Юрий Волошин - Гладиатор
Он выглядел довольно молодо, всего лет на пять старше нее. Короткая стрижка открывала крутой упрямый лоб, середину которого прорезала глубокая морщина, контрастирующая с молодым в целом лицом. Прямой, слегка удлиненный, как принято говорить, римский нос. Тонкие, жесткие губы, вероятно часто сжимавшиеся очень плотно - об этом свидетельствовали характерные морщинки в уголках. Подбородок средний, не особенно массивный, но и не узкий, слегка заросший щетиной. Эта небритость не влияла на общее впечатление о мужчине, имевшем вид слегка запущенный, но в целом вполне интеллигентный и приличный.
Обычное лицо самого обыкновенного человека, ничем не выделяющегося из толпы москвичей. Что называется - без особых примет. Впрочем, особая примета была - глаза... Сейчас, не видя их, Надя подумала, что, если бы не глаза, она никогда бы и внимания на него не обратила. Лицо рядового московского инженера или тренера какой-нибудь детской спортивной школы (на мысль об этом наводила короткая стрижка). Но глаза меняли все.
Едва она подумала об этом, как сидящий напротив мужчина открыл глаза, и оказалось, что он смотрит прямо на нее. Смотрит напряженно, словно оценивая опасность, возможно, исходящую от нее. Вдруг он весь как-то напрягся и шевельнул рукой, засунутой в карман джинсовой куртки, а другой, свободно лежащей на сиденье, схватился за его край...
"Он меня испугался, - подумала Надя. - Надо же! Я могу быть опасной для мужчины? Ну разве что иногда, в постели..." Ей стало весело. Надя постаралась сдержать улыбку, невольно раздвинувшую губы, когда она представила сидящего напротив мужчину с собою в постели... И тот же полуиспуганный, полуугрожающий взгляд, только устремленный на нее сверху вниз... Улыбка не поддавалась сдерживанию, и Надя уткнулась в книгу, пряча ее.
Но стоило ей опустить глаза и мысленно вообразить себе взгляд незнакомца, как улыбка исчезла с ее лица без следа: Надя вспомнила, где и при каких обстоятельствах она видела подобный взгляд... Так смотрела на нее год назад мать - еще не окончательно увязшая в наркотиках и имевшая возможность остановиться, вернуться к нормальной жизни. Стоявшая на краю и знавшая, что она стоит на этом краю. Видевшая, что там, за краем... А там, за краем, была смерть.
Наде даже слишком хорошо был знаком этот взгляд, ей подолгу и внимательно приходилось смотреть в глаза матери, то осмысленно страдающие, то совершенно безумные, но всегда видящие одно - смерть, подошедшую вплотную. Как-то раз, с трудом оторвавшись от матери, Надя случайно увидела отражение своего лица в зеркале. И едва не разбила его: ее собственные глаза впитали то самое выражение - глаза, обращенные внутрь себя, похожие на черные дыры...
"Этот человек живет на самом краю, в одном шаге от смерти", - поняла Надя. И она не могла теперь его так просто отпустить, дать ему уйти, раствориться в потоке людей... В смерти заключалась для нее некая загадка. А этот человек понимал смерть - она ясно прочитала это в его взгляде.
Когда она вновь посмотрела на незнакомца, глаза его оказались опять полуприкрытыми. Но ей уже было ясно: он из того мира, где есть только жизнь и смерть, а еще - балансирование на их тонкой, едва ощутимой грани.
"Если он проснется после "Октябрьской" - увезу его в Химки, - решила Надя. - А если проснется раньше..." - эту мысль она додумать до конца не успела.
Он открыл глаза, когда вагон уже тормозил у "Октябрьской", - и будто вонзился ими в ее лицо.
- Вы проспите свою станцию, - сказала она в ответ на его пристальный взгляд.
- Нет, не сумею...
В этих коротких, ничего на первый взгляд не значащих фразах содержалось очень многое. Слишком многое, чтобы можно было сейчас вот так просто встать, отойти в сторону и забыть о существовании друг друга. По крайней мере, так казалось Наде... Она ясно услышала, что он просил о помощи. Может быть, сам того не осознавая. "Наверное, в его голове просто нет понятия о том, что можно просить у кого-то помощи, - подумала Надя. - Он и не знает такого слова. При нашей страшной жизни в этом нет ничего удивительного. Зато я знаю, что такое помощь..."
- Пойдемте, - сказала она. - Я помогу вам.
***
...Сделав матери укол и подождав, пока ее бормотание утихнет, Надя прошла в комнату, куда направила незнакомца. Он спал одетым на ее огромной кровати как был, в куртке, с засунутой в карман рукой... Кровать эта в свое время повидала много разного и диковинного, но в последние годы принимала на себя только одинокую Надю...
Надя бесцеремонно принялась раздевать незнакомца, не опасаясь его разбудить, а напротив, уверенная, что он не проснется. Вытащив его руку из кармана куртки, она обнаружила зажатый в ней пистолет и не сумела его забрать. Пистолет так и остался в его руке. В карманах куртки нашла еще пять пистолетов. Глаза ее при виде такого арсенала уважительно округлились... Надя раздела его полностью, резонно решив, что он давно уже был лишен подобного комфорта - спать обнаженным. Раздевшись сама, она прижалась к спящему всем телом, вдыхая запах мужского пота, табака и резкого одеколона. От этого запаха кружилась голова, хотелось закрыть глаза и вдыхать его еще и еще.
У нее не было никакого физиологического желания. Ей просто хотелось лежать рядом с этим человеком. Надя положила голову ему на плечо и тоже заснула. Спокойно и удовлетворенно.
Глава 4
У Крестного на всякий случай всегда был на примете или давно не работающий, заброшенный пионерский лагерь в окрестностях Москвы или опустевший Дом отдыха из тех подмосковных здравниц, что во множестве были выстроены в довоенные годы различными министерствами и ведомствами, а через шестьдесят семьдесят лет добросовестной службы оказались никому не нужными. Теперь они стояли безлюдными и потихоньку разрушались природными стихиями - солнцем, дождями, ветрами и морозами, а также облюбовавшими их бродягами...
В таких забытых Богом и людьми местах, среди остатков подмосковной цивилизации Крестный устраивал свои полигоны для придуманных им испытаний и "гладиаторских" игр.
Ничего нового он, собственно, не выдумал, поскольку со времен Римской империи не появилось ничего принципиально нового в области индивидуальных способов убийства человека человеком. Человеческая жестокость во все времена проявлялась в одних и тех же формах.
Люди всегда убивали друг друга, ставили на кон свои жизни и стремились забрать жизнь другого человека, как ставку в игре. В них глубоко укоренилось убеждение, что если они не будут убивать сами, то расстанутся со своей собственной жизнью. Таковы были и оставались правила игры.
Крестный учил выигрывать в этой игре. По его мнению, шанс выиграть имел лишь тот, кто убивал других быстрее, чем они могли убить его самого, кто убивал наверняка и, что важно, никогда не оставлял в живых недобитого врага, действуя по принципу: жалость, проявленная тобой к врагу, всегда убивает тебя самого.
Особенно любил Крестный заброшенные плавательные бассейны. В них очень удобно было проводить поединки "гладиаторов".
Абсолютно равные условия для соперников.
Отсутствие каких-либо вспомогательных приспособлений для убийства, заставляющее соперников рассчитывать только на свое тело в качестве единственного оружия. В исключительных случаях инструменты смерти для них определял сам Крестный.
Невозможность проявить слабость, струсить, убежать, отступить. Страх при прочих равных условиях мог означать только одно - смерть. Страх и смерть были синонимами на этих выложенных кафелем подмосковных аренах.
Это покажется странным, но для Крестного не последнее значение имел и эстетический момент. Белый кафель в красных пятнах, полосах и брызгах крови он воспринимал как своеобразную эстетику смерти. Здесь виделось ему что-то от морга, от операционной, а что-то и от скотобойни...
У плавательных бассейнов есть, наконец, еще одно достоинство: они напоминают римский театр, где зрители располагались над ареной на высоких трибунах.
Бои, которые устраивал Крестный, как и бои гладиаторов в Древнем Риме, представляли собой настоящие бенефисы смерти.
Он заставлял своих мальчиков убивать друг друга... А ведь они все были его воспитанниками, некоторых он знал годами, успел к ним привыкнуть и привязаться. К тому же в каждого из них он вкладывал деньги, и немалые. Обучение даже одного профессионального киллера стоит недешево, а тут сразу теряешь несколько.
Хотя здесь правильнее говорить не об обучении, а о воспитании. Крестный считал, что обучить можно и медведя: выдрессировать его, и он будет вести себя в точности как человек. Но воспитать из медведя человека невозможно. Сделать зверя человеком практически под силу только Господу Богу, а теоретически это отчасти удалось пока только Дарвину с его теорией происхождения видов.
Зато можно из человека воспитать зверя. Не обучить звериным повадкам и приемам, а именно воспитать...
