Алла Полянская - Весенний детектив 2015 (сборник)
– Это не я неправильно посчитала, это ты цифры дорисовала, и если ты думаешь, что…
– Я не стану слушать эти оскорбления, пусть Валерий Александрович решает, как быть.
– Ну да, он решает! Ты думаешь, если спишь с ним, то твои приписки…
– Да как вы смеете такое говорить! Я…
– Ты б молчала уже, курица. Все же видели фотографии. – Раина Алексеевна явно наслаждается ссорой. – Всем сегодня в почту бросили.
– Что?!
– А ты не знала? Мы все получили эти фотографии, где ты с ним в койке, все уже знают. Жди теперь Нору в гости. И не смей больше врываться сюда и орать на моих сотрудников, шалава. Своих супервайзеров будешь строить, а сюда входишь тихо, на «вы» и шепотом, поняла?
Райку перекричать никому еще не удавалось. Она умеет орать самозабвенно, как рыбная торговка, исходя красными климактерическими пятнами, и Алена напрасно зацепилась с ней. Марина посылает договор на печать и, вооружившись маркером, начинает изучать текст на еще теплых листах. Ссора в коридоре перемещается ближе к ее кабинету, и она понимает, что надо бы сейчас запереться на ключ, поменяв пароли и явки, но дверь рывком распахивается. Марина поднимает голову, глядя на вошедшую. Ну что ж, чему быть, того не миновать.
– Чем вы здесь заняты?!
– У нас истекает договор с «Глобал косметик», я связалась с ними, они прислали мне текст договора, я заполнила его, сейчас прочитаю и принесу вам свои правки. Если вы утвердите, то сегодня же я смогу отправить пакет документов курьером.
Она смотрит прямо в лицо Алене и вдруг понимает – ей не страшно. Больше – не страшно, и пусть Алена сейчас беснуется, как ей угодно. Все, баста, карапузики, отбоялась. Марина не знает, с чего это в ней вдруг проснулся такой кураж, но она больше не боится, что эта высокая бледная женщина подведет ее под увольнение. Ничего, не пропадут они с Риткой.
– А сегодняшний протокол?
– Уже сделала, вот.
– Я же вам приказала сразу дать его мне!
– Я хотела, но вас в кабинете не было.
Это правда, ведь она выходила, и Марине не надо заглядывать туда, чтобы знать, на месте ее мучительница или нет – тяжелые шаги Алены и ее хлопанье дверью не услышал бы только кто-то очень глухой.
Алена смотрит на нее с холодной яростью. Ее лицо, наверное, можно было бы назвать красивым – но недобрый взгляд серых глаз и тонкие губы сводят на нет все старания хозяйки выглядеть привлекательно, а жиденькие волосенки, сквозь которые видна кожа головы, и вовсе смешны.
– Самая умная, да?
Как это не похоже на московский офис! Но по сути – то же самое, просто более откровенно.
– Прошу прощения?
Алена сжимает кулаки, в ярости глядя на Марину. Ей сейчас обязательно надо выплеснуть на кого-то свою ярость и унижение – ведь Райкин крик, как пить дать, слышали все. А если еще есть какие-то фотографии, и все их уже видели, и эта дрянь тоже видела…
– Что уставилась? Готовься на вылет, московская знаменитость!
– Алена Вячеславовна, не вы меня принимали на работу, и я вам непосредственно не подчиняюсь, так что решать эти вещи тоже не вам. А кричать будете дома, на супруга, если вам угодно покричать. Если это все, то вот протокол, изучите его и…
Пощечина обожгла лицо Марины, кровь брызнула из носа. Кто-то вскрикнул – на пороге стоит Оксана, из коридора смотрит, раскрыв рот, Юлька – секретарша шефа. Второй удар пришелся Марине через все лицо – Алена ухватила со стола длинную пластиковую линейку. Марина пытается уклониться, но она сидит, а Алена стоит, и кровь заливает Марине лицо.
– Что здесь происходит?!
Голос Краснова, коммерческого директора, гремит над головой, и удары прекращают сыпаться.
– Алена, ты что, умом тронулась?
– Максим Юрьевич, Марина ничего такого ей не сказала, совсем ничего! – Оксана уже рядом, с мокрыми салфетками в дрожащих руках. – Я все видела! Мы обе видели!
Маринино лицо пылает. Никогда никто не смел прикоснуться к ней так. И тут – вздорная баба. Вдруг. Мокрая салфетка касается ее лица – Оксана осторожно вытирает кровь, но блузка испорчена. Марина видит, как коридор наполняется людьми – Витькино лицо, бледное до синевы, Раина с блестящими от любопытства глазами, Блаженков, начальник отдела сбыта, и все они теперь в курсе произошедшего, и Марине это невыносимо, но она сдерживает слезы.
– Алена, тебе многое придется сейчас объяснить.
Максим Юрьевич, высокий, очень крупный пятидесятилетний мужчина, холодно смотрит на собравшихся и протягивает Марине платок – белоснежный, отглаженный.
– Вот, возьмите, приведите себя в порядок. У вас есть сменная одежда?
– Да, в багажнике есть. – Марина уже взяла себя в руки. – Заявление я подам к концу дня. Надеюсь, две недели вы меня отрабатывать не заставите, учитывая все вот это.
– Как раз этого я хотел бы избежать. Алена, нужно поговорить.
– Дайте мне минуту.
Ни на кого не глядя, бледная от бешенства, Алена открыла свой кабинет и вошла, хлопнув дверью. Через секунду послышался звук падающего тела.
– Да что сегодня, взбесились все?! – Максим Юрьевич открывает дверь, и общий вздох восторженного ужаса совпадает с падением еще одного тела.
На полу кабинета лежит Алена, ее лицо приобрело синюшный оттенок. Максим Юрьевич упал на пороге.
– Отойдите все! – Марина хватает коммерческого за ногу. – Да помогите же мне кто-нибудь, он еще, возможно, жив! Дверь не трогайте!
Витек уже рядом, и вместе они выволакивают обмякшее тело Краснова в коридор.
– Полицию надо вызвать и «Скорую». – Марина щупает пульс лежащего. – Жив, парами надышался.
– Парами? Какими парами? – Витек тревожно заглядывает ей в лицо.
– Цианид, Вить. Кто-то обработал дверную ручку, ту, что изнутри, цианидом. Может, синильной кислотой.
– Откуда ты знаешь?
– Запах.
– Я не чувствую никакого запаха.
– Потому что далеко не все люди имеют в носу рецепторы, способные улавливать запах цианида. У меня они есть.
– Полиция едет уже. – Оксана, запыхавшись, докладывает собравшимся. – Ой, смотрите, он приходит в себя!
Максим Юрьевич открывает глаза и пытается подняться. Оксана помогает ему сесть.
– Что?..
– Сейчас будет «Скорая», Максим Юрьевич. – Витек подает ему стакан воды. – Марин, куда ты?
– Пойду достану из багажника свитер – блузка-то испорчена.
– Ты хоть шубу надень…
– А, обойдусь.
Лицо Марины горит, а ссадины, кажется, вспухли. Морозный воздух освежает ее, она бежит к машине, достает из багажника свитер и, забравшись в салон, переодевается. Ей совсем не хочется возвращаться, здесь, на заднем сиденье, Риткины игрушки, и она берет в руки серую мягкую мышку, прижимает к лицу – слезы, которым она не позволила пролиться на людях, текут и впитываются в мышь, пахнущую Риткиными конфетами и еще чем-то домашним. В зеркало заднего вида Марина видит свое распухшее от ударов лицо, заплаканные глаза, покрасневший нос. С иконки, прилепленной над панелью управления, на нее глядит лик Матроны Московской. Марина накрывает ее ладонью. Когда-то Матронушка спасла ее, их с Риткой, но сколько можно? Да только что ж делать, если больше никого нет, кто мог бы помочь…
– Надо идти.
Шлагбаум поднимается, полицейская машина въезжает на территорию. Марина вздыхает – впереди длинный день, и день этот будет тяжелым и неприятным. Надо позвонить, чтобы Ленка забрала Ритку из школы. Марина выуживает из кармана юбки телефон и набирает знакомый номер.
* * *– И вы утверждаете, что в кабинет не входили.
– Я уже сказала – не входила, да и незачем, я и так знала, что она вышла и не возвращалась.
– Вы могли слушать музыку и не услышать.
– Я не слушаю музыку на работе. У меня даже колонок нет, и опция звука отключена. К тому же никакая музыка не заглушила бы то, как она всякий раз хлопала дверью, хоть у кого спросите.
– Здесь, похоже, убитую недолюбливали. Не хотите объяснить почему?
Марина устало смотрит на своего мучителя. Молодой, очень симпатичный мужик, коротко стриженные темные волосы, темные брови – и глубоко посаженные большие зеленые глаза. В другой раз она бы полюбовалась им – и фигура ей понравилась, и вообще… Но сейчас этот парень ищет, на кого бы повесить убийство, и если он вытащит на свет московскую историю, то другого подозреваемого ему и не надо.
– Она любила досаждать людям.
– Можно конкретнее?
– Ну как тут еще конкретнее? Ей нравилось донимать окружающих, доводить их до слез, держать в постоянном напряжении. У нас дня не проходило, чтобы кто-то не рыдал, вылетев из ее кабинета. Она запросто могла уволить, и шеф не возражал.
– Почему?
– Не знаю.
Не говорить же, что он просто отдал ей фирму, а сам наслаждался жизнью? Приносит прибыль, и ладно, а что там с сотрудниками, неважно. Марина понимает, что ей нужно выглядеть хотя бы удрученной, но она не может. Ничто на свете не заставит ее скорбеть о кончине Алены Голощаповой, мерзкой гадины, отравляющей жизнь всем вокруг. А теперь кто-то отравил жизнь ей самой. Марина едва сдерживается, чтобы не засмеяться над собственным каламбуром.
