Галина Романова - Зеленые глаза викинга
Ну и что, что Леночка ребенок! И что с того, что она ни в чем не виновата? Виноват ее отец, и он должен ответить, он должен провести остаток жизни в муках.
Она так хочет...
Марину, эту жирную глупую корову, подававшую орудия убийства оперирующему хирургу во время той самой операции, когда умер Игорек, не посадили! Ее даже никто подозревать не стал! Была какая-то шумиха в газетах о следователе, которого застали на месте преступления. Потом коротенькая заметка о другом подозреваемом, будто бы заинтересованном в мести тому самому следователю. А после желтая пресса замолчала вовсе.
Марина исправно ходила к покойному мужу на кладбище. Страдала, худела, угасала, но была на свободе, черт побери!!! И она была жива!!!
С этим надо было что-то делать! Этого никак нельзя было допускать! Она не может приступить к осуществлению второго своего плана, пока первый не доведен до конца.
Жирной точки пока нет! А она должна быть поставлена...
Глава 17
Утром смог от лесных пожаров пробрался сквозь плотно закрытые двери и окна, сквозь все щели в доме, принялся щекотать в носу, першить в горле.
Марина откинула простыню, подняла с подушки отяжелевшую голову.
Нет, так невозможно. Ни спать, ни дышать. Надо выпить воды или морса, который они с Верой Ивановной всегда заготавливали с вечера и студили в погребе. Готовили помногу, литров по пять, будто было кому его пить.
Миши нет. Гостей со дня его смерти они не принимали. Да они и не спешили к ним. Кому охота наполнять чужой печалью свою жизнь? Хорошо еще Дашка вчера со своим Баскаковым пожаловала, выхлебали почти половину, пока сидели все за круглым плетеным столом и строили догадки.
Вспомнив, как они вчера прощались с подругой, Марина впервые за много дней улыбнулась. Хорошо улыбнулась, тепло и с облегчением.
Наконец-то все схлынуло и с нее, и с Даши. Наконец-то! Подозревали друг друга, ненавидели, обижались, дулись и все ждали, когда же кто-то из них сделает первый шаг к примирению.
Нет, Даша, конечно, старалась. В интересах следствия или из-за Марины, но Даша старалась. И звонила, и приезжала. И что-то делать пыталась, игнорируя следователя, которому было поручено это дело.
Марине было тяжело. Ей было почти невозможно ее видеть. В ушах так и звенели ее слова: а ты убей его, если изменить ничего не можешь. Убей его...
И потом ее находят рядом с трупом Миши с пистолетом в руках! Что тут можно было подумать, что? Марина и подумала то же, что и следователи, заключившие Дашу под стражу.
Потом все быстро менялось, обрастало новыми подробностями, новыми заверениями, но боль в душе все равно оставалась.
Как она могла?! Как могла, даже во имя счастья подруги, убить человека?! А у нее она спросила: хочет она или нет избавления от потаскуна Мишки?!
Марина почему-то до последнего думала, что это Даша его убила. Освободили почему? Да, коллеги и все такое. Вытащили просто из каких-то своих соображений. В месть со стороны Баскакова, в чем однажды пытался убедить Марину следователь, она не верила.
Не станет такой человек, как Баскаков, распыляться на подобное. И подставлять себя с убийством не будет. Да и кто такой Миша Лихой, чтобы стать орудием мести в руках у Баскакова? Хотя, может, оборвав ничего не стоящую, по его мнению, жизнь, тот ничем не рисковал…
Все перепуталось в голове Марины за эти последние дни.
А почему Даша отрицает все?
Что скрыла от Марины? Что ей известно?
Застала или нет Мишу живым, о чем они говорили?
Почему погиб почти следом ее Витя?
Есть ли какая-то связь между их смертями?
А может, Витя был знаком с Мишей и сумел втянуть его во что-то нехорошее, оттого тот и погиб?
Какие только мысли не бродили в ее голове, о чем только не передумалось. Обо всем! Обо всем, кроме одного...
Она ни разу не вспомнила про Мишину любовницу, ни разу! Она просто вычеркнула ее из своей памяти раз и навсегда. А зачем было вспоминать о ней? Зачем? Чтобы сделать себе побольнее? Ей и так предостаточно. Ну была какая-то женщина, крутилась у них под ногами. Ну не видел ее никто, кроме Марины и Миши, и что с того? Существовать-то она от этого не перестала. И по-прежнему где-то живет, дышит, строит планы на жизнь, крутит кому-то голову…
Мише насладиться ее прелестями не пришлось в достаточной мере, его теперь нет. Как нет и грязных воспоминаний. Они ей ни к чему.
Ни разу Марина не вспомнила о ней. Ни разу! А вчера Даша заставила. Чуть было в город не потащила ее составлять фоторобот. Хорошо Баскаков вступился.
– Даш, так дело-то к полуночи, – похлопал он ее по плечу. – Завтра день будет. Составите вы этот фоторобот. Пройдетесь по возможным адресам. Я свою охрану могу подключить...
– Ну, уж нет! – дернулась Даша, будто ее по спине кнутом кто огрел. – Помню я твоих работничков! До сих пор голова побаливает.
– Да, Дашка, – вступил Василий Леонидович в разговор. – Ты смотри какую деятельность развернула! Твои коллеги так бы и топтались на одном месте и дергали бы Мишиных родственников по очереди, а ну как кто-нибудь из них подойдет на роль его убийцы... Нет, Дашка, ты молодец. Ешь пирог, говорю, к утру зачерствеет...
Марина глянула на часы. Половина четвертого утра.
Сегодня они с Дашей и ее помощником собрались к ним в отдел составлять фоторобот. Даша уже созвонилась с бывшим начальником. Тот попенял ей за поздний звонок, но потом похвалил, сказал, что такого сотрудника потерял, начал что-то такое намекать на ее возвращение.
Но Баскаков тут же ладони крестом схлестнул и головой затряс:
– Никаких гвоздей, Дарь Дмитриевна! Не вернешься туда ни за что!
– А что же я стану делать? На твоих грядках петуньи разводить? – усмехнулась она. – Я без дела не могу.
– Вот и... И куплю тебе детективное агентство. Мы уже с твоим помощником договорились.
– О как! – фыркнула она.
– Он сказал, что ты хочешь.
– А еще чего я хочу, он не сказал? – препиралась Даша.
Марина, почувствовав, что подруга начала заводиться, вдруг вставила:
– А сейчас мы все просто хотим спать. Давайте расходиться, завтра тяжелый день.
Даша с Баскаковым уехали. Вера Ивановна с Мариной убрали со стола. Василий Леонидович еще долго сидел за пустым столом в темноте. А когда вернулся в дом, то Марина, столкнувшись с ним в коридоре, заметила, что тот снова плакал.
– Так-то, невестушка... – пробормотал он, проходя мимо нее и почти ее не видя. – Так-то... Получается, сынок мой жизни лишился из-за того, что кто-то умер во время операции. Что кто-то вовремя не обратился к врачу. Что кто-то просто взял и заболел в один несчастный для него день.
– Да погодите вы, Василий Леонидович, это всего лишь версия. Одна из версий.
– Нет, Марина, нет. Дашка все так рассказала... Все так объяснила... Я теперь почти не сомневаюсь, что гадина та не просто так возле Мишки крутилась. С целью все было, с одной-единственной целью... Как вот только они заставят ее сознаться?! Это же... Это же недоказуемо, Марина! Никто, кроме тебя, ее не видел, никто! Доктор твой в темноте мало кого мог увидеть! Старуху тоже ни один прокурор не послушает. А тебя... Тебя вон уже саму обвинить пытаются. Как же гадину эту призвать к ответу, как?!
– Будем пытаться, Василий Леонидович, – невнятно проговорила Марина и поспешила поскорее уйти.
Но слышала, как старик, поднимаясь к себе, цепляется за скрипучие перила и горестно ворчит:
– Как представлю себе, что она станет жить дальше. Что будет ездить на своей машине, жрать, спать, любить кого-то... Мне самому хоть в могилу следом за Мишкой!
Умереть следом за Мишей Марине тоже хотелось. И даже знала, как это сделать тихо и безболезненно. Она же медик. Старики остановили. Понимание их. Забота.
– Мариночка, ты не удумай ничего, – сказала как-то вечером перед сном ей Вера Ивановна. – У нас ведь никого, кроме тебя, не осталось.
– У вас же есть родственники, – напомнила ей тогда Марина сквозь слезы. – Они поддержат.
– У нас не осталось никого, кому бы хотелось говорить и вспоминать о Мишеньке бесконечно.
И она осталась. Осталась жить, осталась с ними. И они вспоминали и говорили о Мише бесконечно. С кладбища уходили только для того, чтобы спать дома, прибрать в доме и покормить Василия Леонидовича.
Больше никаких целей в их жизни не было.
Теперь вот она появилась!
Марина со вздохом открыла дверь из комнаты в коридор, сощурилась, тут же закашлялась. Дымом был полон весь дом. Что же на улице? А погреб за углом дома в сиреневых кустах. Туда они убрали оставшийся с вечера морс, в холодильнике места не было. Все было заставлено едой, которую они с Верой Ивановной готовили и которую никто почти не ел.
На улице плотной туманной пеленой колыхался дым, но дышать все равно было чуть легче, чем в доме. Тут еще потянуло ветерком, и, кажется, стало светлее.
Марина, как была, босиком в ночной рубашке, спустилась со ступенек и пошла по сухой, выжженной за месяц траве в сторону погреба. Благополучно дошла до угла дома, свернула. Добралась до погреба. Сняла вдетый в петлю замок. Потянула дверь на себя. И тут вдруг…
