Алла Полянская - Весенний детектив 2015 (сборник)
– Почему?
– Не знаю.
Не говорить же, что он просто отдал ей фирму, а сам наслаждался жизнью? Приносит прибыль, и ладно, а что там с сотрудниками, неважно. Марина понимает, что ей нужно выглядеть хотя бы удрученной, но она не может. Ничто на свете не заставит ее скорбеть о кончине Алены Голощаповой, мерзкой гадины, отравляющей жизнь всем вокруг. А теперь кто-то отравил жизнь ей самой. Марина едва сдерживается, чтобы не засмеяться над собственным каламбуром.
– Мне рассказали, что сегодня произошло между вами и убитой.
– Ну, еще бы. Она здорово сорвалась.
– У вас были неприязненные отношения?
– У нее со всеми без исключения были неприязненные отношения.
Кроме шефа, конечно. Марина морщится, вспоминая фотографии в компьютере. Гадость какая… Как мог шеф, молодой неглупый мужик, повестись на такую клячу – притом что у него есть Элеонора, красивая и подчеркнуто элегантная Элеонора!
– И в чем это выражалось?
– Послушайте, я совершенно не хочу пересказывать вам все местные сплетни. Но то, что я видела и слышала здесь, говорит об одном: Голощапова планомерно изводила всех, до кого могла дотянуться, и была в этом весьма изобретательна. А могла и уволить, причем с такими рекомендациями, что, сами понимаете…
– Зачем она это делала?
– Да бог ее знает, зачем. Таким уж она была человеком, понимаете? Ей это все вроде как удовольствие доставляло.
– А вы давно здесь?
– Скоро год, и столько же активно ищу новое место. Но пока не нашла, оплата не подходит…
– А здесь?
– А здесь платят неплохо, но есть издержки в виде Алены.
– Уже нет.
– И то правда, уже нет. – Марина смотрит полицейскому прямо в глаза. – Я знаю, как это выглядит. Мотив есть у каждого, у меня тоже. Но я этого не делала.
– Разберемся. Можете идти.
Марина идет к себе – ее кабинет когда-то переоборудовали из кладовой, вверху – небольшое окошко, стол с компьютером, два стула, узенький шкафчик для верхней одежды и полки с документами – вот и вся обстановка. Но кабинет, по крайней мере, отдельный – и Марина может не видеть ни шефа, ни сотрудников, ни Алену. Марина понимает, что радоваться чужой смерти нехорошо – но ничего не может поделать. Только сейчас она поняла, что именно позволила с собой проделать – понемногу, потихоньку, но Алена превратила ее в дрожащее от страха существо. И это не был страх смерти, или неизлечимой болезни, или потери близкого – это всего лишь был страх увольнения, потери работы. Работа означала для них с Риткой возможность вести нормальную жизнь. И Алена это поняла, очень быстро поняла – она умела находить уязвимые места, ее злонаблюдательный ум был заточен на это. И теперь ее нет, и это хорошо.
– Ничего. Продам машину, куплю какую-нибудь попроще, а там видно будет.
Решение уволиться пришло как бы само собой. Неважно, что Алены больше нет – Марина знает, что ей будет невыносимо приходить сюда и всякий раз вспоминать, сколько раз она плакала в этом кабинете, дрожащими руками набирая какой-то документ, и что бутылочка с успокоительными каплями в ее столе – уже шестая за год, учитывая, что она сама их никогда не пила. Ей неприятно будет видеть шефа, который допустил все это, и сотрудников, которые, как и она сама, позволили злобной мрази вертеть их жизнями – просто из боязни потерять работу. А главное, Марина ненавидела то, чем занималась в «Эллоре», ведь в Москве она делала интересное, нужное дело, складывая пазлы чужих жизней, мотивов и поступков, а здесь просто рутина, бумажки.
– Интересно, кто же это мог ее отравить?
Марина достает из ящика остаток бургера и принимается за еду – еда успокаивает ее, привычка заедать стресс слишком стойкая, чтобы сейчас ее контролировать, да и надо ли? Итак, насчет того, кто это мог сделать. Марина хмыкает – на первый взгляд кто угодно мог! И она сама тоже могла – теоретически. Но если вдуматься, то чтобы совершить такое дело, одного мотива мало.
Итак, у кого был мотив? Ну, самый очевидный мотив, конечно, у Элеоноры – но знала ли она о связи шефа с Аленой? Могла и не знать. А если знала, то как осуществила убийство? Марина вздыхает – да любой мог подкрасться к кабинету, осторожно приоткрыть дверь и намазать внутреннюю ручку ядом. Двери в кабинеты открываются и закрываются бесшумно, это Алена всякий раз гремела и хлопала, а если тихонько, то и не слышно, Марина сама много раз так пробиралась в свой кабинет – чтобы не услышала Алена.
– Не понимаю, как я могла это позволить ей?
Марина прикончила бургер и, захватив чашку, вышла в столовую. Это большое светлое помещение с круглыми столиками и стульями, здесь есть микроволновка, холодильник, кофейный автомат, кулер с водой и кипятком. Вставив купюры в приемник, Марина один за другим берет в автомате стаканчики с горячим шоколадом и выливает их в свою большую чашку.
– Кофе тут как?
Это давешний полицейский.
– Кофе гадкий, а горячий шоколад пить можно.
– А, была не была… Без кофе совсем туго.
Он вставляет купюры в приемник, а Марина не знает, как ей поступить – не то уйти, не то продолжить разговор, и отчего-то сразу вспоминает, что ее лицо пару часов назад пострадало, машинально касается вспухшего следа от линейки, тянущегося от глаза к подбородку.
– Да, отделала она вас знатно.
Марина понимает, что плакать не надо бы – но напряжение сказывается, да и обида еще свежа, и слезы сами катятся по ее щекам, а полицейский подает ей салфетку.
– Ну, не надо… Я не хотел. Оно сойдет через пару дней, и следа не останется.
– Останется. Его не будет видно – но внутри рубец остается надолго, а то и навсегда.
– Надо успокоиться. Идемте в ваш кабинет, посидим, побеседуем.
Соседняя дверь покрыта черным порошком, там суетятся люди, что-то фотографируют, труп уже унесли, и на полу виден только контур.
– Тесновато тут у вас.
– Ага. Угощайтесь вот, конфетки есть к кофе.
– Спасибо. А вы обедать не ходите?
– С сотрудниками? Нет, конечно. Обедаю здесь.
– А почему?
– Так как-то вышло. Они обедают отделами, а я же одна, вот и не сложилось с самого начала.
Ну как объяснить этому красивому мужику, что люди, которым она доверяла и которых считала своими друзьями, предали ее и с деловитыми лицами объяснили, что, дескать, время такое, человек человеку волк, не ты – так тебя. Невозможно объяснить, и доверять никому невозможно.
– Это же цианид, да?
– Да. Кто-то смешал синильную кислоту с кремом для рук – благо на фирме, торгующей косметическими средствами, его полно – и намазал изнутри ручку двери, а также обработал чашку убитой. Синильная кислота очень летучая, она наполнила помещение ядовитыми парами, от чего Голощапова, войдя в кабинет, почти сразу потеряла сознание – но она успела взяться за ручку двери, и это уж довершило дело. Хотя, возможно, хватило бы и одних паров, но убийца действовал наверняка. Не знаете, кто бы это мог быть, Марина Анатольевна?
Марине эти игры давно знакомы, ну ничего нового не могут придумать!
– Простите, как вас зовут, я запамятовала.
– Реутов Денис Петрович, следователь прокуратуры.
– Ага, спасибо. Так вот, Денис Петрович, я и сама об этом думала. Алена многим досаждала, и многие из-за нее лишились работы, заработанных денег – она регулярно недоплачивала торговым, и складские работники от нее страдали, и завгар с логистом, и мне, грешной, тоже доставалось, но чтобы убить, да еще таким экзотическим способом, – это нет.
– Но кто-то это сделал.
– Да. Кто-то сделал. – Марина снова отхлебнула остывший напиток. – Мотив вроде бы у многих был – а копни поглубже, так и недостаточный. Взять торговых агентов – эти работу находят легко. Молодые, подвижные, в городе много торговых предприятий, и текучка среди торговых самая большая – они сидят на проценте, чуть что не так, собрался и ушел. Супервайзеры тоже не умрут из-за увольнения – по той же причине. Да и все так – просто сам факт, что тебя уволили по навету злобной бабы, которая чувствует себя вправе казнить и миловать, – это травма.
– Она и раньше избивала сотрудников?
– О таком не слышала, но каждый день кто-то плакал у меня в кабинете – вот, я даже капли успокоительные купила для страждущих. Даже завгар Василий Васильевич, случалось, захаживал нервы успокоить и выплеснуть обиду, а уж остальные тем более.
– Даже так?
– Ну да. Выйдут от нее и прямиком сюда – раны зализывать. Женский коллектив, а шеф не вникает в эти дрязги, окоротить ее было некому, если случался конфликт, он всегда становился на ее сторону и ничьих больше доводов не слушал.
– Почему?
– Потому что ему это было не надо. Приносит предприятие прибыль – и хорошо, а что сотрудники каждый день идут сюда как на казнь, так не нравится – увольняйся, людей за воротами – как грязи. Ну, это дословная цитата насчет «как грязи».
– Эдакий богатенький сукин сын?
– Мальчик, который никогда не был голодным.
