях он сказал:
— Завтра обсудим план действий. А сейчас прошу отправить телефонограммы и всем отдыхать…
