Фредерик Тристан - Загадка Ватикана
— Господи, как я могу ответить вам утвердительно, не нарушив обычая не говорить плохо о покойниках? Весьма вероятно, что отец Штреб покончил с собой, и если это подтвердится, будет настоящий скандал.
— А если это было не самоубийство?
— Господи! Вы намекаете, что его отравили?
— Ваше Высокопреосвященство, — заговорил Сальва после паузы, во время которой он внимательно наблюдал за своим собеседником. — Я должен сообщить вам или подтвердить, что отец Штреб имел подозрительные политические связи.
Кардинал Катальди воспринял эту новость без удивления, но был явно взволнован. С самого начала аудиенции его левая рука играла нагрудным крестом, а правой он что-то машинально рисовал на листе бумаги. После минутного размышления он сказал, посмотрев на Сальва понимающим взглядом:
— Он очень изменился, после того как побывал в Польше.
— Вы что-то подозревали?
— Ничего конкретного. Назовем это смутной интуицией. Видите ли, профессор, вот уже в течение месяца отец Штреб стал очень интересоваться перемещениями Его Святейшества папы, что не входило в круг его обязанностей, так же, впрочем, как и моих. Однако дружба, которой удостаивает меня Святейший Отец, позволяла мне всегда быть осведомленным о его планах. Он даже часто советовался со мной по поводу той или иной поездки. Так вот, отец Штреб во время наших бесед пытался выспросить, что мне об этом известно, и эта упорная настойчивость сначала навела меня на мысль, что он передавал информацию в газеты, которые всегда охотятся за неофициальными сведениями, не так ли? Но после его загадочной кончины я, должен признаться, пришел к иному выводу. А не работал ли он на какое-нибудь иностранное ведомство?
— Вы проницательны, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Сальва. — Но не случилось ли так, что вы невзначай обронили какие-нибудь сведения, которые попытаются использовать противники либерализации Востока?
— Чтобы навредить Его Святейшеству, не так ли? — спросил кардинал хриплым голосом. — Да, мое предчувствие оказалось верным. Этого отца Штреба рекомендовали мне люди, которым я не должен был доверять. И я понимаю, конечно, почему Москва руками польских коммунистов желала бы скомпрометировать деятельность папы, но как церковнослужители могли содействовать реализации этих ужасных планов?
— Некоторые из них убеждены, что польская церковь все потеряет с ослаблением коммунистического режима. Над этим стоило бы поразмыслить. Эти представители духовенства считают, что интерес к Церкви, к религии — это в какой-то мере протест против марксистской идеологии, а также убежище, в котором можно спрятаться от трудностей будничного существования. Наблюдатели называют это объективным альянсом Церкви и коммунизма. Странная парочка, не так ли?
Кардинал Катальди покачал головой и глубоко вздохнул.
— Польская церковь никогда не чувствовала недостатка в интегристах, эти люди не знают чувства меры. Ими руководят иррациональные страсти. Конечно, они горды, что один из них сидит на троне святого Петра, но в то же время они обвиняют его в чрезмерном потакании западной мягкотелости. Мне это кажется странным, поскольку я хорошо знаю доктринальную непреклонность папы. Но что я могу сделать? И чем могу быть вам полезен?
— Какими будут ближайшие перемещения папы? — спросил Сальва.
— За его перемещениями сложно проследить, например, он почти каждый день посещает тот или иной собор, когда находится в Риме. Что касается дальних путешествий, то, пресса об этом уже сообщила, он скоро отправится на неделю в Латинскую Америку, потом на три недели в Женеву… Папа собирается также вновь посетить Польшу, но дата этого визита еще не определена. Вы легко можете получить все эти сведения в канцелярии.
— Нет ли среди всех этих передвижений чего-то необычного?
Кардинал задумался на минуту, потом, улыбнувшись, сказал:
— Я могу вам доверять, не так ли? Это должно храниться в строжайшей тайне. Иоанн Павел II должен встретиться в частной обстановке с верховным раввином Рима. Эта встреча состоится в доме князя Ринальди да Понте в ближайшую среду в третьем часу дня. Я буду сопровождать его с огромным удовольствием. Мне всегда казалось, что Церковь длительное время была несправедлива к евреям, а ведь они в плане веры были нашими предками. Иисус был еврей. Наша святая Богоматерь была еврейкой. Все апостолы были евреями. Святой Павел был еврей. Через них мы также можем считать себя евреями. Так сказать, приемными детьми евреев.
— Отец Штреб знал об этой встрече? — спросил Сальва.
— Это он отпечатал на машинке письмо князю, в котором указывалось окончательное время встречи.
Услышав это тревожное известие, гости наконец сочли возможным попрощаться и возвратились в зал святого Пия V, где их ожидал Базофон.
Адриан подумал: «Может ли тьма раствориться в свете?» Потом некоторое время вспоминал, где он мог слышать эту фамилию — Ринальди да Понте. Конечно, это же фамилия Изианы?
Глава восемнадцатая
Проснувшись, юноша увидел, что прекрасная эфиопка исчезла. Попугай сидел на шкафу и с высоты поливал его бранью.
— Лодырь! Поднимайся! Женщины — это исчадия тьмы. Ты и так потерял уйму времени с этой погребальной тряпкой. Так надо было тебе терять его еще и с этой девкой? Я тебя нанял с условием, что ты будешь сопровождать меня до самого Понта Эвксинского. Отправляйся! Нам нужно еще отыскать колдуна Симона, чтобы он вернул мое человеческое естество.
Базофон даже не сразу понял, кто с ним разговаривает. Он уже не знал в точности, что относилось к его вчерашним любовным играм, а что — к тревожным снам. Он поднялся с трудом и, когда стал на ноги, чуть было не потерял равновесие. Он слишком много выпил на пиру, где праздновали его победу. Однако когда он умыл лицо, к нему сразу вернулось присутствие духа, а вместе с ним — и все его мужество.
— А знаешь, — сказал он попугаю, — ты прав. Мы оставим Эдессу сегодня же утром. Царь возвращен на престол. Наместник потерял не только зрение, но и рассудок. Святой Образ опять выставлен в часовне со шпилем. И однако же, я недоволен. Ты видел, как вели себя верующие Антиохии? Их трусость позорит Того, кого они будто бы любят и кому поклоняются. Эти трусы недостойны Благой Вести.
— Оставь, — сказал ему попугай. — Ты бы лучше позаботился о себе самом. Твои сказки о воскресшем из гроба интересны только любителям мистерий. В Египте я знал около дюжины сект, которые проповедуют легенду об Озирисе. Другие украшают миф об Адонисе мишурой, завезенной из Персии. А что потом? Так или иначе, мы умрем.
— Мы воскреснем в Судный день.
— А настанет ли он, этот Судный день? А если и настанет, будет ли кому на нем присутствовать?
Базофон рассердился. Какого черта ввязался он в спор с этой самоуверенной птицей? Он вышел из комнаты и оказался во дворе, где его ждал осел.
— А ты что мне скажешь? — спросил Базофон.
— Я восхищался твоими подвигами и теперь готов уверовать в Христа, — отвечал римлянин.
— Дорогой Брут, не могу же я окрестить осла! И, правду говоря, я не знаю, как вернуть тебе твой человеческий облик. Ибо не может быть и речи о том, чтобы мы вернулись к колдуну Симону.
— Послушай, — сказал осел. — Я верю, что крещение вернет мне мой настоящий вид, но, если надо, я останусь в этой шкуре до тех пор, пока моя душа не очистится, чтобы стать достойной приобщения к святым тайнам.
— Вот такая вера мне нравится! — воскликнул сын Сабинеллы. — Конечно, плохо, что ты животное, но такие животные лучше многих людей.
И он подвел римлянина к небольшому фонтану, который бил посреди двора. Он набрал воды в пригоршню и вылил ее на голову осла во имя Святой Троицы. И в тот же миг совершилось чудо. Животное превратилось в человека — и он был гораздо моложе, чем бывший Брут. Конечно, многие невежды могут не поверить, что такое событие на самом деле произошло. Однако это было первое чудо святого Сильвестра, и так оно описано в «Житиях самых знаменитых святых угодников», и таким образом это вопрос веры в истину, относительно которой не может быть никакого сомнения.
Брут бросился к ногам Базофона и сказал ему:
— Я почитаю того, кто будет светочем Фессалии.
Сильвестр поднял его и дал ему поцелуй мира, после чего попросил готовиться к отъезду. Но попугай, наблюдавший из окна за сценой крещения, бросился к нему.
— Как? А меня? Я ведь видел, что ты сделал с ослом. Наверное, вода из этого фонтана волшебная?
— Чудо сотворила не вода, а моя вера в нашего Спасителя, — сказал Брут.
— Какой вздор! — воскликнул Гермоген.
И он бросился в фонтан, чтобы искупаться в нем, но, естественно, остался птицей. Тогда он обернулся к Базофону и сказал ему:
