Анна Малышева - Коралловый браслет
– Далеко собралась?!
– Подальше бы отсюда! – выпалила она ему в лицо.
В глазах у девушки стояли злые слезы – она расплакалась сразу, выйдя из кабинета Амелькина. Илья поймал ее руки, тряхнул и сильно сжал в своих ладонях:
– А ну, прекрати! Что он тебе сказал? Зайдем в кафе!
– Не пойду, не хочу!
– А чего ты хочешь?
– Отстаньте вы все от меня! – Маша глотала слезы, упорно отводя взгляд. – Возьму и уеду, пошли все к черту! В Питер уеду, отец поможет…
– Я тебя сам отвезу в Питер, только скажи, что случилось? – Илья заговорил с ней ласково, как с упрямым ребенком, и этот тон решил дело.
Разрыдавшись уже во весь голос, Маша прижалась к нему и крепко обняла за шею:
– Представляешь, эта сумасшедшая стерва, моя соседка, говорит, будто видела меня тем утром рядом со стройплощадкой!
Объяснять ничего не пришлось. Илья все понял мгновенно:
– Кто-то тебя якобы опознал? А время?
– В половине седьмого… Как раз подходит под убийство.
– Но тебя ведь там не было, нет?
Девушка подняла мокрое от слез лицо и изумленно встретила его серьезный взгляд.
– Как ты можешь… Конечно нет! Я спала, и у меня папа тогда ночевал! Он может подтвердить, что я никуда не уходила!
– Вот видишь! – Илья незаметно увлекал ее в сторону кафе. – Значит, у тебя алиби, и не беспокойся из-за пустяков. Соседка могла обознаться.
– Он почему-то ей верит… – пробормотала девушка. – А с нее станется такого про меня наговорить… Уже был опыт.
– Если она когда-то тебя оклеветала, можешь потребовать, чтобы этот факт учитывали, беря у нее показания. – Илья толкнул стеклянную дверь ка– фе. – Сейчас выпьешь, расслабишься. Главное – не позволяй взять себя на испуг, настаивай на своем – была дома, есть свидетель. Может, соседка вообще неадекватна.
Усевшись за столик, Маша молча позволила заказать себе вина и, понукаемая Ильей, так же молча и безропотно осушила бокал до дна. У нее разболелась голова, как всегда, после слез, она снова и снова прокручивала про себя разговор с Амелькиным, особенно его последнюю, самую странную часть.
Девушку поразило, что ее оправданиям следователь не придал никакого значения.
Выслушав Машу, Амелькин невозмутимо заявил, что свидетельство отца – это замечательно, но было бы лучше, если бы Маша нашла еще кого-нибудь.
– Кого-нибудь?! – воскликнула она, окончательно потеряв самообладание. – Между прочим, мне очень повезло, что в то утро вообще в квартире кто-то был, кроме меня! Последнее время я жила одна! Папа случайно накануне приехал!
– И очень кстати, – заметил следователь. – Но в вашей ситуации лучше иметь как можно больше свидетелей. Я ведь не могу так просто порвать показания Мерзляковой. Может, подружка у вас ночевала или приятель… Кстати, нашли вы тогда птичку?
Маше показалось, что Амелькин сходит с ума, однако тот, увидев ее недоумевающие глаза, тут же пояснил:
– Это мы Илью Эристави так называли, Птичкой. У него есть такая татуировка на руке… Встретились вы?
– Н-нет, – солгала девушка, припомнив наставления Ильи. – Я ему только позвонила, поблагодарила за помощь.
– А чем это он вам помог?
– Ну, вот хотя бы привез к вам… – Маша начала путаться и задвигалась на стуле. – Браслет ведь нашелся…
– Не знаю, в вашем случае лучше было бы пожертвовать этим браслетом и сидеть тихо, чем фигурировать в деле об убийстве, – резонно возразил Амелькин. – Помощь довольно сомнительная. Значит, Птичка на этот раз остался без червячка… Весьма благоразумно с вашей стороны! Знаете, если у человека один жизненный принцип – переспать со всеми женщинами подряд, ждать от него нечего…
…Припомнив последнюю фразу, Маша зажмурилась, будто от боли. Даже то, что сказал Амелькин на прощание, не произвело на нее такого неприятного впечатления. Провожая визитершу до двери, он снова любезно посоветовал поискать других свидетелей того, где она находилась утром десятого октября, на тот случай…
– Вдруг придется дать ход показаниям Мерзляковой, сами понимаете, единственный свидетель по делу об убийстве – он многого стоит! Надумаете что-нибудь, сразу звоните, телефон я вам написал, кажется? – И, растянув серые потрескавшиеся губы в ухмылке, добавил, грозя пальцем: – А то я сам вам позвоню!
На Машу это неуклюжее заигрывание произвело такое жуткое впечатление, что она даже не попрощалась, поспешив захлопнуть за собой дверь кабинета.
И сейчас, сжав ноющие виски ладонями, бессмысленно созерцая опустевший бокал, Маша спрашивала себя, как могло случиться, что она оказалась в столь нелепой и угрожающей ситуации. Она не сразу услышала вопрос, заданный Ильей, и повернула голову, только когда он повторил, повысив голос:
– Я поговорю с твоей соседкой, не переживай! Она сходит к Амелькину и извинится, скажет, что ошиблась. Такое бывает.
– Мне кажется, она извиняться не будет. – Маша обреченно качнула головой. – Не тот человек. Если она думает, что видела меня, ты ее не переубедишь.
– Ну, объясню кое-какие статьи уголовного кодекса. О даче ложных показаний, к примеру. Вставай, поедем!
Маша послушалась и даже позволила застегнуть на себе куртку, настолько вдруг обессилела. Разговор со следователем будто впустил в ее кровь некий яд, и тот, медленно действуя, постепенно разливался по всему телу. Она чувствовала себя больной и вцепилась в рукав Ильи, чтобы удержаться на ногах. Он пристально взглянул ей в лицо:
– Да я смотрю, тебе совсем пить нельзя. Ничего, в машине отдохнешь.
– Погоди. – Оказавшись на улице, девушка жадно вдохнула холодный воздух, ее мысли немного прояснились. – Если ты пойдешь к Татьяне Егоровне сам, она обязательно пожалуется Амелькину, и тот поймет, что я ему наврала. Я ведь сказала, что не общаюсь с тобой.
– А он спрашивал?
– Как бы мимоходом. Я все сказала, как ты велел. Не встречаюсь, не интересуюсь, видела один раз.
– Молодец.
Илья думал о чем-то своем и даже усевшись за руль, не сразу завел машину. Некоторое время он сидел молча, глядя прямо перед собой, но явно ничего не различая. Маша тоже притихла, отвернувшись к окну, нахохлившись и подняв воротник куртки. Она чувствовала страшную усталость и тревогу, граничившую с паникой. Хуже всего было то, что девушка начинала понимать – дистанция между нею и Ильей, которую она считала преодоленной, на самом деле еще существует, и груз несказанных слов становится все тяжелее. «Я не могу спросить его о самом глав– ном – о чем он сейчас молчит? Что у них там на самом деле вышло с этим следователем, почему он ушел из милиции и зачем маскировать нашу связь? Я его не спрашиваю, а сам он не говорит… И получается, я все еще ничего о нем не знаю!»
Они добрались до Машиного дома, когда совсем стемнело, и первым, на что обратила внимание девушка, выйдя из машины, были светящиеся окна собственной квартиры. Она криво улыбнулась: «Наверное, я должна быть благодарна, что кто-то присматривает. А вообще интересно! Когда я там – никого не заманишь, даже отец пропадал у Андрея. Нет меня – и всем сюда нужно!»
В былое время Маша впала бы в депрессию и занялась бы самоистязанием, но роман с Ильей изменил очень многое, и прежде всего – в ее отношении к самой себе. Она должна была признать, что, несмотря ни на какие сложности, эта связь подарила ей главное – ощущение собственной ценности и самодостаточности. Поэтому она лишь иронично заметила:
– Гляди, нас ждут. А что ты будешь делать, если встретишь Зою? Обыщешь ее?
– А потом она меня! – мотнул головой Илья, останавливаясь рядом и тоже вглядываясь в освещенные окна, задернутые занавесками. – Везде свет, там не один человек, наверное. Идем сперва к твоей глазастой соседке. Прямо интересно, как она решилась… Заметь, я даже не рассматриваю гипотезу, что она была права, а ты мне соврала!
– Что?!
– Да то, что мы должны сразу договориться, если хотим быть вместе. – Взяв Машу за плечо, мужчина развернул ее лицом к себе и серьезно взглянул ей в глаза. Он казался очень сосредоточенным и говорил почти сердито: – Я мало о тебе знаю, но я тебе доверяю. И принимаю твои слова как данное. Ты должна относиться ко мне также, если… думаешь, я не видел, с каким лицом ты прибежала от Амелькина? Что он тебе про меня наговорил?
– Он не…
– Я готов поклясться, он рассказал историю про то, как я украл у него документы из сейфа и продал их преступнику! – сквозь зубы процедил Илья, сжимая ее плечо так, что Маша даже сквозь куртку чувствовала каждый его палец. – Пришла от него и в глаза не смотришь, будто боишься!
– А что, эта история – неправда? – Девушка встретила его взгляд и содрогнулась, увидев бушующую в нем ледяную бурю. Казалось, она заглянула в окно, за которым мечется февральская непогода.
– Вранье, от начала до конца! Он сам спрятал папку!
– Как же ему удалось оклеветать тебя?! Почему ему поверили?
– Да потому, что за мной водились кое-какие грехи, а он был чист, как стекло, – как же, сама добродетель! И все факты так подвел, что виноватым оказался я!
