Юрий Волошин - Гладиатор
Иван пропустил тот момент, когда Пятый сделал что-то нелогичное, не вписывающееся в систему защиты, которую навязал ему Первый. Иван как раз в это время зевнул и потому не увидел, как вместо того, чтобы защититься от очередной угрозы Первого, Пятый просто пошел навстречу его движению. И вот тут-то Первый показал, что он, по сути дела, не готов к такому серьезному испытанию, как экзамен, устроенный Крестным... Вместо того чтобы воспользоваться якобы имевшим место просчетом в тактике противника и закончить поражающим приемом именно ту атаку, которую он только что начал, Первый по инерции "проскочил" дальше, не успел в ответ изменить свою уже давшую сбой тактику. Он, как полный идиот, остановил движение своих сдвоенных в этот момент рук к черепу противника, хотя тот был полностью открыт, и начал заход на новую атаку, которую запланировал заранее. Но в результате потерял инициативу, темп и из победителя, которым себя уже ощущал, превратился в неудачника, двоечника, провалившего экзамен...
Когда Иван закрыл зевающий рот и открыл прищуренные на мгновение глаза, он успел заметить на лице Пятого презрительную улыбку. Пятый улыбался и тогда, когда двинулся вслед за Первым, начавшим свою, по всей видимости, последнюю атаку... Она стала атакой на пустоту, потому что Пятый просто исчез из его поля зрения и, пользуясь своей относительной свободой, оказался за спиной у Первого, сам повернувшись спиной к нему. Иван недоумевал, глядя, как Пятый резко прогибается назад и неожиданно обхватывает своими огромными руками Первого за бедра и колени. Однако Пятый знал, что делает... Плотно схватив Первого, он начал резко выпрямляться, отрывая того от кафеля. Неизвестно, успел ли Первый сообразить, что сейчас произойдет, но он судорожно задергал руками и ногами, что, впрочем, не повлияло на эффективность приема, которым заканчивал бой Пятый. Первый мелькнул в высшей точке над головой Пятого... А затем тот резко согнулся вперед, одновременно немного присев, и с хрустом вогнал Первого черепом в кафельный пол...
Головы у Первого просто не стало.
Пятый стоял, широко раздвинув ноги, и придерживал обеими руками столбом стоящее тело Первого... Под ногами Пятого медленно расползалась кроваво-белесая масса. Он смотрел на Крестного. Тот кивнул - экзамен принят.
Пятый оттолкнул от себя тело Первого и пошел к лесенке, чтобы выбраться из бассейна. Тут только Иван заметил, как напряженно поднялся у Пятого член, раскачивающийся в такт шагам из стороны в сторону и разбрасывающий вправо и влево на кафельную плитку капли спермы... Поднявшись по лесенке на бортик бассейна, Пятый не сел на скамью, а, отойдя к стене, свалился на пол, уткнувшись лицом в угол.
Иван иронически посмотрел на Крестного:
- Это - пять?
- У меня зачетная система, - буркнул Крестный, несколько смущенный необычным состоянием победителя...
- Хорошо, что в Москве нельзя голышом работать. А то он бы полгорода разнес своим шлагбаумом... Это же надо так сподобиться - каждый раз спускать в штаны!..
Крестный промолчал.
В поединке второй пары, вызванной Крестным, легкий и подвижный Третий быстро и красиво победил массивного, но неповоротливого Девятого...
Это было похоже на поединок носорога с леопардом.
"Леопард" минуты три кружил вокруг тупо реагирующего и медлительно поворачивающегося в его сторону "носорога", выбирая момент для нападения, а потом просто запрыгнул к нему на плечи и перегрыз глотку. Причем Третий сделал это в буквальном смысле слова: зубами разодрал Девятому сонную артерию...
Остальные три пары практически не привлекли внимания Ивана, противники в них были почти равными по силе, и побеждал один из них только благодаря ошибке другого, а не в результате своих активных действий.
***
Иван уже не смотрел на них, перед его глазами всплывали картины его собственных гладиаторских боев, которые ему в Чечне приходилось порой вести каждый день, - когда он попал в плен и его чеченский хозяин сделал из него бойца, непобедимого Чеченского волка. В Чечне это не было тренировкой, как у Крестного, или забавой, как в Древнем Риме, это был бизнес, способ зарабатывания денег. Ставки на бойцов доходили до тысяч долларов, и кое-кому из чеченцев удалось хорошо подняться на гладиаторских боях. Правда, разорившихся на них же гораздо больше.
У Ивана был тогда выбор - отказаться и умереть мучительной смертью или стать гладиатором. Смерть, пусть даже мучительная, ему была не страшна, но он не мог принять бессмысленности этой смерти. Иван видел, что чеченцы делали с теми, кого им не удавалось сломить. Кресты с распятыми на них русскими солдатами не были редкостью в чеченских аулах. Окровавленные куски мяса, прибитые к ним, были еще живы. Как только распятый умирал на кресте, чеченцы тут же снимали его и бросали труп на скотомогильник, где веками догнивали кости лошадей, быков и прочей домашней падали, в том числе и умерших рабов.
Кресты с мертвыми солдатами были, конечно, страшны, но кресты с еще живыми были намного страшнее. Иван помнил, как его привели к одному из крестов и посадили перед ним, чтобы он смотрел на человека, умиравшего на кресте. Мухи роились на его теле, временами покрывая лицо сплошной копошащейся зеленой массой, временами взлетая, вспугнутые порывом ветра. Тогда Иван видел взгляд умирающего на кресте солдата. И ему казалось, что страдает он не столько от боли, сколько от того, что не понимает, почему он здесь оказался. Во взгляде читалась не боль, а вопрос страдающей души - за что? Душа, готовясь подняться в небо, пыталась осознать свои грехи и не могла этого сделать.
Чеченские пацаны со злобным смехом бросали в распятого камнями, стараясь не попасть в голову, чтобы случайно не убить раньше времени. Солдат должен был умереть сам - от осознания бессмысленности своей смерти. Ни один чеченец, пусть даже самый маленький пацан, не должен был проявлять к русскому милосердия, убивая его тело и тем самым избавляя от мучений его душу.
Иван понял тогда, сидя перед крестом, что не отпустит свою душу в небо, что не пойдет на крест. Нет, он не испугался, страх перед смертью он потерял гораздо раньше, видя ее постоянно перед глазами и привыкнув к ее облику. Просто он понял, что крест - это тупик, поражение. И решил не сдаваться. Выход у него был только один - стать гладиатором и убивать всех, кто будет стоять на его пути к следующей секунде жизни.
Первые бои были самыми трудными. Душа еще рвалась из него, не в силах принять убийства, например, друга, которого необходимо было убить, иначе тот убил бы тебя. Иван давил ее и душил в себе, не давая ей толкнуть себя на безрассудную смерть, чтобы только облегчить ее страдания. Он смотрел на свою душу как бы со стороны и видел, как она с каждым проведенным им боем слабела и затихала... И переставала его мучить.
Труднее всего оказалось побеждать не сильных, а слабых. В борьбе с сильным соперником возникала злость, которая и вела Ивана к победе. Слабые провоцировали его на жалость. Бой с таким противником был не борьбой, не состязанием, это было уничтожение.
В третьем бою его поставили против какого-то сопливого мальчишки, довольно внушительного телом, но сдавшегося, раздавленного страхом смерти. Выйдя на арену в круг костров и сидящих между ними зрителей, Иван оглядывался и впрямь, как затравленный волк в кругу красных флажков. Тогда он еще не отказался от надежды вырваться из этого круга бородатых чеченских лиц, на которых было одно и то же выражение - ожидание его смерти или смерти его противника. Их привел сюда не только азарт крупного выигрыша, но и азарт смерти, эмоционального ее переживания тоже читался в их возбужденных глазах.
Обведя глазами круг импровизированной арены, Иван вновь понял, что надежда вырваться отсюда - всего лишь иллюзия. Большинство зрителей, если не все поголовно, были вооружены. Любое движение Ивана за пределы круга зрителей было бы встречено выстрелами. Получить свободу можно было, только умерев.
Иван остановил взгляд на своем противнике. Тот застыл в напряженной позе готовности к бою, но Иван ясно видел лихорадочный блеск страха в его глазах. Иван понял, что парень парализован страхом. Страхом перед ним, Иваном, который сейчас олицетворял его смерть. Иван почувствовал себя удавом, стоящим перед кроликом. Ощущение было мерзкое, его хотелось сбросить с себя, но никак не удавалось. Оно прилипло к Ивану, словно его собственная кожа.
Парень был на голову выше Ивана, - гора накачанных мускулов, способных разогнать кулак до скорости гоночного автомобиля. Он мог бы быть очень серьезным противником, если судить только по его внешнему виду. Чеченец, взявший его в плен, гордился своим трофеем и не хотел его даже никому продавать, хотя ему предлагали довольно большие деньги. Он надеялся крупно на нем заработать. Конечно, он и предположить не мог, как ошибся!
Иван смотрелся рядом с ним очень скромно. Его мускулы не отличались подчеркнутым объемом, но скоростью мускульной реакции он мог бы соперничать с любым профессиональным боксером. А отточенные за время бесконечных тренировок в спецлагере движения и набитые до металлической твердости мышцы ладони делали его руки страшным оружием в рукопашном бою. Тело Ивана было, по сути, эффективной, высокопроизводительной машиной убийства, замаскированной обычной, не бросающейся в глаза внешностью. Убойную силу придавала этой машине зажатая в тиски его собственной волей душа, отказывающаяся принимать страдание.
