Ричард Паттерсон - Глаза ребёнка
Лицо девочки было мокрым от слез.
— Мне страшно, мамочка, страшно. Мамочка, пожалуйста, обними меня.
Терри сжала ее в объятиях.
— Что с тобой, душенька? Скажи мне, что мучает тебя во сне?
Уткнувшись ей в лицо, Елена молчала.
— Останься со мной, мамочка. Я боюсь одна.
Терри знала, что Елена ничего не скажет ей. Но даже если бы и сказала — что толку?
— Конечно, я останусь, — произнесла она. — Ведь я твоя мама, я никогда не брошу тебя.
Она произнесла это автоматически, не задумываясь. И вдруг вспомнила, что именно эти слова по ночам снова и снова повторяла ей мать, когда еще жив был Рамон Перальта. Она поняла, что сейчас произнесла их голосом своей матери.
И вот теперь она, Тереза Перальта, охраняет сон своей дочери, Елены. «Я вспомню, — пообещала она девочке, вглядываясь в ее спящее лицо. — Я все вспомню. И придет время, когда я, быть может, все пойму».
6
Придя утром на работу, Терри увидела, что за ее столом, придерживая плечом телефонную трубку, сидит Чарлз Монк.
Он сосредоточенно слушал своего телефонного собеседника, то и дело что-то записывая. Лишь на секунду оторвался, смерил Терри пристальным взглядом и вновь обратился к своему занятию, точно ее и не было в комнате.
Было тихо. Казалось, Монк настолько погрузился в себя, что Терри подчеркнуто аккуратно прикрыла за собой дверь, как будто боялась вспугнуть его мысль. У него за плечом она увидела фотографию Елены. Потом она заметила Денниса Линча, который задумчиво сидел у окна, держа в руках диктофон и наблюдая за кораблями Шестого флота ВМС США, бороздившими воды залива.
По-прежнему не обращая на Терри никакого внимания, Монк произнес в трубку несколько скупых слов, напомнив ей адвоката, которому время чрезвычайно дорого, чтобы расходовать его по мелочам. Терри успела лишь понять, что он говорил с банком.
Только положив трубку, Монк снова взглянул на нее.
— Извините, что занял ваше место. Прошу вас.
— Благодарю.
Поднявшись, Монк принялся изучать фотографию Елены.
— Когда сделали эту карточку?
— В прошлом году. К школе.
Монк повернулся к ней лицом.
— Должно быть, вашему мужу она была особенно дорога?
Терри не нашлась, что ответить. Помолчав, она сказала:
— У него была точно такая же. Если вас это интересует.
Монк промолчал. Затем он вышел из-за стола и сел. Линч поставил стул рядом с ним.
— У нас есть ряд вопросов к вам, — начал Монк.
Терри улыбнулась.
— А я-то надеялась, вы хотите вместе со мной послушать «Битлз», там, где они поют: «Пол умер».
— «Дорога в аббатство», кажется? — заметил Монк. — Мне не нравится эта вещь.
Линч включил диктофон.
Сделав привычное вступление, Монк отрывисто спросил:
— Приходилось ли вам угрожать Рикардо Ариасу убийством?
Терри вздрогнула от неожиданности.
— Разумеется, нет. Кто-то утверждает обратное?
Инспектор оставил ее вопрос без ответа.
— Вы ссорились из-за Елены?
— Да. — Она вдруг почувствовала приступ гнева, словно кто-то ввалился к ней в дом без приглашения. — Именно поэтому дело и находится в суде.
— Однако вы никогда не грозили убить его? Даже во время скандалов по поводу Елены?
Терри почувствовала, что начинает дрожать.
— Я не помню, чтобы когда-нибудь говорила такое, — размеренно произнесла она. — И не помню, чтобы подобные мысли вообще приходили мне в голову.
— Кристофер Паже угрожал когда-нибудь мистеру Ариасу?
— Я об этом не знаю.
— Говорил ли он, что желает смерти мистера Ариаса?
Последовала короткая пауза.
— Нет.
— Есть ли у вас основания полагать, что мистер Паже способен совершить акт насилия?
Терри сложила руки на груди и отчетливо произнесла:
— Ни разу я не встречала человека с таким самообладанием, как у Криса. Он всегда думает, прежде чем сделать что-то.
— Я спрашиваю вас не об этом. — Терпению Монка, казалось, нет предела; невозмутимо и методично он продолжал гнуть свое. — Мой вопрос — способен ли мистер Паже на насилие. Меня не интересует, что он при этом думает.
Терри бросило в краску. Она чувствовала, что пора положить этому конец.
— Крис не способен на убийство, — холодно произнесла она. — Даже в гневе.
Инспектор и глазом не повел.
— А вы?
— У меня и в мыслях такого никогда не было — даже во сне.
Не отрывая от нее глаз, Монк тихо спросил:
— Вам известно, где Кристофер Паже был в тот вечер?
— Да, — ровным голосом ответила Терри. — Он был дома.
— А откуда, скажите, вам это известно?
— Он сам сказал мне об этом, — проговорила Терри, глядя ему глаза.
Монк подался вперед.
— Но вы не можете утверждать, оставался ли он дома весь вечер, ведь так?
— Нет, если следовать формальной логике.
— Как он себя чувствовал на следующее утро?
«Прекрасно», — подумала Терри. Потом, хотя Монк не мог об этом знать, она вспомнила о распухшей руке.
— Нормально, — ответила она. — Он, правда, выглядел немного уставшим, как будто не выспался. Когда у человека недомогание, такое бывает.
— Кто из вас предложил поехать в Италию?
Терри почувствовала, что ей необходимо собраться с мыслями.
— Я бы выпила чашечку кофе, — сказала она. — Как вы на это смотрите?
— Нет, благодарю вас, — произнес Линч.
Монк, не спуская с нее глаз, молча покачал головой.
Терри встала. Подойдя к двери, она глубоко вздохнула. Ладони у нее были влажные от пота.
Вернувшись, она подошла к окну и, не обращая внимания на двух полицейских, устремила взгляд на залив.
От земли их отделяло более двадцати этажей; внизу под ними на теннисном корте две крохотные фигурки в белом гонялись за невидимым мячом. Зато было отчетливо видно, как стальные громадины кораблей Шестого флота, словно ножи, разрезают гладь залива; издали эта картина точно олицетворяла неотвратимость судьбы. Терри подсчитала: крейсер, линкор, два эсминца; ей вдруг показалось странным, что она прекрасно помнила день, когда Рамон Перальта учил ее различать корабли.
Ей было тогда восемь лет. Корабли Шестого флота вошли в залив, где должны были простоять неделю. Отец, который еще до рождения Терри четыре года прослужил на флоте, взял ее с собой. Роза и две сестры Терри остались дома. На ее памяти это был единственный раз, когда она была с отцом одна.
В тот день, солнечный и ясный, он был трезв. С холма они наблюдали за кораблями; отец держал ее ладошку в своей шершавой руке и объяснял ей, как называется и какие функции выполняет каждое судно. Она поняла: он гордился тем, что когда-то сам являлся частью этого флота; днем он повел ее на экскурсию, они ходили по мрачному стальному кокону эсминца, и когда Рамон показал, в какой каюте ему приходилось спать, Терри не стала говорить, как там тесно и неуютно. В тот момент ничто не имело значения, кроме непередаваемого ощущения, которое она испытала, находясь в стальной утробе корабля, кроме голоса отца, ставшего совсем другим. Она посмотрела на него и увидела его черные усы и под ними обращенную к ней белозубую улыбку, по которой можно было прочитать, что он рассчитывает на ее сопереживание и одобрение. В тот момент Терри поняла, почему мать полюбила этого человека.
Несколько недель ее согревало тепло того дня. Пока отец в очередной раз не избил ее мать.
Она отвернулась от окна.
— Вы когда-нибудь наблюдали, как корабли заходят в гавань? — спросила Терри. — Показывали детям?
Монк молча покачал головой.
— Напрасно, — сказала она и снова села напротив Монка.
— Чья это была идея? — повторил Монк. — Отправиться в Италию?
Терри попробовала кофе. Чашка в ее ладонях была маленьким очагом тепла.
— Мы решили это вместе. — Ее голос был тверд и спокоен. — Нам нужна была передышка.
Монк минуту помолчал.
— Кто составлял маршрут?
— Крис, — на мгновение замешкавшись, произнесла Терри.
— И он же покупал билеты до Милана?
— Да.
Монк наклонился к ней.
— Расскажите мне, когда вы первый раз попытались позвонить Рикардо Ариасу и не нашли его.
— В понедельник утром. В Сан-Франциско был вечер воскресенья.
— Вы сказали об этом мистеру Паже?
— Да, конечно.
— И что он сказал?
— Сказал, чтобы я попробовала еще раз. Что я и сделала. В понедельник вечером и еще раз во вторник утром и потом звонила на протяжении всего дня.
— В это время вы еще не знали, что Елена находится у вашей матери, верно?
«Я бы знала это наверняка только в одном случае — если бы сама убила его», — подумала Терри. А вслух произнесла:
— Я не знала, где она.
— Вам не приходила мысль о том, чтобы позвонить в школу?
